Перед уходом пометили место упокоения в воде «мисс Агнес», воткнув в грязь длинную толстую сломанную ветку с нацепленной на нее алюминиевой пивной банкой.
Перед самым уходом меня настиг очередной приступ тошноты, вышла последняя чашка воды из канавы. Держась середины шоссе, мы нашли правильный ритм, со временем прекратили шлепать подошвами, зашагали в хорошем марафонском стиле.
— Четыре мили в час, — подсчитал Мейер. — Если удастся не делать привалов, до Тамайами-Трейл пять часов. Сейчас примерно без четверти одиннадцать. Значит, без четверти четыре утра. Несколько остановок придется сделать. Добавь полтора часа… м-м-м… пять пятнадцать.
Шарканье, стук башмаков по черному дорожному покрытию. Оркестровое причитание древесных жаб и квакш. «Г-рр-румп», — это лягушка-бык. Жалобная равномерная песнь голодного москита, импровизированное «вжик» вылетевшей из придорожных зарослей мухи. Пролетел самолет, чересчур высоко, огней не разглядеть. Испуганное карканье и паническое хлопанье крыльев ночной птицы, добывающей свой обед в канале. И однажды — далекий призрачный вой флоридской пантеры.
Второй автомобиль, промчавшийся на очень большой скорости, полностью нас игнорировал, равно как несколько минут спустя старый грузовик, державший путь на север.
Однако по дороге, звякая и дребезжа, плюхался старый добрый «форд», пикап-грузовичок. Он звучно жаловался на пятнадцать лет тяжкой службы на плохих дорогах, отважно перематывая спидометр во второй или третий раз. Одна его фара мигала. Грузовичок затормозил, остановился чуть впереди нас, и мы рванули к нему по левой обочине. Я разглядел дородную фигуру за рулем. А когда поравнялись, в окне водителя мелькнула вспышка, раздался сильный, ровный, не раскатившийся эхом гром, и приблизительно в дюйме от моего правого уха просвистел ветер. Если в тебя уже раньше стреляли хоть раз, этот отчетливый звук узнаешь безошибочно. Его слышит лишь тот, кто находится прямо перед самым дулом. А если ты его слышал не раз и живешь до сих пор, значит, рефлексы у тебя в порядке. Схватив Мейера левой рукой за талию, я при звуке второго выстрела ринулся, как нападающий бейсбольной команды, и мы по заросшему склону скатились в грязный провал канала. Грузовик вновь заскрипел и запрыгал, с трудом набирая скорость, оставляя в ночном воздухе запах бездымного пороха и горячего, наполовину сгоревшего масла.
— Ну и ну! — протянул Мейер.
Оказавшись по пояс в воде, мы выползли на склон, как неуклюжие аллигаторы.
— Они носят с собой оружие, напиваются вдрызг и пробивают дыры в дорожных знаках, — констатировал я.
— Пугают голосующих на дорогах и хохочут до колик?
— Пуля прошла в дюйме от моего уха, дружище.
— Откуда ты знаешь?
— При этом одновременно со звуком выстрела происходит какое-то чмоканье. Если бы она пролетела далеко от уха, я его не услышал бы. Если бы стреляли с сотни ярдов, ты тоже услышал бы. Когда же снайпер палит из винтовки с пятисот ярдов, раздается жужжание, чмоканье, а потом выстрел.
— Благодарю тебя, Тревис, за сведения, которыми, надеюсь, никогда не воспользуюсь.
Он начал было карабкаться дальше, но я схватил его и сдернул:
— Отдохни пока, Мейер.
— По какой причине?
— Если это какое-то хобби, вроде охоты с фонарем на оленей, значит, он с дребезгом укатился из нашей жизни, распевая старые застольные песни. Но если его намерение по неизвестным нам причинам было серьезным и истинным, этот тип еще вернется. Мы не сумели определить, где именно из кустов вышла юная леди, потому что у нас теперь нет фар. А у него они есть, так что он сможет увидеть, где мы выбрались из кустарника. Поэтому давай сейчас уйдем вдоль склона к югу футов на тридцать и еще чуточку обождем.
Так мы и сделали, обнаружив более покатый склон. Но только уселись, как услышали, что грузовик возвращается. Видимо, для разворота ему пришлось проехать какое-то расстояние. Мы слышали, как он замедлил ход, видели свет на траве в паре ярдов над нашими головами. Затем огни передвинулись дальше, грузовик затормозил и, наконец, остановился. Мотор тарахтел лениво, с перебоями. Я прополз червяком поближе к грузовику, раздвинул траву, взглянул на его зад. Слабый свет освещал наполовину заляпанный грязью флоридский номер. Разобрать его не было никакой возможности. Мотор умолк, фары погасли. Правые колеса стояли на обочине. Наступила полная тишина.
Я подался назад, прижался губами к уху Мейера:
— Надеюсь, фонарика у него нет.
Мейер ничего не ответил. Насекомые и лягушки постепенно закончили ночной концерт. Я затаил дыхание, напрягся, вслушиваясь в каждый звук, и даже вздрогнул, когда ржавая дверца грузовика неожиданно хлопнула.
Осторожно нагнувшись, я зачерпнул пальцем грязь, вымазал себе лицо и снова пополз вверх по склону, чтобы получше рассмотреть грузовик. Однако в звездном свете на расстоянии футов в двадцать разглядел лишь угловатую тень.
— Орвилл! Слышишь, Орвилл! — позвал кого-то мужчина хриплым шепотом. — Теперь ты один, парень. Я ведь уложил дылду Хатча, правда? Он мертв или почти мертв. Отвечай, Орвилл, будь ты проклят ко всем чертям!
Меня не привлекла мысль объявить, что тут нет ни Орвилла, ни Хатча.
Помолчав, мужчина проговорил в полный голос:
— Орвилл! Можем договориться. По-моему, ты меня слышишь. Спрячь убитого поглубже, слышишь? Утопи его в грязи, а завтра мне позвони, слышишь? Придумаем, где встретиться, обговорим дело в каком-нибудь людном месте, чтобы мы оба не дергались.
Вдали послышался шум приближающейся машины. Снова хлопнула дверца грузовика. Медленно и болезненно взвыл стартер, заставляя работать основной аккумулятор. Потом раздался грубый рев, вспыхнул свет задних подфарников, зажглись фары, и грузовик уехал. Я подумал, что, возможно, мужчин было двое. Один остался и ждет, пригнувшись на склоне, — горит желанием пробить дыру в старине Орвилле.
Я велел Мейеру не двигаться, а сам под прикрытием шума и ветра, поднятого движущимся на север седаном, которому предстояло вскоре нагнать грузовик, выскочил и побежал вдоль обочины в ту же сторону. Пришлось сильно щуриться, чтобы хоть что-то видеть во тьме, и надеяться, что если кто-то здесь притаился, то он не поступает точно так же. Я скатился по склону там, где стоял грузовик, остановившись около самой воды. Никого.
Тогда снова выбрался на дорогу, позвал Мейера, и мы проворно направились к югу. И так прошли ярдов триста, останавливаясь раза три-четыре, прислушиваясь и приглядываясь, не возвращается ли грузовик с потушенными огнями.
Наконец нашли более или менее открытое место на восточной стороне дороги, на другой стороне канала. Продирались туда сквозь заросли, присмотрели местечко под большой австралийской сосной и уселись на пружинистой подстилке из коричневой хвои, прислонившись спинами к огромному стволу. Пересмешник над головой вежливо и торопливо предупреждал всех других пересмешников, чтобы они, черт возьми, держались подальше от его гнезда, дамы сердца и ребятишек.
Мейер перестал шумно пыхтеть и сказал:
— В высшей степени необычно быть подстреленным на пустынной дороге. В высшей степени необычно для девушки перебегать ночью пустынную дорогу. Я бы сказал, мы ушли приблизительно мили на четыре от места упокоения «мисс Агнес». Грузовик появился оттуда. Вполне логично допустить тут определенную связь.
— Не огорчай меня логикой.
— Подтекст дела коммерческий. Меткий стрелок разъезжает в поисках Орвилла и Хатча. Не хочет заключать сделку с обоими. Знает, что они пешие, знает, что движутся на юг. Может, мы по комплекции грубо им соответствуем? К тому же здесь не пешеходная зона.
— Хатч, — подхватил я, — повыше и поопаснее. Я так быстро рванул, что шофер думал, будто выстрелил мне прямо в лицо. А если бы у него был хороший, состоятельный и разумный повод убить Хатча, он не стал бы просить Орвилла бросить тело в канал и как следует утопить.
— А на месте Орвилла, — добавил Мейер, — я несколько поостерегся бы идти на свидание с этим типом.
— Готов к походу?
— Полагаю, пора, пока москиты не высосали последнюю кровь.
— А когда кто-то появится с любой стороны, мы заляжем в кустах по эту сторону от дороги.
— Пожалуй, попробую насладиться прогулкой, Макги.
— Но все твое расписание полетело к чертям.
И мы пошли, преисполнившись эйфории, валяя дурака в непроглядной ночи. Остаться в живых, когда чуть не утонул и чуть не получил пулю в лоб, — это все равно что выпить доброго вина. Может быть, отклонись дуло на градус, пуля попала бы мне в переносицу. Поэтому мы беспечно шагали, обмениваясь глупыми шутками, старыми байками, и время от времени пели песни.
Глава 2
При первом проблеске близящегося рассвета, когда деревья лишь начали обретать форму и собственный вид, мы вышли на пересечение 112-го флоридского шоссе и Тамайами-Трейл. Там, на другой стороне главного хайвея, стояла большая станция техобслуживания и гараж. Горели ночные огни. Табличка на двери офиса гласила: «Менеджер Эл Стори».
Немногочисленные машины проезжали очень быстро. Я всем сердцем жаждал увидеть могучий приземистый грузовик техпомощи с двухпозиционным распределителем позади и с мощным подъемным устройством, у которого хватит сил вытащить из канала «мисс Агнес». Чем больше у него будет сил, тем меньше она пострадает.
Мы осмотрелись. Автомат с кока-колой, автомат с леденцами, сырными крекерами и тому подобным. Я нашел кусок проволоки, открыл замок на двери мужского туалета, и мы умылись. Больше никаких других построек в поле зрения не было. Хозяин станции предусмотрительно установил круглый бетонный стол со скамейками с одной стороны. Из центра стола торчал пляжный зонт с оборками.
Когда оранжевое солнце наполовину выглянуло из-за ровного горизонта со стороны Майами, мы сидели за столом и завтракали добытой из автоматов снедью, разложив на бетонной столешнице для просушки содержимое бумажников — водительские права и деньги. Москиты нас здорово разукрасили, но я знал, следы скоро исчезнут. Пожив какое-то время в царстве москитов, обзаводишься иммунитетом. Зуд вызывает фермент, который они впрыскивают для разжижения крови, чтобы сосать ее тонким жалом. А вот укус красноклопа — совсем другое дело. Тут уже никакого иммунитета. Нас обоих они искусали от колен до паха. Укусы клещей до того долго чешутся, что возник миф, будто клещи откладывают под кожей яйца. Сократить продолжительность этого жуткого, дикого зуда с нескольких недель до нескольких дней позволяют только специальные препараты в сочетании с кортизоновой мазью. Солнце согрело нас, начало подсушивать деньги. Мимо стало проноситься все больше автомобилей и грузовиков, издавая рев, слабеющий по закону Доплера. Стайка земляных голубей патр