Взвинченная до предела компания рыскала по двору. Зашли на кухню, где старушки колдовали над пирогами. Наведались в сарай. Кто-то очень добросовестный заглянул в пустую кадку. Спугнули с сеновала отчаянную парочку. Но невесты след простыл.
– Стойте! – крикнул Валдис, растолкав гостей и выдернув из розетки шнур магнитофона. На секунду тишина парализовала безудержное веселье. – Стойте! А где этот летчик? Летчик где?
Страшная догадка потрясла всех, но больше всех самого Валдиса. Как же он раньше-то не заметил, что они исчезли вдвоем! Теперь в самом деле все припомнили, что летчика тоже давно никто не видел. Начались смешки, пополз двусмысленный шепоток.
– Живем, ребята! – грубо схохмил кто-то. – Завтра у соседей на второй свадьбе погуляем!
Кругом заржали. Валдис стоял как оплеванный, чуть не плакал. Невольно все повернулись в сторону Марты.
– Успокойся, Валдис, – к удивлению гостей, она ничуть не смутилась. – Может, сидят где-нибудь, поговорить решили.
– Поговорить?! – голос жениха поднялся чуть не до визга.
Но, отстранив трясущегося от негодования Валдиса и забыв о гостеприимстве, вмешалась Илза:
– О чем, интересно? О чем ей с вашим Эдгаром говорить?
– О чем? – Марту задел бесцеремонный тон хозяйки. – Может быть, есть-таки о чем.
Илза молчала, не сводя с Марты покрасневших глаз. Бесконечно длилась затянувшаяся напряженная пауза. Казалось, еще секунда – и произойдет непоправимое: взрыв, катастрофа. Но тут вмешалась Бирута:
– Девочки, мальчики! Ну что вы, ей-богу! Бросьте чепухой заниматься. Как ушли, так и придут. Не делайте из мухи слона.
И вдруг из какого-то дальнего угла сада, словно услышав шум, появились Хельга и Эдгар. Спокойные, улыбающиеся, они и не подозревали, какой здесь разразился скандал. На минуту гости затихли – так потрясла всех неслыханная наглость залетного гостя.
– А ну, иди… Иди сюда! – Валдис ухватился за рукав Хельгиного платья.
Но Эдгар спокойно, невозмутимо отстранил жениха и закрыл новобрачную широкой спиной.
– Полегче, жених, полегче. Какие будут вопросы?
– Да я тебя счас уничтожу, летун! – задохнувшись от бешенства, оскорбленный жених неуклюже бросился на Эдгара. – А ты отойди отсюда! – Он грубо оттолкнул Хельгу.
Эдгар ловко перехватил его руку и завел за спину.
– Слушай, лапоть! Если ты еще когда-нибудь еще толкнешь мою сестренку, я тебя так размажу, что смывать будет нечего.
– Какую еще сестренку? – не понял Валдис. – Ты мне макароны-то не накручивай!
– Родную, сокол, родную, – ласково и угрожающе улыбнулся Эдгар и, не считая нужным пускаться в дальнейшие объяснения, обратился к разгоряченным парням, кипевшим за спиной жениха:
– Да не напирайте вы, пахари моря! Закусить мною всегда успеете. Может, для начала хоть выпьем за здоровье молодоженов?
Медленно трезвея, Валдис повернулся к Илзе и, не скрывая возмущения, брякнул:
– Никак не пойму, что это у вас тут происходит?
– Да ничего особенного не происходит, – не глядя на мать, ответила за нее Хельга. – Просто мамы-папы играют в свои игрушки, а мы им добросовестно подыгрываем.
Краем глаза она уловила отчаянный взгляд матери, но не остановилась, решив, видимо, разрубить наконец разом все узлы.
– Да-да, подыгрывали, чтобы тебя не расстраивать. Сколько лет с отцом встречаемся, как подпольщики. Вот эту штуку, – она показала на свое янтарное колье, – вместе с ним ездили в Ригу выбирать. Да вытащите вы, в конце-то концов, головы из песка!
Поставил свою точку и Эдгар, поддержал сестру:
– Правда, мать, кончали бы вы свое кино. Самим уж небось в зубах навязло – мазохизм, да и только! Конспираторы…
А потом слегка извиняющимся тоном обратился к притихшим от жадного любопытства гостям:
– Вы уж не обессудьте, что мы тут немного по-семейному поговорили. Надо же когда-нибудь во всем разобраться, а случай только сейчас представился. – Сказал и обнял одной рукой Марту, другой – сестру, давая понять всем, что, как бы там ни было, а все это только их семейное дело, и он никому не позволит вмешиваться. Какое-то новое, еще неизведанное чувство – мужчины-защитника – проснулось в нем и сразу сделало серьезнее, взрослее.
Глава 4
Машина летела по пустынному ближе к вечеру шоссе.
Первый сидел за рулем сам. Стрелка спидометра медленно, но неизбежно клонилась к ста, но вел он уверенно, даже чуть небрежно, явно получая удовольствие. Он был еще очень молод, лет тридцати, не больше, и метил, конечно, гораздо выше и дальше заурядной должности первого секретаря райкома. Его карьера только начиналась. Она представлялась ему ясной, как это шоссе с четкой разметкой, убегающее за горизонт.
Молчаливый и сосредоточенный Артур сидел рядом. Первый мельком взглянул на него. Они были вдвоем в машине.
– Поймите меня правильно, Артур Янович, по-человечески мне тоже очень неприятна вся эта история. Без году неделя, как говорится, в должности – и уже конфликт. Не хотелось бы начинать с этого. Тем более конфликтовать приходится с вами, заслуженным человеком, ведь ваше хозяйство – гордость района. – Голос у Первого был ровным, благожелательным, таким же, как сам секретарь – невозмутимый аккуратный блондин с равнодушными и оттого беспощадными глазами.
– Все же я полагаю, вы направляете ко мне комиссию за комиссией не затем, чтобы лишний раз порадоваться достижениям колхоза? – мгновенно среагировал Артур. Он ждал и гадал, как Первый начнет разговор, но, независимо от этого, решил сразу играть в открытую.
– Что ж, вы правы, – Первого несколько смутила такая прямота. – К сожалению, мой предшественник допускал серьезные ошибки, не проявлял должной принципиальности в некоторых вопросах… Конечно, это не могло не сказаться и на работе вашего хозяйства.
Чтобы продлить паузу, Первый протянул руку и щелкнул клавишей магнитофона, вмонтированного в переднюю панель. Теперь слышалось только ровное гудение хорошо отлаженного двигателя. Артур промолчал, ни словом не обмолвился о снятом полгода назад руководителе райкома.
– Мой долг… Наш с вами долг, Артур Янович, выявить и искоренить просчеты.
– Надо отдать вам должное, вы рьяно взялись за дело.
– Именно так, – не захотел услышать иронии Первый. – Но не считаю вас своим противником. Более того, не хочу, чтобы вы оставались в стороне.
– То есть? – искренне удивился Артур. – Вы что, предлагаете мне на самого себя клепать?
– Это совершенно лишнее, – ласково улыбнулся Первый. – Фактов и так набралось предостаточно. Весь вопрос в том, как к ним отнесется уважаемая комиссия. – Он бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и продолжал: – Или как смогу расценить их я, будучи членом той же комиссии. Вы ведь не первый год на руководящей работе, опытный хозяйственник, и должны понимать, что это значит.
Под колесами зашуршал гравий, защелкали по металлу камешки. Машина остановилась на обочине.
– А, теперь я, кажется, понимаю, для чего мы так безбожно превышали допустимую скорость – чтобы приотстал наш пышный эскорт.
Они вышли из машины. В сосновой роще через дорогу быстро сгущался фиолетовый сумрак.
– Только, по-моему, ни к чему, Раймонд Гунарович, весь этот дешевый детектив. Давайте откровенно: вам нужна моя безоговорочная лояльность или добровольная отставка?
– Не торопитесь, – усмехнулся Первый, и его белесые брови приподнялись. – Вы, конечно, понимаете, я искренне заинтересован решить все здесь, на месте. Я даже надеюсь, что у нас отпадет надобность докладывать в Ригу. Это ведь больше в ваших интересах, чем в моих. – Он многозначительно глянул на Артура и пошел в сторону рощи, давая возможность председателю обдумать последние слова, по-видимому самые главные.
Страстно заливались в предвкушении ночи лягушки. Бледный туман, тихое дыхание задремавшей земли, наползал на тяжелые от вечерней росы травы, сбивал с толку обманчивыми видениями. Все вокруг казалось фантастическим, нереальным. Колдовство сумерек изменило все, что было обыденным и знакомым днем. Оборотням да лешим бродить бы по этим извилистым тропкам в такой обманчивый час.
Шли размеренно, неторопливо. Оберегая начищенные ботинки, Первый выбирал дорогу посуше.
– Я понимаю, – без упрека в голосе рассуждал он, – с Путнынем вам жилось вольготнее. Он на многое просто закрывал глаза. Естественно, меня вы теперь считаете чуть ли не личным врагом.
– Ошибаетесь, Раймонд Гунарович, не личным, а врагом дела, за которым и я, и сотни других людей.
Гулко ахнула птица в чаще, захлопала крыльями.
Первый остановился, равнодушные глаза его сузились. Артур ожидал вспышки гнева, но Круминьш оказался куда как выдержанный. Только головой покачал.
– Вот-вот, Артур Янович, настораживает меня такой ваш подход. «Мое дело», «мое хозяйство», отрыжки кулацкой философии, – ход был тонкий: Первый давал понять, насколько он выше любой личной неприязни. – С хозяевами мы разобрались еще в семнадцатом.
Давно бы привыкнуть, но Артура приводила в бешенство такая наглая демагогия.
– А сейчас добиваете! Лучше всех знаете, когда и что сеять, где строить, как ловить! Зерно гноим, рыбу за борт вываливаем! Вы ее даже принять не можете. И все системы работают нормально, – передразнивая дикторов радио и телевидения, сорвался-таки Артур. – Да еще в чужом кармане любите считать – не дай бог, кто-нибудь из нас лишнюю копейку заработает!
Банга понимал, что его ярость бессильна и бесполезна, но она была единственным облегчением для униженного человека.
– Копейку? – насмешливо переспросил Первый. – Нет, Артур Янович, тут, пожалуй, не копейкой пахнет. Я думаю, вам хорошо знакомы последние документы партии. Или у вас особое мнение по их поводу?
– Да, особое, – напрямик резанул Артур. – Мы с соседями сидим на одном берегу, у одного моря. Когда начинали, они побогаче нас были, а теперь… У вас забота о том, чтобы не дело поправить, а районные показатели. И красиво выглядеть!
За разговором они вышли на небольшую поляну и здесь остановились. Вокруг только сосны и тишина. Как будто и нет в полукилометре широкой современной автострады. И вообще ничего нет, кроме безгрешной, чуждой людским страстям природы. Нелепыми, как в сюрреалистическом видении, казались здесь, в спокойном первозданном мире деревьев, травы, глухих лесных сумерек, эти двое в строгих пиджачных парах, крахмальных сорочках под галстук. Но люди не замечали своей нелепости и неуместности.