Марту покоробило от его барственно-снисходительного тона.
– Вы как будто делаете мне личное одолжение. Эту школу нужно было построить двадцать лет назад, – сухо ответила она.
– Да что же это такое, на самом деле?! – на правах хозяйки возмутилась наконец Илза. – Ободрали гостя, как липку, да еще живьем готовы слопать! А ну-ка, дорогие мои, всех прошу к столу.
Разом выстрелило несколько бутылок шампанского, полилась шипучая пена. С бокалом в руке Калнынь встал и дождался, когда воцарилась полная тишина.
– Дорогие мои земляки, – начал он, – думаю, за все, за что можно было выпить, вы уже выпили. Но есть у меня тост, которого не поднять не могу. Он за тебя, Илза. Ведь сегодня и твой день тоже…
Сидевшая напротив Илза улыбнулась смущенно и обняла Бируту.
– Когда-то я тебя, совсем девчонку, – продолжал Калнынь, – привез сюда с маленьким узелком и огромным глобусом учить наших заброшенных, истерзанных проклятой войной ребятишек, начать здесь новую светлую историю. Помнишь тот глобус, Илза?
– С дыркой от пули, – подсказала Хельга. – Он теперь у нас в школьном музее.
– Неужели сохранили? – растрогался Калнынь. – Молодцы… Так вот, хочу тебе пожелать, чтобы твои, нет, наши дети продолжали эту историю достойно. Знаю, что тебе несладко пришлось. Одной, без мужа, такую дочь вырастить – это…
Калнынь запнулся, увидев, как побледнела Илза, проглотив неподатливый комок в горле. Она старалась, но не могла удержать подступивших слез. Не в силах овладеть собой, Илза кинулась прочь из-за стола. За нею вскочила Бирута. Среди гостей прошелестел шепоток, кое-кто с осуждением поглядывал на Калныня – кто тебя, мол, за язык тянул.
Калнынь смущенно откашлялся, вопросительно оглядел сидящих за столом, не понимая, чего он такого несуразного сморозил.
– Это завсегда – где бабы, там сырость, – проворчал Марцис; его тоже задела недотепистость Калныня.
Но кто-то находчивый рявкнул спасительное «Горько!», чтобы не дать погибнуть тосту, и гости оживились, начали чокаться, заговорили. Жених, довольный тем, что наконец вспомнили о деле, потянулся было к невесте, но в этот миг из мощных динамиков вырвалась в сад музыка. Около магнитофона, громоздкостью напоминавшего шкаф, Эдгар поправлял только что прилаженные соединительные провода.
Повскакала с мест заскучавшая молодежь. Сразу образовался круг, в котором азартно заизвивались, задергались в бурном африканском ритме «Бони М» парни и девушки. Воспользовавшись устроенным им самим шабашем, Эдгар бесцеремонно, прямо из-под носа ошалевшего от неожиданности жениха, уволок невесту в круг танцующих. Живые волны скрыли новую пару. Валдис заметался было, попытался пробиться за невестой следом, но ничего не вышло. Только белое облачко фаты всплывало то тут, то там, как в водовороте. Быть скандалу, если бы не чья-то тяжелая лапища, которая увлекла Валдиса на дальний конец стола – а там теплая мужская компания обещала поддержку и понимание. Жених особенно не сопротивлялся.
А за домом уже палили из ракетниц – верный признак, что рыбацкое веселье набрало силу и входит в зенит. Ярко вспыхивали в темнеющем небе голубые и зеленые кометы, с шипеньем сваливались в сырую от росы траву. В восторге и ужасе от близости выстрелов взвизгивали девчонки.
А Илза все плакала, уткнувшись в старое пальто на вешалке за дверью. Слышать не хотела справедливых упреков Бируты:
– Это надо – наприглашать столько народу! Чуть не два колхоза приперлись – и все из-за него одного! – старательно пилила она. – Миллионерша! Что, он так не приехал бы? Будто не знаешь, что всем этим мужикам все равно к кому и куда, лишь бы выпивка была дармовая!
– Жди, приехал бы… Что-то не похоже, – всхлипывала Илза. – Марту вместо себя прислал, ничего умнее не придумал.
– Ну чего ты себя заводишь? – без особой уверенности в голосе увещевала Бирута. – Сама знаешь, какие у него сейчас неприятности.
– А у него всегда неприятности. Только у меня сплошные удовольствия. Дочку одна растила да всю жизнь от нее скрывала, что родной отец в соседнем колхозе живой-здоровый, даже не кашляет.
– А кто, кроме тебя, дуры, виноват? Он никогда от Хельги не отрекался. Сама ведь его гнала.
Илза быстро вытерла слезы, поправила прическу, взглянула на Бируту с вызовом, словно видела перед собой не ее, а Артура.
– Не нужны мне его подачки! Обойдусь!
– А раз такая гордая, нечего выть. Настроение только себе и людям портить, – и, вздохнув, Бирута добавила: – Приедет, куда он денется.
Марта стояла одна в тени деревьев. Куталась в большую вязаную шаль и, пряча зависть под снисходительной полуулыбкой, смотрела, как отплясывает молодежь. Как же ей хотелось сбросить с себя эту элегантную старческую попону, а с нею лет двадцать в придачу и влиться очертя голову в буйный танец молодой жизни!
Сама того не замечая, она покачивала плечом в такт ритму. Неслышно подошел Калнынь и встал рядом. Она даже не сразу почувствовала его, а заметив, хотела отойти, но он остановил ее:
– Простите, Марта Екабовна, может быть, вам покажется дурацкой моя просьба… Очень хотелось бы с вами потанцевать.
Марта только зябко повела плечами.
– Благодарю, но, увы, я уже стара для таких танцев.
– Напрасно вы на себя клевещете, – Калнынь вздохнул и отвел глаза. Видно было, что никак он не решался сказать что-то еще, не о танцах.
– Я понимаю, конечно, сейчас не время и не место для подобного разговора, – наконец заговорил он. – Но должен откровенно вам сказать – свадьба скорее предлог, чем… Я приехал сюда ради вас, – Калнынь снова вздохнул, помолчал немного, продолжил: – А может, и ради себя. Поверьте, мне тяжко думать, что вы считаете меня лично виновным в изломах вашей судьбы.
Ресницы Марты дрогнули. Что-то уже подзабытое, дотлевающее вновь вспыхнуло и ожгло душу.
– Боюсь, вы напрасно тогда приехали. Для такого разговора время давно прошло и никогда не настанет.
– Прошу вас, не будьте так неумолимы. Кажется, вам никогда не была свойственна эта категоричная прямолинейность.
– Этому хорошо учат следственные изоляторы НКВД. Какая разница – лично по вашей милости или по милости такого, как вы, я там оказалась. Все вы винтики одной адской машины. Вы служили им тогда и сейчас продолжаете верно служить. Значит, приняли, все для себя оправдали. Или же лицемерили и продолжаете этим заниматься, что еще отвратительнее.
– Я вполне понимаю, кого вы подразумеваете под этим огульным «им», – Калнынь тяжело и неприязненно смотрел на свою собеседницу. – Только ведь парадокс: и Артур, и даже вы служите все-таки «им» же. Хотя в душе презираете. Это не лицемерие?
Марта повернулась к нему, чтобы наконец стать лицом к лицу.
– Вот поэтому наш разговор и не получится, Андрис Ягонович. Вы не видите разницы между тем, чему служите вы, и тем, чему служит Артур.
– Это лишь иллюзия, которой вы тешите непомерную гордость или отгораживаетесь от действительности, – спокойно возразил Калнынь. – Более того, отыскивание подобных различий – абсурд, пока вы живете и действуете в пределах нашего строя. Никому не дано от него изолироваться. А если у вас не хватает мужества открыто заявить о своих расхождениях с ним, значит, в душе вы ощущаете правоту и силу нашей системы.
Марта слегка вздрогнула. Последние слова Калныня отчего-то напомнили ей голые стены, зарешеченное окно… Слепит свет лампы на столе у молодого следователя в темно-синей форме НКВД. Он раздраженно кричит что-то. Но только слов не разберешь в оглушительном перестуке колес и вое паровозного гудка…
– Из-звините, я, кажется, немного вам тут… – от смущения Валдис безжалостно теребил щегольской галстук-бабочку, пока не сорвал с шеи совсем. – Ну вот, так и знал.
От непомерного счастья жених, похоже, как следует накачался, но изо всех сил старался держаться в рамках, сообразно своему высокому статусу, и на всякий случай от дерева больше, чем на полшага, не отходил – какая-никакая, а опора.
– Простите, вам тут… Как его… Вы это, Хельгу не видели?
– Нет, сынок, мы твою невесту не прячем.
– Ну да, я так и понял… Из-звините, – очень расстроенный, он повернулся, но отошел недалеко.
– Да, признаться, я оказалась не права, – с колючей резкостью заключила Марта. – У нас с вами вышел-таки необычайно содержательный разговор.
– А знаете… ее нигде нет, – в полном отчаянии пожаловался Валдис. Он теперь зашел к ним с другого фланга. – Я вот хожу-хожу… Всех спросил, а ее никто не видел!
– Ну как же ты так растерялся? – Калнынь слегка приобнял парня, чтобы тот, чего доброго, не потерял равновесия и не упал. – Давай пойдем вместе, поищем твою красавицу. Небось с подружками секретничает.
Калнынь даже обрадовался комичному поводу, он хотел закончить разговор с Мартой. И уже жалел, что начал его.
– Там вдруг музыка… и все побежали. Она тоже, я за ней, – открывал душу Валдис. – А потом ребята, мы с ними коньяк, кажется… – и, пугаясь собственной решительности, осторожно спросил: – А может, мне ее убить?
– Пока погоди, сынок, – с серьезным видом посоветовал Андрис, – с этим всегда успеешь.
– Да? – обрадовался истерзанный ревностью и подозрениями жених. – Правда? Я тоже так считаю.
С трудом, но упорно Валдис проталкивался сквозь плотную толпу танцующих. К его поискам уже присоединилась компания дружков. Настроенные очень решительно, разъяренные пропажей невесты, они готовились жестоко отомстить за поруганную женихову честь.
– Отстань, дурак! – скандально взвизгнула какая-то девчонка. По светлому вечернему платью ее приняли было за сбежавшую новобрачную. Цепляли мимоходом и других, пользуясь поводом побузить. Девушки испуганно жались к своим кавалерам. Парни из приезжих тоже понемногу заводились – честь их дам и их собственная независимость оказались под угрозой.
– А ну, треска тухлая, не напирай.
– Чего-чего?! Я тебя трогал, вонь болотная?
– Тише, ребята, чего не поделили? – пытался урезонить их кто-то из старших, но его бесцеремонно отпихнули.