И ему не приходит в голову, что испытываемое мной возбуждение, проявлениями которого я делюсь с ним, абсолютно независимо от моего тела. Он и представить не может, что мое тело равнодушно, что реагирует моя голова. Не подозревает, что меня радуют его собственное возбуждение и картинки в его голове. Вот оно, точное описание нашей взаимной лжи, не так ли? Он притворяется, что я источник его эрекции, а я в свою очередь — что соответствую этому вожделению, вовсе не принадлежащему мне. Скорее всего, дело в том, как резко изменилась температура внутри музея по сравнению с тем, как было на улице. Женщины занимаются любовью по уйме превосходных причин, не имеющих ничего общего с физическим наслаждением. Каким образом может мужчина знать это? Как мог Стефан догадаться, что моя причина в сию минуту — это желание, чтобы два наших континента соприкоснулись? Без этих недолговечных метеорологических условий, то есть без этого урагана, наши континенты никогда не приблизятся друг к другу. Ради этой магии, ради того, чтобы увидеть, как он теряет себя, снова становится молодым и пластилиновым, подобно мне, чтобы услышать в его низком голосе безнадежно высокие нотки мальчишки, я седлаю его и смотрю, как он широко раскрывает глаза, остолбенев, казалось бы, от власти, которой я обладаю верхом на нем.
Breezeblocks, alt-J
Октябрь 2010 года. Жозефу исполняется двадцать один год. Мы так влюблены, что в подарках нет особой необходимости. Для счастья хватило бы ерундового свитера или билета на концерт, но моя сумасшедшая мания величия подкинула дьявольский план, который так вдохновляет меня, что хранить его в секрете невозможно. Я подарю ему девушку из эскорта, и мы проведем время втроем. Я выбрала отель, время, полностью продумала план в голове. Осталось лишь найти девушку.
Одну я приметила — Натали: она подошла бы прекрасно, потому что специализируется на парах. Ее тело выглядит красиво, если это должно меня заботить. И описание на сайте дает надежду на то, что она не будет демонстрировать излишний профессионализм. Однако есть проблема: ее лицо безнадежно размыто. Несмотря на мою вежливую просьбу, она не соглашается отправить мне свое фото. Ее тело может быть самим совершенством, но я не представляю, как могла бы рискнуть и нанять девчонку, чье лицо может все испортить.
После некоторых колебаний я останавливаю свой выбор на некой Ларисе, найденной в сети благодаря английскому эскорт-агентству. Восхитительная русская девушка лет двадцати, блондинка с тонкими чертами лица и большими миндалевидными глазами голубого, будто лед, цвета. Очень довольная собой, я показываю фото Жозефу. Мало будет сказать, что мы проводим две оставшиеся до великого вечера недели, подогревая друг друга, представляя экзотические комбинации меня и Ларисы, в то время как он будет держать в руке набухающий член, а голова его будет наполняться незабываемыми картинками. Те ужасы, которые мы смотрим каждый по отдельности в интернете, скоро станут реальностью. Лариса, это чувственное имя, как часто мы вспоминаем его, лаская друг друга.
Мы встретились с ней в Cafe de la Paix[3].
Стоял погожий морозный день, и я мерзла на террасе, пока она ждала меня внутри. Мне нужно было развернуться и уйти с самого начала, но я находилась под впечатлением. Как реагировать, когда метрдотель провожает вас к столику, за которым расположилась закутанная в меха высокая русская девушка, попивающая шампанское и очищающая клешни омара? Все в ней кричало о наличии денег, даже улыбка на лице, не меняющая ничего во взгляде. Свет, в котором утопала комната, падал на ее бархатистую накрашенную кожу. Мужчины исподтишка изучали взглядом нашу парочку. От нее пахло сильными, замысловатыми духами — фиалковым парфюмом от Guerlain, и ее мелкие зубы сверкали как жемчуг, когда она делала вид, что смеется.
Если бы Жозеф пришел со мной, он несомненно увидел бы то, что я не заметила в суете: что она была слишком сильно накрашена, что ей явно было все равно, с кем спать, с мужчиной или с женщиной, главное, чтобы заплатили — на улице де ла Пэ не поселится тот, у кого слишком много требований. Она не походила на свою фотографию: в ней не было ни следа от нимфы со снимка, только очень высокие скулы не поддались ретушированию фотографа. Мне стоило бы поблагодарить ее и отправиться на поиски новой гетеры, но времени оставалось чрезвычайно мало, и я не могла позволить себе такие фантазии. Слишком уж долго мы мечтали о Ларисе.
Расставшись с большей частью своих средств, я постаралась внедрить Ларису такой, какой она была в наших фантазиях, отодвинув на задний план бездонное равнодушие, которое она у меня вызывала. Когда Жозеф спросил у меня, как все прошло, мое сердце нервно забилось, и я соврала: «Ох, она очень тебе понравится».
Мы ждем в номере с шести часов вечера. Я достала шампанское и кокаин, оказавшийся на удивление плохим, но я ни за что не стану критиковать собственный подарок. Быстрыми движениями, чтобы не выронить содержимое, я скручиваю косячок, от которого у меня начинают подкашиваться ноги — почва для этого была подготовлена кокаином. Смесь того и другого, залитая теплым шампанским, не дает мне и шанса на спокойствие.
В восемь Ларисы все еще нет, и я начинаю стыдливо надеяться, что она сбежала с моими деньгами. Внезапно мысль о том, чтобы провести ночь вдвоем, кажется, возбуждает больше, чем риск маяться втроем. Жозефу страшно так же, как и мне. Когда я обнимаю его (что я делала каждые две минуты этим вечером), то чувствую, как за красивым широким торсом растерянно трепещет его сердечко.
Вопреки всем ожиданиям Лариса наконец-то деликатно стучит в нашу дверь, приводя меня в предобморочное состояние. Слава богу, номер слишком мал для того, чтобы я могла улучить минутку и тихонько спросить у Жозефа, что он думает о ней. В любом случае, мы слишком взбудоражены и обеспокоены, чтобы скоординировать наши действия. На каблуках рост у Ларисы примерно метр восемьдесят, и нам обоим не достает полторы головы, чтобы быть с ней на одном уровне. Видно, что она не рассчитывала на то, что номер будет настолько маленьким. Она, несомненно, привыкла к экстравагантным пропорциям парижских дворцов. Вот что мне нужно было забронировать — огромный номер в отеле Ritz, который раздавил бы нас своей кричащей роскошью. Если бы расценки Ларисы не разорили меня, именно так я бы и поступила. Тут я начинаю задыхаться в узком пространстве. Мне неудобно оттого, что здесь есть только один стул. Я предлагаю его Ларисе, а мы с Жозефом присаживаемся на край кровати, как две робкие барышни. Лариса выглядит огромной и взрослой, а от нас так и несет невинностью. Какими же мы выглядим молодыми и испуганными — и это все, что она видит. В этой ситуации самым правильным с ее стороны было бы сделать вид, что она ничего не замечает, но, похоже, она не психолог, так как после долгого взгляда в сторону Жозефа она, хихикая, спрашивает его по-английски: «Тебе точно есть восемнадцать?»
Мы усиленно подтверждаем данную информацию: Жозеф весь покрасневший, а я — возмущенная, и я чувствую, как мои надежды сходят на нет. Я-то думала, что молодая влюбленная пара станет для нее скорее чаевыми, нежели реальной работой. Однако, вне всяких сомнений, в ее больших глазах блестят снисхождение и желание рассмеяться. Вдруг мне становится жалко нас: мне стоило выбрать кого-то помоложе — новенькую, которая не заметила бы разницу между работой и удовольствием или между работой и опытом и восхитилась бы красотой Жозефа — красотой зверя в самом расцвете сил, от которой останавливается дыхание.
Но я заплатила, что ставит меня в неудобное положение клиента, который сделает все что угодно, лишь бы вырвать у проститутки хоть немного из того, что полагается бесплатно. Раз уж обстановка не располагает к спонтанной оргии и ни мне, ни Жозефу и в голову не пришло бы наброситься на нее, я неумело завожу разговор на английском, и мы втроем начинаем уничтожать этот язык своими отвратительными акцентами.
Я еще никогда не встречала такой ледяной женщины. И пусть она улыбается, прыскает в ответ на мои жалкие шуточки, пусть она одета в коротенькое платье, никогда и ни с кем я не чувствовала такой дистанции. Кокаин, который я вежливо предлагаю ей и который она так же вежливо принимает, вовсе не расслабляет ее. Вероятно, она добавит в список обвинений, которые могла бы нам выдвинуть, некомпетентность новичков, готовых купить первый попавшийся, мелко измельченный белый порошок. Ни бутылка шампанского, украденная мною у отца, ни тот грамм пустоты, размазанный смехотворными полосками, не могут сыграть нам на пользу: расслабься, детка, затянись чуток сахарком, выпей пенящейся жидкости из бокала! Какой позор!..
Время неумолимо движется вперед, но никто и не пытается как-то выйти из сложившейся ситуации. Не знаю, кто из нас заслуживает пощечины больше: я, громогласно и без остановки несущая ерунду, Жозеф, вооружившийся айподом и решивший взять на себя роль диджея, или Лариса (чья это, блин, работа, в конце концов), удобно расположившаяся с бокалом в руке, прикрыв скрещенными ногами то, на что я с трудом наскребла половину минимальной заработной платы. Так и более получаса пройдет, именно на это она наверняка и надеется. И я поняла бы ее, если бы вместо нас перед ней расположились два похотливых старичка. Что до нас, разве можно мечтать о более легкой для удовлетворения клиентуре? Уже поцелуй, один маленький поцелуйчик в губы с влажным кончиком языка, перенес бы нас обоих на вершины экстаза. Я думаю, она хорошо это понимает. Наверняка она сразу почувствовала, что ни один из нас не станет требовать от нее невероятных акробатических номеров или тупейших ролевых игр. Уже от одного ее присутствия мы готовы притворяться, что довольствуемся бездействием.
Хоть она и ни в коей мере не была естественна и не обладала актерским талантом (потому как естественность тоже можно сыграть), я должна признать, что она была в некотором роде способна на милосердие. Я так явно жалела нас с Жозефом, что она, должно быть, почувствовала это и по прошествии часа сама попросила меня проследовать за ней в ванную комнату. Неловкий был момент: практически вплотную прижатая ко мне в узком пространстве между душем и туалетом, Лариса требует с меня оставшиеся триста пятьдесят евро, а после предлагает нам с Жозефом принять душ. Что уже было сделано тщательнее, чем нужно, да так, что мы почти стерли себе кожу в