— На вашу долю я тоже взял, — недовольный Тилль тут же пододвинул ко мне тарелку супа, второе и стакан чая, с лежащей сверху булкой.
Я оценила эту взятку и деликатное «только не артикли!», поэтому поблагодарила и принялась за еду. Готовили в столовой неплохо, и даже в моем супе было достаточно овощей, зелени и мяса, чтобы им насытиться. Поэтому второе я ненавязчиво отодвинула от себя на середину стола. Пусть парни сами выбирают, кому достанется еще порция.
Студенты продолжали прибывать и ворчать в очереди, я же ела неспеша и с удовольствием, наслаждаясь каждой ложкой. Тилль тоже не скромничал, а вот Макарушка едва поковырял в своей тарелке.
— Не спокойно мне, как там матушка, — отозвался он.
— Проведайте ее, — поспешно влезла я. Вдруг послушается и съедет? Хоть одним соседом станет меньше!
— Не могу поперек слова ее идти. Сказала – иди завоевывай Ярину, вот тем и буду заниматься.
— Сидением на лекциях этого не сделать, — заметила я.
Он тяжело вздохнул и уткнулся в свою тарелку, отчего мне стало его жаль. Хороший же парень по сути. Вон сколько пар вытерпел! И не жаловался, не ныл, не зевал. Да и выглядит Макар не так плохо: его бы переодеть и прическу сменить, симпатичный молодой человек получится. Повезет его будущей жене, но себя я в этом качестве не вижу.
— Я помогу вам искать книжку! – выпалил он, решительно отставив тарелку.
Мы с Тиллем тоже бросили жевать и переглянулись друг с другом. Это же наше развлечение! То есть соревнование. Третий лишний в нем не нужен!
— Даже разработал план, — добил Макар.
— Тоже в ночи, после чтения советов по построению крепкого брака? – возмутилась я, Тилль тоже нахмурился. Хотя кто виноват в этой ситуации? Кто притащил в наш дом Тихомирова?
— Утром, когда Глаша говорила об этой книжке. Такая мудрая девушка и готовит вкусно.
Я чуть было не ляпнула «Ну и сделайте ей предложение!», но подумала, что Глаша этого ничем не заслужила. Действительно, не девица, а подарок! Ей бы образование еще получить, приодеться – отбоя от женихов не будет.
Или просто выйти в людное место с блюдом своих пирогов или сырников – уйдет оттуда с мужем, зуб даю! И у нее точно хватит «умищи», чтобы не спугнуть того артиклями или толкованиями рун.
— Я в вашей семейной идиллии себя третьим лишним чувствую, — ухмыльнулся Тилль, а я едва удержалась от того, чтобы пнуть его под столом.
— Вы, господин Лайтнер, в нашей семейной идиллии главный компонент! – ответила я. – Даже не думайте покидать нас.
— Куда ж я от вас, Ярина Вячеславовна, у нас и дом один на двоих и Глаша.
— Она моя подруга!
Макарушка вздохнул, затем веско добавил.
— Вы просто зациклились на этом доме, а у госпожи Вильхоф могли быть и другие хранилища. Она же долгие годы в университете работала, вон, портрет ее в холле висит. Вдруг она оставила книжку здесь?
— У преподавателей редко бывают личные кабинеты, — задумчиво ответил Тилль, — разве что кафедра. Вот там можно осмотреться.
— Да, неплохая идея, — согласилась я. – Договоритесь с деканом, чтобы нас пустили. Вы же так мило со всеми общаетесь.
— Но живу-то с вами, к чему эта нелепая ревность?
Желание врезать ему становилось нестерпимым. Я даже помяла в руках вилку, представляя ее воткнутой в бедро Тилля. Но тот продолжил миленько улыбаться и потягивать чай, точно тот был крепкой настойкой из дубовых бочек.
— И у меня на сегодня другие планы, — он махом допил и отодвинул стул. – Астрид была не такой дамой, которая забывает важные вещи на рабочем месте, хочу отработать более перспективные направления.
— Удачи, — почти дружелюбно ответила я. Мама всегда просила не говорить так, чтобы не сглазить, но здесь и случай подходящий.
— Да, удачи вам! – широко улыбнулся ему Макарушка, обрадованный, что мы снова остаемся вдвоем.
Но стоявший Тилль положил руку ему на плечо, затем повлек за собой:
— Идемте, развеетесь!
— Но я…
— Хватит вам, Макар Григорьевич, — Тилль потащил его куда настойчивее, — сиденьем на лекциях девицу не покорить, это Ярина верно подметила. А так хоть проветрите голову от суффиксов и артиклей.
Жилистый фей легко потащил за собой громаду Тихомирова, я же осталась за столом, в компании грязных тарелок и трех нетронутых стаканов чая. Что ж, невеликая плата за избавление от женишка, прощу в этот раз фейского прощелыгу.
Тем более его стараниями, у меня освободился большой перерыв, который можно провести с пользой. Если подумать, то Макарушка говорил правильные вещи: искать записную книжку можно не только в доме. Потому я собрала наши тарелки и стаканы на поднос, отнесла его на стойку для грязной посуды, затем поспешила к выходу, где столкнулась с госпожой Крыжевской, которая как раз царственно вплывала в столовую. За ней семенила Инга Игнатовна Скворцова, преподаватель истории магии, совсем молоденькая и щуплая, а еще какая-то блеклая, едва различимая на фоне высокой и яркой Пелагеи Игоревны.
Я поздоровалась с ними и поспешила на третий этаж к западному крылу, именно там располагалась наша кафедра древних и забытых языков. Госпожа Вильхоф когда-то трудилась на ней, могла и злосчастную книжку забыть где-то в шкафах или лаборантских. В тех убирали так редко и бестолково, что вполне могли ее пропустить.
Глава 11
Студенты потоком сновали туда-сюда, и мне приходилось лавировать в их потоке, чтобы поднять по лестнице. Недаром же наш университет – один из крупнейших в Руде. Гордиться этим сейчас не получалось, тем более мне дважды наступили на ногу и серьезно заехали локтем в бок. Но на третьем этаже я наконец смогла вздохнуть спокойно и отправилась к нужной двери.
Портреты именитых профессоров начинались на лестничной площадке и перетекали на стены коридора, я невольно притормозила и стала искать среди них бабушку Риту. Надо же, сколько раз пробегала здесь и ни разу толком не вглядывалась в изображения. Но и полутемные коридоры этому не особенно способствовали. Естественный свет сюда почти не попадал, а магические светильники разжигали к приезду комиссий. К ним же старались разогнать студентов по аудиториям, потому все портреты я видела разве что мельком.
Сейчас шла нарочито медленно, вчитывалась в таблички под тяжелыми рамами, и только благодаря им заметила госпожу Астрид Вильхоф. Неизвестный художник изобразил ее в самом цвете лет, я бы никогда не соотнесла эту статную, светловолосую даму с улыбчивой бабушкой, которую знала. Но при тщательном рассмотрении она здорово напоминала Тилля, чувствовалась одна порода. Тот же высокомерный взгляд, чуть нахмуренные брови, прямой нос.
Обычный портрет, никаких подсказок. Да и глупо было надеяться, что где-то на нем зашифрованы координаты записной книжки. Но я не сдавалась, осмотрела его еще раз, затем – соседние, и только тогда робко постучала в дверь кафедры.
Вполне возможно, что все сотрудники тоже на обеде, и я зря сюда поднималась. На стук действительно не отреагировали, я выждала для верности пару минут и уже собиралась уйти, как дверь медленно отворилась и из-за нее выглянул господин Нестеров, один из аспирантов.
— Белокосова? – недовольно нахмурился он. – Что-то хотели?
По его интонациям было понятно, что мне немедля следует это что-то перехотеть и зайти в другое время, но соседство с фейским мухомором изрядно закалило мои нервы.
— Ах, вы знаете, — я подошла ближе и подставила носок туфли в дверную щель, — госпожа Вильхоф скончалась?
— Знаю, — с еще меньшим энтузиазмом ответил Нестеров и пригладил и без того зализанные волосы. Также, как и Тилль, он не признавал парикмахерских, но шампунями пренебрегал, считал, что гладко зачесанные назад темные волосы придают ему шарм.
— Я бы хотела подготовить небольшую статью для студенческой газеты о ее жизни и работе. Вы ведь не откажетесь помочь с материалами?
На этом он явственно скривился, затем отошел в сторону, пропуская меня внутрь. Еще бы: вдруг это от декана поручение? А если и нет, то у того возникнут вопросы, отчего аспирант Нестеров препятствует написанию статьи о знаменитом профессоре?
— Вам бы с госпожой Крыжевской поговорить, — промямлил он мне в след. – Они очень дружили с Вильхоф.
— Обязательно, — заверила я и уже просочилась внутрь аудитории. – Но пока я бы хотела осмотреть рабочий стол госпожи Астрид, заодно проникнуться атмосферой места, где она трудилась!
— Чаще всего в библиотеке. Госпожа Вильхоф не любила сидеть в одиночестве, — это он произнес с явным осуждением, а также попытался неловко загородить спиной свой обед, разложенный на одном из столов. Хотя, прячь не прячь, а луково-копченый запах достал меня и здесь. – Все была в суете, движении, среди учеников и аспирантов. Я еще застал последние годы, когда она преподавала.
— Но где-то же она проверяла работы студентов и хранила свои записи?
Нестеров указал на стоявший в самом центре стол, такой большой, что сошел бы за два стандартных. На нем сейчас лежали папки с материалами и стопы тетрадей, а еще – несколько горшков с кактусами. Это и неудивительно, Степан Сергеевич нынешний преподаватель старорудского и завкафедрой, любил их нежно и страстно. Хвастался, что дома собрал целую коллекцию, а на работе держал те, которым пока не нашел места.
Рыться в его столе было неприлично, да и вряд ли Степан Сергеевич так дорожил воспоминаниями о профессоре Вильхоф, что оставил себе записную книжку Крыжевской. Я бегло осмотрела и стоявшие вдоль стен шкафы, задала Нестерову несколько бессмысленных вопросов, затем все же поинтересовалась:
— А вещи? Не могла ли Астрид оставить что-то здесь?
— Шутите? Степан Сергеевич каждый семестр устраивает генеральную уборку, у него и неучтенный листик не заваляется, не то что профессорские вещи.
А сейчас он уехал в Снежеград на научный симпозиум, именно потому Нестеров и решил уединиться с колбасой и луковицей на кафедре. Я же расстроила их свидание, за что ежесекундно удостаивалась укоряющих взглядов. Впрочем, кто же виноват, что Нестеров так не любит нашу столовую? Да и мне деваться некуда: если Тилль первым отыщет записную книжку, то ехать мне к матушке и новым женихам.