– А почему ты сказал, что мне нельзя выходить до рассвета? – вдруг вспомнила я вчерашнее предупреждение.
– Пока ты не привыкла, тебе лучше не видеть некоторых из тех, кто иногда заходит сюда ночью, – спокойно пояснил Освальд, появившийся в дверях кухни и приветливо улыбнувшийся мне, – со временем ты к ним привыкнешь, как и они к тебе. Это…жители Франгая. Думаю, через несколько дней наиболее смелые из них решатся нанести тебе визит.
– Мне? – я изумлённо посмотрела на Освальда. – А зачем?
– Ты Хозяйка дома, ты вернулась, – удивившись моей реакции, пояснил он, – вам нужно договориться о дальнейшем сосуществовании. Нельзя жить рядом и не общаться, поэтому постепенно ты со всеми заново познакомишься.
– Хорошо, об этом я подумаю завтра, – я улыбнулась, решив, что с этой неоднозначной информацией нужно освоиться, а потом уже что-то конкретное думать. А то сейчас напридумываю себе ужасов всяких, а там просто милые белочки и какие-нибудь лешие местного формата.
– Миледи, ваш чай, – Майкл поставил передо мной чашку с ароматным напитком, в запахе которого я уловила уже знакомые нотки маниолы и ещё чего-то настолько близкого, родного и долгожданного, что я зажмурилась…
– Майкл, что в этом чае? – дрогнувшим голосом спросила я, – я чувствую маниолу, но есть ведь ещё что-то, правда?
– Вы узнали, миледи? – радостно воскликнул толстяк и промокнул краешком белоснежного фартука слезу умиления. – Уж так вы всегда листья вишенника любили, прям без них вам и чай был не чай! Я и нашёл остаток – столько лет прошло, а они целёхоньки, даже аромата не потеряли. Ну, думаю, неужели же я нашу Лиз буду чаем поить без её любимого вишенника? Ни за что…
Я отпила глоточек самого восхитительного чая, который когда-либо пробовала в своей жизни и благодарно улыбнулась просиявшему Майклу.
Нашу идиллию прервал появившийся на кухне Хантер, державший в руке большую чашку, доверху наполненную спелой маниолой, распространявшей изумительный аромат. Сам змей был слегка потрёпан, а рукав его камуфляжной куртки забрызган чем-то подозрительно напоминающим кровь.
– Что случилось, Хантер? – я вскочила и с беспокойством всмотрелась в его лицо. – На вас напали?
– Нет, – глубокий баритон Хантера подействовал на меня успокаивающе, – просто не все обитатели Франгая рады тому, что мы снова здесь. Особенно те, кто последние триста лет считал себя сильнейшими. Но они уже поняли свою ошибку.
– И, я так понимаю, объяснение было не совсем мирным? – я взглядом указала на окровавленный рукав. – Вы не ранены, Хантер?
– Лиз, давай ты не только к Домиану, но и к нам будешь обращаться на «ты», а то как-то странно получается, – усмехнулся змей, сверкнув расплавленной медью глаз с вертикальным зрачком, – думаю, никто возражать не будет. Тем более, что мы все – по сути дела одно существо, думаю, ты уже поняла…
Я заторможено кивнула, так как не все новые реалии охотно укладывались в моей голове, и иногда таки проскальзывала мысль о том, что я сейчас спокойно валяюсь на койке в какой-нибудь клинике для душевнобольных, подключённая к капельницам, и вижу странные безумные сны. Но есть-то в этих снах хотелось по-настоящему, да и сон мне ночью какой-то сумбурный привиделся: а так ведь не бывает, что в одном сне видишь другой? Или бывает? Уф…
– Да, вы все – дом, – озвучила я в общем-то очевидный факт, – и я так понимаю, что каждый из вас отвечает за кукую-то свою сферу. Да?
– Совершенно верно, – кинул Освальд, такой довольный, словно я только что доказала какую-нибудь по определению не доказываемую теорему, – Хантер отвечает за безопасность, Майкл – за чистоту и питание для Хозяйки, я – за сохранность имущества и…за гостей, а Домиан – за коммуникацию с остальными жителями этого мира.
– А выглядите вы так потому что это привычные мне образы, стереотипы? – уточнила я, чувствуя себя Капитаном Очевидность.
– Разумеется, – сверкнул белозубой улыбкой Домиан, – видишь, мы уже разобрались с основными моментами, – он помолчал и продолжил, – Лиз, пожалуйста, не бойся, всё будет хорошо…
– Ладно, – послушно кивнула я, понимая, что, судя по всему, времени для того, чтобы детально вникнуть в суть вопроса, у меня будет предостаточно.
– Я пойду переоденусь, – Хантер протянул мне чашку с маниолой, – а потом, если захочешь, покажу тебе сад.
Когда змей проходил мимо Домиана, тот резко втянул воздух, и тонкие ноздри его аристократического носа затрепетали, а глаза вновь полыхнули синим. Он на секунду прикрыл глаза, а затем кивнул не то своим мыслям, не то тому, что телепатически сообщил ему Хантер.
Уточнив, чем я планирую заниматься в ближайшие пару часов и получив абсолютно честный ответ, что я собираюсь сначала пить вкуснющий чай, а потом обсуждать с Майклом продуктовый вопрос и составлять меню, Домиан вышел на крыльцо и легко сбежал по ступенькам (раз-два-три-четыре). На кромке болота он встретился с Хантером, щеголявшим уже абсолютно чистой одеждой, встал к нему близко-близко, практически прижавшись, и…через несколько секунд они оба исчезли. А через болото плавно, но стремительно перетекла чернильно-фиолетовая бесформенная тень, от которой повеяло такой ледяной первобытной жутью, что монстр, проходивший в мою первую ночь в этом мире мимо нашей с корнегрызом норы, сразу показался мне милым плюшевым медвежонком.
Через несколько минут в чаще, по-прежнему затянутой живым серым туманом, раздалось сначала довольное, затем удивлённое, а в конце какое-то жалобное рычание, переходящее в долгий стон, который перекрыл резкий и пронзительный крик, от которого кожа покрылась мурашками. Сразу вспомнился незабвенный Толкиен с его Назгулами. Но хотелось верить, что эти милые существа всё же остались в Средиземье, ибо только их мне тут и не хватало. Думать о том, что этот кошмарный вопль издало существо, в которое обратились Домиан и Хантер, как-то вот совершенно не хотелось. Именно поэтому мысль о том, что мои нянь и охранник кого-то только что с аппетитом сожрали, была отвергнута, связана и засунута подальше. Они же чисто энергетические сущности…или нет?
День прошёл в каких-то бытовых хлопотах и пролетел незаметно. Я ходила вместе с Освальдом по дому, стараясь не приближаться к двери в подвал, потому как испытывала перед этим помещением глубочайший иррациональный страх. Но Освальд и не настаивал, умело переключая моё внимание на другие вопросы: какую комнату отвести потенциальным гостям, нужно ли мне какое-то подобие кабинета, раз уж мне так приспичило заниматься делами, как разобрать и привести в порядок комнату, в которой обнаружились лежащие на полу, на столе, на полках стопки книг…
В общем, когда я взглянула в окно, то с изумлением заметила, что чаща уже почти полностью погрузилась во мрак, а лёгкие перистые облачка, беззаботно плывущие над крышей моего нового дома, приобрели золотисто-розовый оттенок.
Из кухни доносился упоительный запах еды, и я, наплевав на правило «я после шести не ем», отправилась туда, где хозяйничал кругленький и уютный Майкл. Увидев меня, он просиял и, погремев кастрюлями, поставил на стол дымящуюся тарелку с какой-то похожей на овсянку кашей, украшенной сверху ягодами маниолы.
– Миледи, я вам сегодня больше не нужен? – спросил он, убирая тарелку, которую я порывалась вымыть, но была остановлена суровым взглядом.
– Нет, – я улыбнулась, – Майкл, раз уж мы все тут такие демократичные, пожалуйста, обращайся ко мне по имени, а то я ужасно неловко себя чувствую. Хорошо?
– Благодарю, – слегка неуверенно проговорил Майкл и переглянулся с Освальдом, – могу я сейчас идти…Лиз?
– Конечно! – я была откровенно удивлена вопросом, о чём и сообщила. – Разве ты должен у меня отпрашиваться? Мы ведь скорее семья, чем что-то другое…разве нет?
– Мы хотели ненадолго оставить тебя, – пояснил Освальд и неуверенно нахмурился, к чему-то прислушиваясь, – буквально на полчаса…Ты же не станешь делать глупости и никуда не собираешься идти?
– Сейчас?! В этот кошмарный лес? – я поёжилась. – Да ни за что на свете…Я вон там посижу – на террасе, полюбуюсь на закат. Вы же скоро вернётесь, правда?
– Разумеется, – Освальд почти незаметно переглянулся с Майклом и, выйдя из дома, торопливым шагом направился к границе с чащей. Толстячок снял белоснежный фартук, аккуратно пристроил его на спинку стула и быстро посеменил за Освальдом. И вот вторая почти чёрная тень, ничуть не менее жуткая, чем первая, изящно скользнула за периметр. Видимо, заслышав звуки, о которых я предпочитала не задумываться, оставшиеся воплощения моего дома решили, что тоже заслужили участие в развлечении.
Я взяла чашку с чаем, полной грудью вдохнула пьянящий аромат вишенника и маниолы и устроилась в кресле-качалке с видом на чащу. Свет решила не зажигать, дабы не привлекать раньше времени внимание к своей очень скромной персоне.
Франгай был…потрясающим: высоченные деревья с мощными стволами устремлялись к тёмному небу, пронзая туманные волны; то тут, то там вспыхивали и тут же гасли огоньки – не то чьи-то глаза, не то светлячки; ветер развлекался, скручивая туманные ленты в причудливые узлы и швыряя их из стороны в сторону.
Я сидела на защищённой от всех непогод террасе и, маленькими глоточками отпивая божественный чай, пыталась понять, что я чувствую к этому месту. То, что оно мне не чужое, я ощущала на удивление чётко. Но поверить в то, что я – именно я – жила здесь…пока не получалось.
Мои размышления были прерваны уже ставшим привычным скрипом ступенек – раз-два-три-четыре, и я повернулась в сторону крыльца, даже не удивившись, что возвращение кого-то из моих домочадцев осталось для меня незамеченным. Но, как ни странно, на террасе никто не появился. С минуту я вслушивалась в оглушительную тишину, не нарушаемую ни малейшим звуком, и, решив, что мне послышалось, снова протянула руку к столику.
Раз-два-три-четыре – проскрипели ступеньки, и моя рука замерла, не успев коснуться чашки с чаем. Если бы это был кто-то из ушедших «развеяться», то он уже обязательно как-то проявился бы. Но здесь