– Вы думаете, у меня мало врагов? Несомненно, это они! Враги и завистники! Зависть – это язва, полковник! Это раковая опухоль, которая разъедает совесть человека. Завистник готов на все – даже уничтожить самое дорогое…
– Видите ли, о завистниках в данном случае говорить не приходится, – возражал ему Гуров. – Судя по всему, ваш катер преступники использовали для нападения на прогулочный теплоход. Это жестокие и беспринципные люди, Петр Валерьянович, и ваши успехи в кинематографе их вряд ли волнуют.
– Ну и что же? – запальчиво говорил дальше Боголепский. – Завистник готов идти на любой сговор – хоть с чертом. Чтобы досадить мне, он обратился к бандитам.
– Хорошо, вы можете назвать фамилию?
– Ха! Мне пришлось бы перечислять эти фамилии часами! – самодовольно сообщил Боголепский. – Нет, конкретную фамилию я вам не назову, даже не просите – для меня самого все это полная загадка. Но подоплека мне понятна… – И он упорно продолжал нести эту ахинею и дальше, пока у Гурова окончательно не лопнуло терпение.
– Олега Вельяминова можно отнести к числу ваших недоброжелателей?
Вопрос поразил режиссера.
– Олега? Да я его благодетель! Я вытащил его из той помойки, где он нюхал бензин и выхлопные газы этих списанных тачек! Я дал ему известность и настоящие деньги… Хотя, наверное, ваш вопрос имеет право на существование. Ведь, как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – Боголепский горько рассмеялся. – Неужели он решил так отплатить за все, что я для него сделал?!
– Вы слишком спешите, – сказал ему Гуров. – Я лишь спросил о ваших отношениях с Вельяминовым.
– У нас были превосходные отношения! – возразил Боголепский. – Сначала он просто смотрел мне в рот. И правильно делал. Я вылепил из этого сырого кома глины нечто!.. Но теперь он вообразил, будто может обойтись без меня.
Вельяминов не являлся на съемки с того самого дня, как отметился на первом допросе. Сначала он сослался на нервный срыв и попросил сутки отдыха. Но прошли сутки, вторые, а от Вельяминова не было ни слуху, ни духу. Режиссер не мог его найти, несмотря на титанические усилия.
– Понимаете, на самом деле Вельяминов – элементарная сволочь, – интимно сообщил Гурову режиссер. – Если бы не конъюнктура, я бы этого мерзавца и на пушечный выстрел не подпустил к съемочной площадке. Но зритель хочет видеть на экране крепкого парня без всяких этих интеллигентских штучек. Самое главное – фактура. Приходится смиряться.
– Одним словом, вы не исключаете, что Вельяминов мог быть каким-то образом причастен к похищению вашего катера? – спросил Гуров. – Я слышал, что вы как-то даже вместе на нем катались?
– Я теперь ничего не исключаю, – мрачно признался Боголепский. – Тем более что за Олегом уже водилось нечто подобное. Вы знаете, он пристроил ко мне одного совершенно криминального субъекта. Абсолютного психопата! Он терроризировал всю группу. Я поставил вопрос жестко – или я, или…
– Не электрика ли Сергеева? – перебил его Гуров.
– Ах, вы уже в курсе, – упавшим голосом произнес режиссер. – Странная дружба, не правда ли? Говорят, они познакомились в дисбате, отбывая наказание. Срок в дисбате никуда не пишется, человек формально чист перед обществом, но вы же понимаете, такое испытание бесследно не проходит…
Этот факт был, пожалуй, единственным дельным звеном в словесных кружевах, которые плел Боголепский.
Самым забавным же было то, что режиссер настолько был увлечен собственными невзгодами, что так и не удосужился уловить связь между двумя простыми фактами – разборкой, в которую попал его актер, путешествуя по реке, и участием в той же разборке режиссерского катера. Для Боголепского это были два независимых друг от друга события. Гуров посчитал, что разубеждать его не имеет смысла – практической пользы от этого все равно никакой.
Гуров поразмышлял еще над одной странностью, о которой он услышал сегодня от одного из офицеров МУРа, занятого тем же делом. Его группа искала возможных свидетелей высадки преступной группы на берег. Ведь должны были они куда-нибудь высадиться! Свидетелей пока не нашли, но офицер общался с водолазами, которых нанял Бардин, и его здорово удивило, что результатами их поисков никто, похоже, не интересуется. Бригадир водолазов заявил, будто у него такое ощущение, что они предоставлены самим себе и никто от них ничего не ждет. За все время, пока они посменно полоскались в воде, от Бардина только однажды приезжал человек, побыл минут пять и, не дав никаких указаний, уехал. Если так будет продолжаться, бригадир обещал бросить все работы, плюнув на договор, потому что «ребятам оскорбительно такое отношение».
Гуров был согласен: работа водолаза – не сахар, и нырять просто так, не ощущая заинтересованности заказчика в результатах поисков, мало кто захочет. Тем более речь идет о пропавшем человеке. Выводов напрашивалось два – или господин Бардин не слишком любит свою дочь и лишь формально озабочен ее розыском, или же он что-то знает такое, что позволяет ему сохранять спокойствие и оплачивать водолазные работы, которые ведутся лишь для отвода глаз.
Гурову очень хотелось бы расспросить об этом господина Бардина лично, но по некоторым соображениям он решил отложить расспросы. Он чувствовал, что банкир еще не созрел. К тому же имелись еще обстоятельства, требующие пристального внимания. Так, до сих пор было до конца не ясно, какое имели отношение к делу Вельяминов и его дружок Сергеев, и кто такие те проворные ребята, которые раскатывали в актерской тачке по местам, так сказать, «боевой славы», и была ли в ту злосчастную ночь еще одна лодка, и если была, то куда она в конце концов делась?.. И еще – что за люди приезжали в село Демино накануне нападения и пили водку в доме все того же электрика Сергеева? Гуров очень надеялся, что на последний вопрос криминалисты все-таки сумеют ответить – отпечатки пальцев, добытые Крячко с нарушением процессуальных норм, изучались в лаборатории, и через день-другой должны появиться результаты.
– Ты спишь, Лева? – Голос Крячко вырвал его из раздумий. – Просыпайся. Сворачиваем на Демино. За бортом безветренно, сухо, температура воздуха двадцать градусов по шкале Цельсия…
– Сам вижу, что двадцать, – проворчал Гуров. – И, между прочим, я и не думал спать, полковник! Вот так создаются легенды. Я размышлял.
– Тоже иногда полезно, – наклонил голову Крячко. – А я бы на твоем месте все-таки поспал. Все равно ведь ничего не надумал?
– Не то чтобы совсем ничего, – ответил Гуров. – Но хотелось бы большего.
– Ну, даст бог, потянет нашего друга на родную землю, – заметил Крячко. – Если только не осядет он где-нибудь у дружков.
– С дружками у него, я думаю, проблемы, – покачал головой Гуров. – Вряд ли кому-то захочется сейчас иметь под боком такого психопата, да еще находящегося в розыске. Убраться из Москвы – лучший для него выход.
Впереди в лунном свете показались очертания крыш и силуэты деревьев. Два-три одиноких огонька помаргивали сквозь черную листву – Демино спало.
– Встань у поворота, – посоветовал Гуров. – Машину поближе к кустам, чтобы не так заметно было.
– Слушаюсь, босс! – весело ответил Крячко.
Он съехал на обочину и заглушил мотор. Капот машины с шелестом ткнулся в придорожные кусты. Оперативники вышли.
Ночью все здесь выглядело совсем иначе. Блеск луны придавал пейзажу какой-то тревожный призрачный оттенок. Звенели сверчки. Со стороны реки доносился слабый плеск воды и шорох ив. Берег тонул во тьме.
Гуров и Крячко молча дошагали до крайнего дома. Сейчас он казался особенно запущенным и заброшенным. Черные окна отсвечивали неестественным серебристым сиянием, точно слюдяные. Гуров и Крячко остановились у забора в тени раскидистого дерева.
– Давай сначала осмотрим все снаружи – освещение позволяет. Когда ты последний раз входил в дом, он ведь был на замке, верно?
– Само собой, – сказал Крячко. – Я его открыл и даже закрыл. Все в ажуре.
– Значит, если замок на месте…
– То птичка далеко.
– Совсем не обязательно. Поэтому я и говорю, что нужно внимательно все осмотреть.
Они вошли во двор и крадучись приблизились к дому. В темных окнах отражалась луна. На входной двери висел замок. Гуров и Крячко переглянулись и стали с двух сторон обходить дом.
Неожиданно Крячко наткнулся на лестницу, прислоненную к задней стене. Ему показалось, что два дня назад он ее не видел. Впрочем, он был не вполне уверен, поэтому не стал прежде времени беспокоить Гурова. Задрав голову, он посмотрел наверх.
Лестница вела на чердак. Чердачный лаз был приоткрыт. Крячко подумал и полез наверх. Старая лестница прогибалась и потрескивала под его весом. Опасаясь сорваться, он не слишком внимательно смотрел по сторонам, надеясь осмотреться, когда достигнет цели. И, как часто бывает, чрезмерная сосредоточенность нисколько ему не помогла. Неожиданно под ногой у него хрустнуло дерево, ступенька подломилась, и Крячко повис на руках, с грохотом ткнувшись коленом в стену.
В ночной тишине это прозвучало как удар грома. И одновременно в доме тоже что-то грохнуло и заметалось. Крячко услышал, как бежит к нему Гуров, и попытался подтянуться, чтобы закрепить ногу на уцелевшей ступеньке. Но в этот момент дверца, ведущая на чердак, распахнулась, и оттуда на Крячко выпала широкая раскоряченная тень, похожая на огромного паука. Гнилая лестница не выдержала такого напора, переломилась пополам, и Крячко вместе с напавшим на него чудовищем полетел вниз.
Глава 7
– Хороши! – с отвращением сказал генерал Орлов, когда Гуров и Крячко явились наутро к нему в кабинет. – Самодеятельная артистическая бригада Министерства внутренних дел на гастролях! Что это вы удумали? Кого решили удивить – меня? Поздравляю, у вас это получилось. И что дальше?
Голос генерала напоминал бормотание просыпающегося вулкана. Он мрачно рассматривал оперативников, но в глазах его не было и капли удивления. Он был раздосадован до последней степени. Да и было чем – выглядели оба, мягко говоря, неважно. Левая щека у Гурова была заклеена полоской пластыря. Лицо болезненно бледно. Крячко цвет лица не потерял, зато разукрасился, как карнавальный индеец, – он был весь в синяках и ссадинах, хромал на обе ноги, а одно ухо у него распухло и сделалось свекольного цвета. Из-за этого он все время старался повернуться к собеседнику т