ЛЕОНОРА. Мои дорогие двойняшки… Чарльз, они восхитительны, правда же! Посмотри на них. Нет, ты только посмотри на них!
ЖЕНЕВЬЕВА (опускается на стул, закрыв лицо руками). А что делать мне? Что мне остается!
ЧАРЛЬЗ (наклоняясь над коляской). Кто из них кто?
ЛЕОНОРА. Мне кажется, будто до меня ни у кого не было близнецов. Вы только поглядите на них! И почему господь не дал матушке Байярд увидеть их!
ЖЕНЕВЬЕВА (обезумев от горя, резко встает, громко). Я больше не могу. Я этого не вынесу.
ЧАРЛЬЗ (быстро подходит к ней. Они садятся. Он горячо шепчет, взяв ее руки в свои). Но Женевьева, Женевьева! Как ужаснулась бы мама, при одной мысли, что… Женевьева!
ЖЕНЕВЬЕВА (сотрясаясь от горя). Я никогда не говорила ей, какая она была замечательная. Мы все обращались с ней так, будто она была гостьей в доме. Мне казалось, она вечно будет здесь.
ЛЕОНОРА (робко). Женевьева, дорогая моя, пойди сюда на минутку. Мы назовем девочку Люсией в честь бабушки — тебе это будет приятно? Ты только посмотри, какие у них ручки!
Женевьева берет себя в руки и идет к коляске. Она вымученно улыбается.
ЖЕНЕВЬЕВА. Они прелестны, Леонора.
ЛЕОНОРА. Дай ему палец, дорогая. Пусть он за него подержится.
ЧАРЛЬЗ. А мальчика мы назовем Сэмюэлем. — Ну, а теперь давайте продолжим наш обед. Не уроните их, няня. По крайней мере не уроните мальчика. Он нужен нам для фирмы.
ЛЕОНОРА (она смотрит, как няня увозит коляску в холл). Когда-нибудь они вырастут. Подумать только! Они войдут и скажут: «Здравствуй, мама!» (Ее распирает от счастья.)
ЧАРЛЬЗ. Ну что же, давайте выпьем. Леонора, Женевьева? В вине много железа. Эдуардо, наполните бокалы дам. Сегодня такое ясное морозное утро. В такие дни мы с отцом катались на коньках. А мама приходила из церкви и говорила…
ЖЕНЕВЬЕВА (задумчиво). Да-да, она говорила: «Такая замечательная проповедь. Я плакала от начала до конца».
ЛЕОНОРА. А почему она плакала?
ЖЕНЕВЬЕВА. То поколение всегда плакало на проповеди. Так уж они были устроены.
ЛЕОНОРА. Странно…
ЖЕНЕВЬЕВА. Они ходили в церковь с детства, и я думаю, что проповедь напоминала им об отцах и матерях, так же, как рождественский обед напоминает нам. Особенно в таком старом доме.
ЛЕОНОРА. Он действительно очень старый, Чарльз. И такой уродливый со всеми этими железными решетками и жутким куполом.
ЖЕНЕВЬЕВА. Чарльз! Ты что, собираешься переезжать?
ЧАРЛЬЗ. Нет-нет. Я не уеду отсюда. Но боже мой, дому уже полсотни лет. Весной мы уберем купол и построим новый флигель у теннисного корта.
С этого момента Женевьева начинает меняться. Она сидит прямее, уголки ее губ застывают. Она становится прямолинейной и слегка разочарованной старой девой. Чарльз превращается в обыкновенного, немного напыщенного бизнесмена.
ЛЕОНОРА. Может быть, мы все-таки позовем вашу кузину Эменгарду, чтобы она жила с нами? Она такая заботливая.
ЧАРЛЬЗ. Ну так напишите ей. Вытащите ее наконец из этой школы.
ЖЕНЕВЬЕВА. Кажется, мы вспоминаем о ней только под Рождество, когда приходит ее поздравительная открытка.
Снова появляется няня с коляской. Голубые ленты.
ЛЕОНОРА. Мальчик! Еще один мальчик! Вот наконец вам и Родерик!
ЧАРЛЬЗ. Родерик Брэндон Байярд. Настоящий мужчина.
ЛЕОНОРА. До свидания, мой мальчик. Не расти слишком быстро. Да-да-да. Агу-агу-агу. Оставайся таким же. Спасибо, няня.
ЖЕНЕВЬЕВА (которая не выходила из-за стола, сухо повторяет). Оставайся таким же.
Няня с коляской уходит. Остальные возвращаются на свои места.
ЛЕОНОРА. Теперь у меня трое! Первый, второй, третий. Два мальчика и девочка. Я их коллекционирую. Это так замечательно! (Через плечо.) Что, Хильда? А, приехала кузина Эменгарда! Входите, кузина.
Она идет в холл и встречает кузину Эменгарду, на которой уже седой парик.
ЭМЕНГАРДА. Так приятно быть с вами, в кругу семьи.
ЧАРЛЬЗ (предлагает ей стул). Близнецы уже полюбили вас, кузина.
ЛЕОНОРА. И малыш сразу же привязался к ней.
ЧАРЛЬЗ. Кузина Эменгарда, а кем мы приходимся друг другу? Ну-ка, Женевьева, это твоя специальность. — Но прежде, дорогая, еще индейки? А кто хочет клюквенного соуса?
ЖЕНЕВЬЕВА. Сейчас я соображу: бабушка Байярд была вашей…
ЭМЕНГАРДА. Ваша бабушка Байярд была троюродной сестрой моей бабушки Хаскинс через Уэйнрайтов.
ЧАРЛЬЗ. В общем, все это есть в книге где-то там наверху. Это ужасно интересно.
ЖЕНЕВЬЕВА. Ничего подобного. Нет такой книги. Все, что знаю я, я узнала по надгробным плитам. И будьте уверены, приходится счистить целую гору мха, чтобы найти хоть одного прадеда.
ЧАРЛЬЗ. Существует предание, что моя бабушка Байярд пересекала Миссисипи на плоту, когда еще не было ни мостов, ни паромов. Она умерла еще до того, как родились мы с Женевьевой. Конечно, в нашей великой молодой стране время бежит очень быстро. Положить вам клюквенного соуса, кузина Эменгарда?
ЭМЕНГАРДА (робко). Наверное, в Европе с ее ужасной, ужасной войной время тянется гораздо медленнее.
ЧАРЛЬЗ. Пожалуй, периодические войны — это не так уж и плохо в конце концов. Они выводят весь яд, скапливающийся в нации. Это как вскрывшийся нарыв.
ЭМЕНГАРДА. Боже мой, боже мой!
ЧАРЛЬЗ (с ударением). Да, это как нарыв. Хо-хо! Вот и наши двойняшки.
Из дверей холла появляются близнецы. На Сэме форма младшего лейтенанта. Люсия, суетясь, поправляет что-то на ней.
ЛЮСИЯ. Правда, она ему очень идет, мама?
ЧАРЛЬЗ. Ну-ка посмотрим.
СЭМ. Мама, не позволяй Родерику играть с моими марками, пока меня не будет.
ЛЕОНОРА. Послушай, Сэм, обязательно пиши. Хоть изредка. Будь хорошим мальчиком, не забывай об этом.
СЭМ. А вы, кузина Эменгарда, почаще присылайте мне ваше замечательное печенье.
ЭМЕНГАРДА (в волнении). Ну конечно, мой дорогой мальчик, конечно.
ЧАРЛЬЗ. Если тебе понадобятся деньги, помни, что у нас есть агенты и в Париже, и в Лондоне.
СЭМ. Ну что же, до свидания…
Он живо выходит через черную дверь, бросив вперед себя свой не понадобившийся седой парик. Люсия садится за стол с опущенными глазами.
ЭМЕНГАРДА (после небольшой паузы, тихим, сдавленным голосом, стараясь завязать разговор). Выходя из церкви, я разговорилась с миссис Фэачайлд. Она говорит, что ее ревматизм немного получше. Она шлет вам тысячу благодарностей за рождественский подарок. Кажется, набор для рукоделия? — Проповедь была восхитительна. А наш витраж, Леонора — такой красивый, такой красивый. Все говорили о нем и… с такой любовью говорили о Сэме. (Рука Леоноры тянется ко рту.) Прости меня, Леонора, но уж лучше говорить о нем, чем молчать, когда мы все только о нем и думаем.
ЛЕОНОРА (поднимаясь, с мукой). Он был совсем ребенок. Он был еще совсем ребенок, Чарльз.
ЧАРЛЬЗ. Леонора, дорогая моя…
ЛЕОНОРА. Мне хочется сказать ему, каким он был хорошим. Мы так опрометчиво отпустили его. Мне хочется сказать ему, как мы все любим его. — Простите меня, мне нужно побыть одной. — Да, конечно, Эменгарда, гораздо лучше, когда мы говорим о нем.
ЛЮСИЯ (тихим голосом Женевьеве). Я могу чем-нибудь помочь?
ЖЕНЕВЬЕВА. Нет-нет. Только время, только течение времени может помочь в этом.
Леонора, блуждая по комнате, оказывается около дверей. В этот момент входит ее сын Родерик. Он берет ее под руку и ведет обратно к столу.
РОДЕРИК. Что случилось, в конце концов? Почему вы все такие мрачные? Сегодня мы отлично покатались на коньках.
ЧАРЛЬЗ. Молодой человек, вы не могли бы присесть. Я хочу поговорить с вами.
РОДЕРИК. На катке были абсолютно все. Люсия все время жалась по углам с Даном Крейтоном. Когда же это свершится, Люсия, а?
ЛЮСИЯ. Не понимаю, а чем ты.
РОДЕРИК. Люсия скоро покидает нас, мама. Подумать только, и это будет Дан Крейтон.
ЧАРЛЬЗ (зловеще). Родерик, я хочу поговорить с тобой.
РОДЕРИК. Да, отец.
ЧАРЛЬЗ. Это правда, Родерик, что ты возмутительно себя вел на вчерашнем балу?
ЛЕОНОРА. Не сейчас, Чарльз, я прошу тебя. Все-таки рождественский обед.
РОДЕРИК (громко). Нет.
ЛЮСИЯ. Действительно, отец, он ничего не сделал. Это все этот ужасный Джонни Льюис.
ЧАРЛЬЗ. Я не желаю слышать ни о каком Джонни Льюисе. Я хочу знать, почему мой сын…
ЛЕОНОРА. Чарльз, прошу тебя…
ЧАРЛЬЗ. Первая семья города!
РОДЕРИК (вскочив). Да я ненавижу этот город и все, что его касается. И всегда ненавидел.
ЧАРЛЬЗ. Вы вели себя как испорченный щенок, сэр, как дурно воспитанный, испорченный щенок.
РОДЕРИК. Да что я сделал? Что я такого ужасного сделал?
ЧАРЛЬЗ. Вы были пьяны и вы нагрубили дочерям моим лучших друзей.
ЖЕНЕВЬЕВА (ударив по столу). Чарльз, мне стыдно за тебя. Ничто в мире не стоит таких отвратительных сцен.
РОДЕРИК. Великий боже, в этом городке только и остается, что напиться, чтобы избавиться от скуки. Время здесь тащится так медленно, будто вообще стоит на месте.
ЧАРЛЬЗ. Хорошо, молодой человек, мы заполним ваше время. Вы больше не будете посещать Университет. Со второго января вы приступите к исполнению своих обязанностей на фабрике Байярдов.
РОДЕРИК (в дверях холла). Ну нет, у меня найдутся дела поинтересней, чем ваша древняя фабрика. Я уеду туда, где время, слава богу, не стоит на месте.