Я, Жорж Дантон, мне 31 год. Судьба начинает мне потихоньку улыбаться. Это радует. Имя Жорж Дантон у всех на слуху. Хотя моя известность временами довольно скандальная. Ну и что? Главное, народ меня обожает. Моя простецкая манера очаровывает всех. Стремясь к вершине политического Олимпа, я продолжаю наслаждаться жизнью! Развлечения — моя любовь!
Я и мой друг и коллега Лакло устроились в кофейне за бокалами превосходного вина.
— Петиция против Луи Тупого — то, что надо! — говорю я, осушив свой бокал. — Его побег возмутил население! Это точно!
— Да, — кивает Лакло, — надо действовать! Но всё должно быть чётко продумано… Я договорился с Бриссо, чтобы он сделал пометку: замещение короля Луи должно быть произведено только конституционными методами!
— Молодец! — хвалю я компаньона. — Конституция предусматривает монархию! Так как сын Луи ещё мал, то речь пойдёт о регенстве, а регентом может стать только герцог Орлеанский!
— Но всё не так просто, — погружается Лакло в размышления. — Петицию должны поддержать влиятельные политики. Робеспьер, например.
Я пожимаю плечами.
— Робеспьер любит действовать наверняка, — говорю я, — но смелости ему не занимать. Всё будет зависеть о того, как он отнесется к нашему проекту. Дело в том, что Робеспьера невозможно переубедить!
— Тогда о нём следует забыть, — говорит Лакло. — У Робеспьера это мероприятия не вызвало восторга.
Ладно, поживем — увидим! Сейчас главное составить петицию!
— Редактирование петиции взяли на себя Роберы, — говорит Лакло.
— Не говори о Луизе Робер во множественном числе, — смеюсь я. — Петицию отредактирует именно она!
— Бриссо не возражал, — замечает Лакло.
— Ага, попробовал бы ты возразить Луизе Робер! — хмыкаю я. — Эта вертлявая, неугомонная дамочка — подобна пиявке!
— А я против лишения женщин права общественной деятельности! — гордо говорит Лакло.
— Как будто я хочу запереть всех женщин в монастырь! — огрызаюсь я, терпеть не могу это ехидство. — Но пойми меня, иногда Луиза просто невыносима! Везде суёт свой нос, всё ей надо — это мелочи, простительно. А вот её советы и бурная инициатива кого угодно доведут до гроба!
Это так. Мадам Робер нужно было идти в армию. Из неё бы получилась вторая Жанна д’Арк. Луиза рождена быть военным командиром. А как бы рядовых она гоняла! А её муж, похоже, доволен. Ему нравится сидеть за спинкой шустрой маленькой жёнушки. Если Манон Ролан прислушивается к словам мужа, следует его советам, то Луиза всё делает сама. А что интересно, мадам Робер любит разыгрывать покорность перед мужем на людях. Слава богу, конечно. Робер хоть не чувствует себя забитым подкаблучником.
Мои мысли прерывает хихиканье Лакло:
— Да, тебе деятельные дамы не по нраву! Тебе вообще дамы для другого нужны!
Я замахиваюсь на него рукой.
— Луиза умнейшая женщина! — возражает Лакло. — А её активность — находка для любого политического клуба!
Я демонстративно зеваю. Лакло слишком снисходительно относится к любым женским глупостям. А я… хватит того, что я не грублю этим дамам, когда они мне дают наставления.
— А она кокетничает с Робеспьером, — вдруг выдаёт Лакло. — Кстати, они друг другу подходят… Робер — глупец, ничего не заподозрит…
— Хватит чушь молоть! — перебиваю я.
— Ты так уверен в пуританстве Робеспьера? — иронично спрашивает Лакло.
— Какое там пуританство, — отмахиваюсь я, — ты видел Мадлен Ренар, любовницу Робеспьера?
— Не имел чести, — удивленно отвечает Лакло.
— Вертлявая пигалица Луиза не годится Мадлен в соперницы, — продолжаю я. — При случае я покажу тебе красотку Робеспьера.
Лакло явно заинтригован.
— Что будет, когда мы пропихнём Орлеанского на пост регента? — возвращаюсь я к политической теме.
— Давайте, не будем делить шкуру неубитого медведя, — возражает Лакло. — Петиция — риск. Для начала нужно продумать, чтобы всё прошло гладко. Я вот о чём подумал, тебе надо встретиться с Лафайетом…
Я давлюсь вином.
— Чего? — переспрашиваю я, откашлявшись.
— Тебе надо помириться с Лафайетом, — говорит Лакло. — Могу свести вас за чашкой шоколада…
— Может, мне с ним ещё и переспать? — издевательски переспрашиваю я.
— Это уже твоя инициатива, — отвечает Лакло.
Его чувство юмора выводит меня из себя.
— Предоставлю это тебе! — огрызаюсь я. — Зачем мне видеться с этим идиотом? Объясни же!
— Лафайет может арестовать кого угодно, — говорит Лакло. — Нас в том числе. А твоя ссора с ним только усугубляет опасность.
Чёрт! Он прав! Блондинчику ничего не стоит упрятать нас в тюрьму, вот и накроется петиция.
— Не уверен, что наша беседа чем–то поможет, — говорю я. — Заверения в вечной дружбе тут не пройдут!
— Всё будет зависеть, как ты поведешь эту беседу, — замечает Лакло. — Надо сформулировать, что мы можем предложить Лафайету.
На этом наш разговор заканчивается. Мой приятель–романист уходит. Я остаюсь. Хочу выпить еще бокал крепкого вина.
Предо мной предстаёт Александр Ламет.
— Дантон, вы уделите мне время? — спрашивает он.
— Сколько угодно! — отвечаю я, указывая на стул. — Догадываюсь, о чём пойдёт речь.
— Мне нужно обсудить с вами ситуацию, — начинает Ламет, игнорируя мою насмешку, — ведь мы могли бы объединиться…
Я с изумлением смотрю на него. Ламет парень неплохой, зря он связался с сахарным придурком Барнавом.
— Ты хочешь присоединиться к нам? — усмехаюсь я. — Это было бы разумно с твоей стороны.
— Нет, — Ламет спокоен и серьёзен. — Я предлагаю тебе присоединиться к нам…
— Друг мой, вы же прекрасно знаете, что это невозможно! — отвечаю я, делая громкое ударение на последнее слово. — Я никогда не буду в компании с тупицей Барнавом. Простите, но своё мнение я не поменяю.
— Послушайте! — Ламет теряет терпение. — Я не заставляю вас любить Барнава. Но чем вам не по нраву объединение с нами? Почему вы так стараетесь для Орлеанского?
— При союзе с вами я стану вашим лакеем, а если удастся сделать регентом Орлеанского, я стану министром! — отвечаю я.
— Вы будете лакеем Орлеанского, — замечает Ламет.
— И министром, — добавляю я.
Ламет понимает, что переубедить меня нельзя.
— Ладно, — кивает он, — Бог с вами. Но вы очень сильно рискуете. Но если вам станет угрожать опасность, я предупрежу вас.
Я благодарю Ламета за заботу. Надеюсь, что он сдержит слово. В память о нашей старой дружбе.
14 июля
Я, Мадлен Ренар, разбираю почту. Уверена, ко мне пришло много интереснейших писем.
Я распечатываю письмо от мадам Ролан. Любопытно…
Хм… а умненькая Манон сразу клюнула на мою лесть. Оказывается, она идеалистка!
Мне становится смешно. Какие все вокруг порядочные и принципиальные, как их заботит судьба Франции! Можно подумать, только я преследую свои цели!..
Манон и Бриссо — за республику. И, судя по всему, победа для них — вопрос времени!.. Но они не против собственности! Тогда не всё еще потеряно… А может, планы Манон только утопия?.. Мадам рисует идеальное государство… до чего легкомысленно! Но она влиятельна… Я должна подружиться с Манон!..
Я беру письмо Барнава. Чувствую, сейчас посмеюсь.
Ах, какой герой… Слова, одни слова! Так и хочется обругать его за бездействие и наивность!.. Но нет, рано рвать с ним отношения, рано…
Что он ещё пишет? Пустые признания… Хм… ещё просит подарок, который будет напоминать обо мне! Я начинаю хохотать. Разыгрывает из себя рыцаря.
Я пододвигаю к себе шкатулку с безделушками. Булавка для галстука с маленьким бриллиантом его порадует — как доказательство моих чувств…
Когда–то я хотела подарить эту булавку Максу. Увы, Макс не принимает подарков от женщин. Какой человек! Будет он ревновать?.. Я ему безразлична! Теперь мы враги!..
На мои глаза навёртываются слёзы.
Входит моя служанка Дорина. С хитрой улыбкой она ставит на стол букет орхидей. Откуда эти цветы?
— В букете была записка, — интригующе говорит она.
Я беру у неё записку. Если это опять поклонники со своей ерундой…
— Ты свободна, — говорю я служанке, которая нехотя уходит.
Я читаю записку. О, Боже! Макс! Он ответил мне!..
Какие слова! А какое трогательно проявление заботы! «Прошу вас ближайшую неделю воздержаться от поездок в Париж, ибо это представит огромную опасность для вас…» Макс волнуется за меня…
Я встаю из–за стола. Расхаживая по комнате, я перечитываю записку. На моем лице играет блаженная улыбка.
В эти мгновения я счастлива. Неужели Макс ещё меня любит!.. А эти орхидеи — как они великолепны!
Я становлюсь сентиментальной. Довольно. Я стряхиваю с себя сладкое состояние радости.
Надо действовать. Нужно выяснить, что же произойдёт в Париже. Хм… самый простой и верный способ самой туда отправиться!
Моё имя Пьер Сенье, мне 25 лет. Я уже несколько дней нахожусь в Париже. Я прибыл для осуществления своей миссии. Но какое–то чувство вины всё время не покидает меня!
— У меня нет другого выбора! — говорю я себе. — К тому же я ничем не рискую. Это всё ради моей невесты, милой Мари — Луизы. Она достойна лучшего!
Я пытаюсь погрузиться в мечтания о новой роскошной жизни, но грохот со стороны улицы быстро возвращает меня в реальный мир.
Я со вздохом оглядываюсь вокруг: ужасная комнатушка с закопченными стенами, развалившаяся мебель, маленькое грязное окошко — и это всё, что я смог себе позволить!
— Что тут раздумывать! — твердо говорю я себе. — Иначе я всю жизнь буду чувствовать себя виноватым перед любимой!
Почему я медлю? Я уже ступил на путь, с которого нет возврата! Нужно действовать! Нет, спешить не стоит, в таком деле спешка может стать губительной.
Моё имя Луиза Робер. Я типичная женщина новой эпохи. Общественная жизнь — моя стихия. Ни одно важное событие не обходится без моего присутствия. Я должна знать всё, успевать везде, подсказывать всем!
Сейчас я редактирую петицию. Пришлось потрудиться. Я фактически составила новый документ, только основная мысль осталась прежней.