Так, ладно, нравоучительные беседы мы могли продолжить в другой раз. Пытаясь хоть как-то скрыть свое состояние, единственное вразумительное, что я смог сказать:
– Будьте добры, поправьте вашу форму. Всей больнице не обязательно знать, что вы носите красное кружевное белье.
Я вышел из аудитории и понял: я пропал. Изгибы фигуры Лиз стояли у меня перед глазами, смелость, дерзость и харизма пьянили. Мне надо было привести мысли в порядок, поэтому я пошел к палату к той, кто всегда был рад мне – к Элли, девочке, которой, по наилучшим прогнозам, оставалось жить два месяца.
Глава 5. Лиззи
Сентябрь
Первые несколько недель на новой работе пролетели незаметно. Обходы, назначения, консультации, подготовка к операциям, рецепты – Джоан помогала мне адаптироваться к местным особенностям.
Удивительно приятно было ее наставничество.
– Лиз, тебе необходимо подписать эти документы.
– Обрати внимание, как заполняются истории болезней, и что передается в страховую.
– Не забудь пообедать.
Джоан рассказала, как работала вместе моим отцом, как он помогал ей проводить операцию на открытом сердце молодого человека в самом начале карьеры. А потом этот молодой человек пришел в больницу с огромным букетом и кольцом. Джоан только вышла из операционной, едва успев снять залитый кровью халат, а тут он, стоит на одном колене перед дверями и просит принять его предложение – сердце, которое она спасла.
– Уже больше 30 лет прошло, а я помню этот день как вчера. Он продолжает баловать меня свежими букетами по утрам.
Мне было приятно проводить с ней время, моя наставница рассказывала об устройстве больницы, сложных клинических случаях, получении финансирования – всем тем, чем были заняты ее менеджерские будни. Иногда я замечала, как она приходит в смотровую и подолгу наблюдает за операциями.
Джоан имела привычку раз в неделю принимать участие в обходе пациентов вместе с врачами, она болтала с ребятами, доставала из бездонных карманов халата безделушки и дарила их малышам.
Дети чувствовали фундаментальность Джоан, ее степенность и внимательность, и каждый раз замирали, когда она входила в палату. А новички после обхода обычно спрашивали, кто эта седовласая женщина? Одна девчушка лет 5, чей выбритый висок рассекал ярко-розовый шрам предположила вслух:
– Я думаю, что что это жена Санта Клауса.
Я улыбнулась и заметила, дети согласно закивали и согласились с ней.
Я наслаждалась работой. Безусловно, в Ориндже я совершенно отвыкла от специфики приема и консультаций малышей. Там была общая практика, которой мы учились на первых курсах. Опыта моей работы было достаточно, чтобы вести прием и взрослых, и детей, но, все же, нейрохирургия была совершенно иным профилем.
Как-то вечером после особо трудного дня Джоан пригласила меня прогуляться по Центральному парку. Мы шли по освещенным дорожкам и обсуждали, как я устроилась в городе.
– Знаешь, я заметила сегодня, что ты пытаешься скрыть красноту глаз. Что случилось?
– Я следила за сегодняшней операцией… – слова застряли у меня в горле и Джоан понимающе кивнула.
Кайл (то есть Доктор Мэтьюс) пытался спасти 8-месячного малыша – он поступил несколько дней назад с опухолью, которая разрослась настолько, что малыш почти ослеп. Три часа команда лучших специалистов боролась за его жизнь. Три часа мы следили за каждым движением хирургов, анестезиологов, медсестер. Кайл был великолепен: несмотря на то, что он даже не смотрел на меня после нашего «знакомства», я не могла не признать – он виртуоз. Но порой даже самые крутые люди бессильны. В этот раз болезнь победила.
– Я поняла, что самое страшное чувство для меня – это тишина приборов. Пока был слышен писк кардиомонитора, оставалась надежда. А потом…
Я вспомнила этот звериный рев Кайла – он сорвал с себя хирургическую шапочку, бросил ее на пол и вышел из операционной, бросив ассистенту: «закончи».
– Да, Лиз. Порой болезнь оказывается сильнее. Это надо научиться принимать.
Джоан смотрела перед собой и, сделав глубокий вздох, сказала:
– Самое страшное для родителей, потерять своего ребенка. Я пыталась пережить это и знаешь, твой папа, с которым мы тогда работали в одном отделении, очень мне помог. В один из дней, когда я просто не могла встать с постели, он привел меня в эту больницу, попросил разрешение у заведующего отделением провести пару часов с пациентами. Мы сидели в общем зале, читали книги. Ребята слушали нас, задавали вопросы, смеялись. Кто-то уже пережил операцию, кто-то только ждал, когда попадет на стол к хирургу. Они жили одним днем, и были рады каждой капельке тепла и внимания, которые им могли подарить взрослые. Тогда я поняла, что мой долг – помогать таким детям.
Джоан замолчала ненадолго, а потом продолжила:
– В тот день провела с детьми почти 10 часов, вернулась домой и бесконечно долго рыдала на плече супруга. Говорила о той боли, которая разрывала меня изнутри, несправедливости, безысходности, а успокоившись, спросила у него – позволит ли он сменить мне специализацию и пойти работать в нейрохирургию.
Он тогда сказал мне: «Бог привел тебя к этому решению сложными путями. Ты должна следовать зову сердца!».
На следующий день я написала заявление о переводе. За эти годы я видела много трагедий, но побед, спасений и счастливых исходов было значительно больше.
Я внимательно слушала ее.
– Приди домой, набери ванну, расслабься, поплачь и смой с себя этот день. В жизни много несправедливости, но ты одна из тех, кто может и должен с ней бороться.
Мы еще немного прогулялись пешком, обсуждая планы. Джоан предложила выйти из парка и, пройдя несколько кварталов, мы остановились у цветочного магазина.
– Подожди минутку.
Джоан вошла в лавку и спустя пару минут вернулась с несуразным фикусом в ярком горшке.
– Я не поздравила тебя с новосельем. Пусть это будет мой подарок и напоминание тебе об этом дне.
Я поблагодарила босса, после чего мы разошлись – я поспешила домой, чтобы найти место моему новому сожителю.
Стоит ли говорить, что лютым кошмаром для меня было предстоящее первое занятие с моим куратором?
За месяц работы я встречалась с Кайлом только в коридоре и комнате отдыха. Он всячески игнорировал меня и делал вид, что я – пустое место.
При этом я следила за его работой. Была почти на всех операциях, читала документацию. Может как человек он был отвратителен, но как профессионал – ему не было равных. Точное удаление опухолей, красивые и ровные швы. Во время обхода я как-то разговорилась с одной его пациенткой, девочкой 12 лет. Она показалась мне не по годам взрослой.
– Доктор Мэтьюс замечательный! – сказала мне она, когда мы с медсестрой обрабатывали шов после операции. – Я вырасту и буду благодарить его за то, как идеально он выполнил шов. Модная укладка и его совершенно не будет видно!
Мы с медсестрой подтвердили ее слова, стараясь максимально безболезненно удалить швы.
Да, доктор Мэтьюс отличался ювелирной работой. Когда я смотрела за тем, как он виртуозно работает скальпелем, моя память подкидывала картины его нежных и напористых рук на моей коже. Мне стоило огромных усилий отгонять от себя эти мысли, но возбуждение растекалось по венам, когда я видела Кайла в деле.
День Х настал, в указанное в плане консультаций время я стояла у его кабинета. Три удара в дверь, короткое «войдите». Я выдохнула, нажала на ручку и сделала шаг, как мне показалось – в бездну.
– Добрый день мисс Коннорс. Вы вовремя.
Фраза прозвучала как упрек. Я сделала вдох: «спокойно, Лиззи!».
– Добрый день доктор Мэтьюс.
– Присаживайтесь.
Он указал рукой на стул.
– Я ознакомился с вашими документами, внимательно прочитал рекомендации от коллегии нейрохирургов. Вам необходимо провести операцию по удалению злокачественной опухоли у ребенка до 5 лет.
Я кивнула.
– Два месяца назад к нам обратилась мать пациентки.
Он положил передо мной тонкую папку с документами, я быстро пробежала глазами и кивнула.
– Вера, 4 года. Афроамериканка мать, отец неизвестен. Живут в муниципальном доме в Квинсе. Мы начинаем процесс согласования медицинского вмешательства – больница в рамках благотворительности может взять Веру на операцию. У матери, конечно, нет ни денег, ни страховки. Процесс может занять несколько месяцев – для девочки пока нет угрозы. Ваша задача познакомиться с ними, собрать полный анамнез. Если получится, выяснить, кто отец.
Я снова кивнула. Он поднял глаза на меня.
– Элизабет, вам все ясно?
– Да, доктор.
– Пожалуйста, когда я задаю вопросы, отвечайте на них вслух.
– Хорошо, доктор.
– На следующей неделе вы ассистируете мне на операции.
Он положил передо мной новую папку – более толстую. Я открыла ее: с фотографии на меня смотрел очаровательный малыш. 6 лет, нейробластома, один из самых частых диагнозов, с которыми сталкиваются детские нейрохирурги.
– Есть вопросы?
– Да, хотелось узнать…
– Да, доктор, простите, что хочу отвлечь вас своим глупым вопросом.
Я опешила от его тона.
– Доктор Мэтьюс, по-моему, мы тут собрались не для того, чтобы обсуждать мои когнитивные способности?!
– Нет, а для чего же? Хотите, обсудим более выдающиеся ваши… эм… области…
– Да как вы смеете? – я почувствовала, как заливаюсь краской.
– Что же я такого сказал?
– Док, чего вы добиваетесь? Моих извинений? Вас так задело, что утром, проснувшись, вы не обнаружили меня в своей постели? А что, правила игры не такие – вы отлично проводите время, а я отправляюсь домой?
Он ухмыльнулся.
– Да, это было не вежливо.
– А вежливо было затаскивать меня к себе в кровать, будучи помолвленным?!
– Во-первых, вы добровольно согласились пойти со мной! – Кайл вальяжно откинулся на спинку кресла, – во-вторых, я не помолвлен. В тот вечер, когда мы напились, я расстался со своей якобы невестой. В-третьих, мне действительно не хочется с вами работать, но не потому, что мы провели вместе ночь. Хотя я до