Герцога во мне стражники признали сразу. Помогло этому то, что один из трех пареньков оказался приятелем того самого незадачливого любителя разрешений на ношение оружия.
Денег за проезд, слава Алив, не взяли. Косились странно. Когда мы уже собирались выезжать на главную улицу, паренек неловко заметил:
— Ваша светлость, вам бы это, на постоялый двор не ехать. Енре, он горазд языком чесать. И вспыльчив больно. Перебрал, да такое понарассказывал, что и слушать противно, да только люд, наоборот, собираться начал. Мы его с другом пытались отговорить, да где уж там. К тому же староста обязательно захочет с вами встретиться… и отец святой…
— Спасибо за совет. Только разве я перестал быть хозяином здешних земель? — Посмотрев, как стражник принялся изо всех сил мотать головой, я улыбнулся. — Замолвлю словечко перед императором, что службу хорошо несешь. И о Енре скажу. Старосте пока не стоит говорить о моем приезде.
Когда мы отъехали на приличное расстояние от ворот, Квер все-таки осмелился спросить с изрядной долей сомнения в голосе:
— А нужно ли нам в трактир ехать? Ну их… потом сразу императору все расскажите, герцог. Сейчас на первом месте другие дела.
— Квер, ты пойми, какой из меня герцог, когда последний мальчишка позволяет себе такое в мой адрес?! — В голосе прорезалась нешуточная угроза.
Ох, не ограничусь я тем, что лишу этого стражника чина и хлебной должности. Надо только послушать, что он там болтать вздумал.
Только в сказках люди, наделенные властью, лишены пороков и являют из себя образец добродетели, помогая всем направо и налево. Я добр только к тем, кто добр ко мне и в ком я уверен.
Постоялый двор представлял собой поистине жалкое зрелище. Покосившееся трухлявое двухэтажное здание подслеповато взирало на мир провалами окон, кое-где в них отсутствовали стекла. На первом этаже пробивался яркий неровный свет и слышался одобрительный гул собравшегося народа. Оставив лошадей тощему мальчишке и кинув ему мелкую монетку на сладости, я первым зашел в пропахший дрянным пивом, самогоном, табаком и потом зал.
На барной стойке восседал стражник Енре, он был весьма пьян и громким голосом рассказывал собравшимся людям, а их, надо заметить, было немало, занятную историю.
— А уж взгляд у него недобрый, мама не горюй! — заплетающимся языком поведал он. — Вроде глядишь, глазища синие-синие, словно камни драгоценные. Никогда подобных глаз не видел. Но холодные они, такие ледяные… и равнодушные-равнодушные… смотришь и озноб по спине. Словно в бездну вглядываешься, а в этой бездне смерть сидит. И ухмылка у него… бр-р. До сих пор страшно! Остальные спутники у него нормальные. Думаю, чего к девке привязался? Ну обвешана оружием, как барышня какая украшениями. Ну и пусть, так ведь краси-ива-ая! — мечтательно протянул он. — Думаю, дай подъеду, пошучу, а потом извинюсь. Вдруг улыбку-то заработаю? А тут этот. Кольцо показывает — герцог. Да только какой из него герцог? Видел я нашего герцога. Только глаза у того добрые, теплые, словно отцовские. А тут внешность его, а внутри словно кто-то другой сидит. Не-е, други. Не наш это герцог уже, не наш… — Трактирщик, правильно расценив паузу в рассказе, плеснул в кружку стражнику еще самогона. Тот разом опрокинул в себя чарку и, закатив глаза, обмяк, успев только прошептать: — Страшный человек…
Юльтиниэль фыркнула на весь трактир, перепугав посетителей.
— Да, папочка. Тут послушать, так ты у нас сам наместник Хель — почти воплощение зла! — весело сказала она, отодвигая меня в сторону и танцующей походкой проходя меж столов к барной стойке.
— Можешь начинать бояться, — в тон ей хмыкнул я, двигаясь следом.
За мной поспешили Квер с Маришкой, Роланд остался возле дверей, не зная, что ему делать. Есть все равно не будет, веса его дубовые лавки, скорее всего, не выдержат, но охранять госпожу надо.
Народ начал боязливо расползаться в стороны. Каждый так и норовил заглянуть мне в глаза, проверить слова стражника. Не стал их расстраивать. Взгляд у меня сейчас был добрый-предобрый. Таки наполнял обшарпанную обстановку трактира теплом и светом. Вот и верьте после этого пьяным стражникам! Правда, улыбка вышла кривая, но это уже мелочи.
Юльтиниэль тем временем уже добралась до Енре, который в невменяемом состоянии успел сползти под стол в обнимку с чаркой. Дочка пихнула стражника носком сапога и презрительно скривилась.
— Так, — я огляделся и, к своему удивлению, все-таки нашел капитана стражи, — любезнейший, я надеюсь, вы понимаете, что поведение, подобное тому, которое показал вам этот молодой человек, недопустимо?
— Да, ваша светлость… два дежурства вне очереди… три…
— Нет. Подобное никуда не годится. Я позабочусь о том, чтобы этот человек больше никогда не получил места в страже. Пусть пропалывает огороды. Донесите, пожалуйста, до него эти сведения, как только он проспится. Оружие отобрать, заработанных денег не выплачивать. Как очнется, отослать, к Хель, из деревни. Понятно?
Капитан закивал, с сочувствием косясь на паренька.
— Замечательно! Трактирщик, выдели нам две лучшие двухместные комнаты и принеси сытный ужин. Все понял?
Тут случился небольшой конфуз. Спешившие убраться подальше от злого герцога люди у выхода столкнулись с мило улыбающимися доспехами. Послышался предынфарктный хрип, чья-то молитва Пресветлой матери и проклятья в адрес Убийцы Хель… Или, наоборот? — с испугу-то и ошибиться можно. Товарищи со слабыми нервами отправились в глубокие обмороки, а те, что порезвее, решили воспользоваться окнами, как запасными выходами.
— Это что же, рыцарь ожил?! Что же творится? — раздался по углам встревоженный шепот. — Надо бы в церковь бежать… а то тут такое…
Квер покосился в мою сторону — святой отец, если он не Тонио, это нехорошо. Я покачал головой. Мол, поедим, посмотрим, а там все обойдется, если будем сидеть по комнатам, как мыши под веником. Взяв у трактирщика ключи от комнат с наказом принести ужин как можно быстрее, мы поднялись на второй этаж.
Юльтиниэль придирчиво оглядела две обшарпанные каморки, скривилась после того, как разбитная служанка, смерив дочку завистливым взглядом, объяснила, что удобства тут на этаже. После чего моя язвочка заметила, что проще было заночевать где-нибудь в лесу. Маришка пожала плечами, брезгливо рассматривая заповедник клопов, также именуемый кроватью.
— Если устроиться на полу, то, может, и сойдет, — неуверенно предложила она.
Тут вернулся Квер, ходивший проверять «удобства», и, по глубокому отвращению, которое выражало его лицо, я подумал, что еще не поздно устроиться где-нибудь на улице. Мысль в голове сформировалась, но высказать вслух я ее не успел. Расплачиваясь за дневную жару, по карнизам бойко застучали первые капли теплого летнего дождика. Значит, придется заночевать тут. Как раз подоспел трактирщик, который, желая услужить лично, притащил огромный поднос, заставленный тарелочками и мисочками с едой. Пахло сносно, выглядело вполне аппетитно, так что, подумав, мы решили остаться тут хотя бы на ужин. А там, глядишь, и дождик кончится, и удастся уговорить какую-нибудь старушку пустить нас к ней на ночлег.
Однако дождь не закончился ни через полчаса, ни через полтора, твердо решив нас задержать в этом трактире. На первом этаже устроился Роланд, не захотев ржаветь под ливнем. В общем, переглянувшись, мы таки решили ложиться спать. Поймав Маришку на выходе из комнаты, я настоятельно попросил девушку проследить, чтобы мое чадо ничего не учудило. Она покивала, обещая, что, если чего случится, доложит. Хотя, зная девичью дружбу, скорее можно предположить, что она тотчас сообщит Юльтиниэль о моей просьбе, а потом постарается, чтобы дочка не отправилась на подвиги в одиночестве: вдвоем-то пакостить куда интереснее.
Вернувшись в комнату, я застал Квера за приготовлениями ко сну. Лейтенант, встав на четвереньки, расстилал на полу свой плащ, явно собираясь устроить клопам забастовку. При этом он выглядел ужасно несчастным — еще бы, вот она, кровать, совсем рядом, а спать приходится в условиях, приближенным к боевым. Вот она, доля молодого и перспективного лейтенанта, которого злобный герцог потащил с собой в столицу.
— Друг мой, что это ты делаешь? Хочешь, чтобы я, встав ночью, споткнулся о тебя и сломал себе что-нибудь жизненно важное? — уточнил я, показно хмуря брови.
— Но ведь клопы, ваша светлость… — Квер проворно вскочил на ноги, смотря на меня с большой надеждой.
Ну, не мог я разочаровать мальчишку. Хорошо хоть заклинание против клопов относится к бытовым и мне пока под силу.
Так что через пять минут я растянулся на тоненьком матрасе, чувствуя себя великим героем. В неплотно зашторенное окошко с любопытством заглянула освободившаяся из оков дождевых туч луна. Бледные лучики, проскальзывая, вплетались в лунную дорожку.
Квер почти сразу же уснул и теперь тихо сопел. За стеной веселое шушуканье стихло тоже довольно быстро — уморились девочки: столько эмоций за один день, когда раньше неделями могла тянуться однообразная скучная жизнь. Ничего, глядишь — завтра лучше будет.
Я же лежал и наблюдал за этим мертвым и некрасивым лунным светом. Не люблю ночи. Наверное, потому, что они напоминают о слишком многих тайнах, которые связывают меня по рукам и ногам. Ночь — время, когда обычные люди и нелюди спят и власть полностью переходит к созданиям Хель. Хотя сколько лет охотники за нечистью не встречали даже захудалого вампира или оборотня? Кажется, последний вампир положил начало легенде о происхождении Маришки. Больше о нечисти ничего не было слышно ни с одного конца нашей большой и процветающей империи.
Не спится мне в такие ночи. Стараясь не разбудить Квера, я тихо поднялся на ноги и подошел к окну. В небольшой, смазанной дождем церкви горел крошечный огонек. Похоже, здешнему святому отцу уже доложили о нашем прибытии. Завтра не избежать разговора с ним. Очень надеюсь, что человек попадется толковый, а не полоумный фанатик.
Наконец луна снова скрылась за неплотным слоем туч. Надо скорее засыпать. Не хочу завтра опять напоминать злобное умертвие. Проходя мимо пыльного старого зеркала, я кинул быстрый скучный взгляд на свое отражение.