Холмс все еще довольно потирал руки, когда Билли распахнул дверь и впустил к нам инспектора Макдоналда из Скотленд-Ярда.
В те годы, а дело происходило в конце 80-х, Алек Макдоналд еще не достиг той славы, какой пользуется по всей стране в наше время. Это был молодой, но уже успевший отличиться в нескольких трудных операциях полицейский. Долговязая худощавая фигура выдавала его недюжинную физическую силу, а крупная голова и живые глаза, поблескивавшие из-под мохнатых бровей, свидетельствовали об уме и смекалке. Нрава он был молчаливого, в действиях отличался четкостью и упорством и говорил с заметным шотландским акцентом.
Холмс дважды помог ему добиться крупного успеха по службе, сам довольствуясь только интеллектуальным удовлетворением от решения сложной задачи. По этой причине Макдоналд питал к своему коллеге-непрофессионалу глубокое уважение и доверие и не стеснялся обращаться за советом, когда сталкивался с затруднениями. Посредственность не знает ничего выше себя, талант же признает гения с первого взгляда, а у Макдоналда доставало таланта и профессионализма, чтобы понимать, что нет ничего унизительного в обращении за помощью к человеку, чей дар и опыт не имеют себе равных во всей Европе. Холмс, не привыкший вступать с людьми в дружеские отношения, к долговязому шотландцу питал симпатию и всегда встречал его улыбкой.
— Вы с утра уже в трудах, мистер Мак, — сказал Холмс. — Желаю вам заслуженных успехов. Боюсь, вы опять столкнулись с каким-то злодейством?
— Если бы вы вместо «боюсь» сказали «надеюсь», мистер Холмс, это было бы, по моим понятиям, ближе к истине, — ответил, ухмыляясь, инспектор. — Самые первые часы в расследовании, как вам прекрасно известно, сэр, — часы золотые, но… но…
Инспектор вдруг смолк, с изумлением глядя на лежащий на столе листок с записью расшифровки загадочного письма.
— «Дуглас»! — с недоумением прочитал он. — «Берлстоун»! Что это значит, мистер Холмс? Просто колдовство какое-то. Ради всего святого, откуда у вас эти имена?
— Вот из этого письма, которое мы тут с доктором Ватсоном расшифровывали. А в чем дело? Что-то не так?
Инспектор перевел взгляд с Холмса на меня и обратно.
— Только то, — растерянно выговорил он, — что мистер Дуглас, проживавший в своем имении Мэнор-хаус в Берлстоуне, был зверски убит этой ночью!
Глава 2Шерлок Холмс рассуждает
Ради таких драматических моментов и жил мой друг Шерлок Холмс. Было бы преувеличением сказать, что поразительные слова инспектора Макдоналда потрясли или даже хотя бы взволновали его. В его уникальном характере не было ни грана жестокости, но от многократных столкновений с событиями подобного рода сердце его, бесспорно, покрылось коростой. Однако, хотя эмоции и притупились, рассудок отличала необычайная живость. Холмс нисколько не ужаснулся этому, казалось бы, мистическому совпадению; лицо его просто приняло выражение тихой, сосредоточенной заинтересованности, как у химика-экспериментатора, наблюдающего выпадение кристаллов в перенасыщенном растворе.
— Гм, забавно! — сказал Холмс.
— Вы даже не удивились?
— Удивиться не удивился, но заинтересовался, мистер Мак. С чего бы мне удивляться? Из заведомо надежного источника я получил известие, предупреждающее, что некоему лицу грозит опасность. Проходит не более часа, и я узнаю, что угроза осуществилась, человек этот убит. Меня это заинтересовало, но, как вы справедливо заметили, не удивило.
Холмс в нескольких словах изложил инспектору обстоятельства, связанные с письмом и шифром. Макдоналд слушал, подперев ладонью подбородок и сведя вместе мохнатые рыжие брови.
— Я собираюсь сейчас же ехать в Берлстоун, — сказал он, когда Холмс договорил, — а к вам завернул спросить, не захотите ли вы и ваш друг ко мне присоединиться. Но из вашего рассказа, видимо, следует, что нам полезнее поработать в Лондоне.
— Отнюдь, — покачал головой Холмс.
— Но, черт возьми, Холмс, через день-два газеты будут полны «Берлстоунской загадкой», а какая же тут загадка, если в Лондоне находится человек, заранее знавший о готовящемся преступлении? Надо только его арестовать, и все дела.
— Вам не откажешь в логике, мистер Мак. Но как вы намерены найти этого типа?
Макдоналд покрутил в руках письмо.
— Место отправления — Камберуэлл. Это нам мало что дает. Имя отправителя, как вы говорите, не настоящее. Да, исходных данных маловато. Но вы, кажется, говорили, что посылали ему деньги?
— Дважды.
— Каким образом?
— До востребования на Камберуэллское почтовое отделение.
— И даже не попытались взглянуть на того, кто их получает?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я всегда выполняю уговор. После получения первого письма я обещал, что не буду его выслеживать.
— Полагаете, за ним кто-то стоит?
— Несомненно.
— Тот профессор, про которого вы мне рассказывали?
— Именно!
Инспектор Макдоналд усмехнулся и, посмотрев в мою сторону, еле заметно подмигнул.
— Не скрою от вас, мистер Холмс, у нас в сыскной полиции считают, что вы немного свихнулись на этом профессоре. Я лично наводил справки. Судя по всему, это весьма уважаемый, высокообразованный и талантливый человек.
— Рад, что вы признаете за ним хотя бы талант.
— Ну а как же! Выслушав вас, я счел своим долгом с ним повидаться. Зашла речь о затмениях. Как это получилось, не помню. Но он достал рефлектор и глобус и в две минуты мне все объяснил. Да еще книгу дал почитать, правда, признаюсь, она оказалась мне не по зубам, хоть я и получил основательное шотландское образование. Этот человек удивительно похож на пресвитерианского проповедника, у него такое худое лицо, и седая шевелюра, и высокопарная речь. Прощаясь, он положил мне руку на плечо — прямо отец родной, благословляющий сына на встречу с жестоким, холодным миром.
Холмс ухмыльнулся.
— Здорово! — сказал он. — Великолепно! А скажите-ка, друг мой, эта приятная и трогательная беседа происходила у профессора в кабинете?
— Да.
— Красивая комната, верно?
— Очень красивая, мистер Холмс. Обставлена прекрасно.
— Вы сидели напротив его письменного стола?
— Точно.
— Солнечный свет падал на ваше лицо, а сам он находился в тени?
— Вообще-то дело было вечером, но я помню, что свет лампы был направлен на меня.
— Именно. Вы случайно не заметили картину, висящую над головой профессора?
— Я обычно стараюсь замечать все, мистер Холмс. Наверно, от вас научился. Да, видел я эту картину: молодая женщина сидит, подперев рукой щеку, и искоса смотрит на вас.
— Это полотно работы Жана Батиста Грёза.
Инспектор постарался принять понимающий вид.
— Жан Батист Грёз, — продолжал Холмс, откинувшись на спинку стула и скрестив пальцы, — это французский живописец, расцвет которого приходится на вторую половину прошлого столетия, я имею в виду расцвет творчества, разумеется. Искусствоведение наших дней более чем подтвердило ту высокую оценку, которую ему дали современники.
Во взгляде инспектора явно проглядывала скука.
— Не лучше ли нам… э-э… вернуться… — забормотал он.
— Именно это мы и делаем, — оборвал его Холмс. — То, что я сейчас говорю, имеет непосредственное отношение к тому, что сами же вы назвали «Берлстоунской загадкой». Возможно, в этом и есть ее суть.
Макдоналд жалобно улыбнулся и посмотрел на меня, молча взывая о помощи.
— Я не поспеваю за вашими мыслями, мистер Холмс. Вы опускаете какие-то звенья, а я не могу перепрыгнуть через разрыв. Ну, какая, скажите на милость, может быть связь между давно умершим художником и убийством в Берлстоуне?
— В сыщицком деле любое знание — благо, — сказал Шерлок Холмс. — Даже такой прозаический факт, что в 1865 году картина Грёза «Девушка с ягненком» была продана на аукционе Портали за один миллион двести тысяч франков (что равняется более чем сорока тысячам фунтов), может подтолкнуть ваши мысли в нужном направлении.
Было видно, что толчок уже подействовал. Инспектор оживился, посмотрел с интересом.
— Осмелюсь напомнить вам, — продолжал Холмс, — что величину профессорского жалованья нетрудно узнать из любого надежного справочника, коих имеется несколько. Семьсот фунтов в год.
— Но как же тогда он мог приобрести…
— О том и речь. Как же он мог?
— Н-да, интересно, — сказал, задумавшись, инспектор. — Продолжайте, мистер Холмс. Вас слушать — одно удовольствие. Заслушаешься.
Холмс улыбнулся. Он всегда, как это свойственно настоящим артистам, радовался искреннему восхищению.
— А как же Берлстоун?
— Время еще есть, — ответил инспектор, покосившись на часы. — Кеб ждет у крыльца, и до вокзала Виктории мы доедем меньше чем за двадцать минут. Меня вот что интересует: помнится, вы говорили, мистер Холмс, что никогда не видели профессора Мориарти.
— Никогда.
— Тогда откуда вам известно убранство его комнат?
— Ну, это дело другое. Я три раза побывал в его квартире, дважды приходил в его отсутствие якобы по каким-то делам, сидел, ждал и, не дождавшись, уходил. А однажды… Впрочем, об этом случае не следует рассказывать детективу. Именно тогда я позволил себе взглянуть на бумаги, и результаты оказались самые неожиданные.
— Нашли что-то компрометирующее?
— Ни строчки. Это-то меня и удивило. Надеюсь, теперь вам ясно насчет картины. Она свидетельствует о том, что ее владелец — человек весьма богатый. Но как он разбогател? Он не женат. Его младший брат работает начальником железнодорожной станции на западе Британии. Научная работа приносит ему семьсот фунтов в год. И однако, у него есть полотно Грёза.
— И значит?..
— По-моему, вывод напрашивается.
— То есть, что он имеет большие доходы, и, судя по всему, незаконные?
— Совершенно верно. Разумеется, у меня имеются и другие причины так полагать — с десяток тончайших нитей тянутся к центру паутины, где затаилось коварное, ядовитое существо. Я назвал полотно Грёза просто потому, что вы и сами его видели.