Вспомнив о женихе, она поняла, что лучше не объяснять ему, где испачкала платье, и решила переодеться в раскидистых кустах. В конце концов, людей рядом не видно, а Лев и так узнал о ней чересчур много нового за последние дни.
Приближающиеся шаги Вика услышала слишком поздно. Она резко присела, прижимая к себе уже снятое платье и стараясь не дышать. Голос Ильи она узнала сразу и оттого еще плотнее слилась с кустами. С кем он говорит, было неясно, но по слезливым ноткам Вика предположила, что это — Женя, которой сейчас полагается участвовать в поисках собственного ребенка.
— Так что ты решил?
— Пока ничего, думаю.
— И долго собираешься?
— Мне казалось, у тебя были какие-то другие дела…
Женя замолчала, и Вика чуть не высунулась из кустов, думая, что они ушли, но снова заговорил Илья:
— Прости, не надо было…
— Почему?.. Почему ты ничего не делаешь? — Женя всхлипнула, явно намереваясь разразиться слезами, потом наступила тишина.
Вика осторожно выглянула из своего укрытия и с изумлением увидела, как Илья обнимает их общую подругу детства и успокаивающе гладит ее по спине. Именно в этот момент Вика начала чувствовать холод, кожа порылась мурашками, в горле запершило. Чтобы не закашлять, она сдавила челюсти руками, но все же издала сдержанный хрип. Илья услышал. Он повернул голову в сторону звука и уставился Вике прямо в глаза. Она нервно сглотнула и попыталась прикрыть платьем свое белье, впрочем, без особого успеха. Предательский приступ кашля снова прорвался наружу, и Женя почти обернулась к кустам, но Илья вовремя ее придержал.
— Давай я тебя провожу.
— Как раньше? — Судя по голосу, она улыбнулась, а Вика про себя возмутилась поведением мамаши, потерявшей ребенка.
— Да.
— А мороженое купишь?
— Прохладно сегодня для мороженого. — Илья, незаметно для Жени, ехидно подмигнул Вике, и та покрылась густым румянцем.
— Все равно хочу!
Илья выпустил Женю из объятий и направился дальше по тропинке, она пошла за ним, продолжая что-то канючить. Отношения друзей детства открылись с новой стороны, и теперь Вика была особенно рада, что уезжает, — тем более после такого позора.
Наскоро натянув родную, пропахшую речкой одежду, она оставила платье висеть на кусте и пошла к дому, отчаянно надеясь, что больше никого сегодня не встретит.
Лев был в саду — с лопатой и мятой коробкой из-под обуви. Выглядел он куда мрачнее, чем накануне, и Вика на всякий случай повернула назад, но была замечена.
— Милая, ты уже пришла?
— Да… Я… на кладбище сходила. — Она навесила на лицо траурное выражение, однако это не помогло.
— А что так далеко? И у нас ничем не хуже.
— В… в смысле?
Вика нерешительно подошла, внимательно к нему приглядываясь. Издевательского тона Лев почти никогда себе не позволял, а если и позволял, то в отношении людей, которых безгранично презирал. О ее приключениях на кладбище он вряд ли знает, так что… Опять соседи наплели что-то о ее прошлом?
— Сама полюбуйся! — Жестом фокусника Лев снял крышку с коробки, и Вика брезгливо шарахнулась, увидев внутри крысиный труп. Зрелище было настолько неприятным, что к горлу подкатила тошнота, и она резко отвернулась. Лев великодушно вернул крышку на место и продолжил копать ямку, пока Вика приходила в себя.
— Вынес бы на помойку, — наконец пробормотала она, все еще не в силах избавиться от впечатлений. — Где ты вообще ее нашел? Не воняло же вроде.
— На крыльце.
— Как? На крыльце? Ну, значит, кот какой-нибудь.
— Да, я тоже так подумал. А потом увидел рядом записку. — Лев вытащил из кармана клетчатый клочок бумаги, на котором вырезанными из газеты буквами было написано: «Убирайся!»
— Обычное дело, — хмыкнула Вика. — Мы тут и не такое… — Под его мрачным взглядом она осеклась и серьезнее добавила: — Они добились своего, мы же и правда уезжаем.
— Неправда, — передразнил Лев. — Мои колеса доставят только через пару дней, и ты бы знала, во что мне это влетело! В этой дыре о нормальных машинах никто не слышал. А крысу я хороню, потому что ее замочили из-за нас! Мы ей должны!
— Ну, прям так уж из-за…
— А из-за кого? Из-за твоего деда? Его тоже отсюда гнали?
— Не смогли, — с некоторой гордостью сказала Вика, хотя повод был так себе. — Я это улажу, идет? Больше не будет никаких подарков на крыльце. Обещаю!
— Интересно, как будешь улаживать? И у них ребенка сопрешь?
Вика, нежно протянувшая руку к его плечу, отшатнулась, как от пощечины, и с болью во взгляде опустила глаза. Лев гневно сжал челюсти, посмотрев на нее, с усилием выдохнул и чуть мягче сказал:
— Ты знаешь, какие слухи о тебе ходят? Да полгорода считает, что это ты похитила Василия. Слава богу, хоть ваш мент так не думает, я с ним сегодня общался. Но это — вопрос времени, когда его заставят присмотреться к тебе внимательнее. И что он увидит?
— Ничего, — буркнула Вика.
— Очень надеюсь. Ты знаешь, от кого этот сюрприз? — Он кивнул на коробку. — У тебя здесь враги?
— Нет у меня врагов, только пара мелких мерзавцев.
— И эти мерзавцы уверены, что ты сперла ребенка, чтобы отомстить Евгении за какие-то ваши детские терки. Ну как это вообще? Тебе самой-то не странно?
— Не особо…
— Вика… Это ведь не шутки. Сегодня крыса, а завтра что?
— Я же сказала — разберусь!
— Чтоб я утром твою отрезанную голову тут обнаружил? Давай-ка мотай домой на автобусе или еще на чем. Я приеду через пару дней, как закончу с ремонтом машины.
— Это — моя земля, — по слогам произнесла Вика и сама себе удивилась. — Если кто-то хочет мне что-то сказать, я его выслушаю.
Лев взглянул на нее с заметным беспокойством, но промолчал. Произнеся над могилой крысы пару слов сожаления, он отправился намывать внедорожник, явно рассчитывая надолго себя занять, а Вика, вопреки его возражениям, пошла искать убийцу крысы.
Вариантов было много, даже чересчур, но начать она решила с тех, у кого имелись по-настоящему серьезные причины ненавидеть ее деда, а может, и ее саму.
Ветхий домишко все еще возвышался на холме под одинокой скрюченной березой, как и двадцать лет назад. Теплиц и грядок рядом не осталось, поросший мхом колодец, видимо, давно не использовали, детская площадка превратилась в кладбище металлолома, из которого уныло торчали ржавые качели. Вика почувствовала дурноту.
— Вика, ну Вика, слезай, я тоже хочу! — веснушчатый лопоухий мальчик ухватился за качели, чтобы их остановить, но Вика легким движением руки его оттолкнула, и тот оказался на земле.
Двое других мальчиков, тоже девяти-десяти лет, принялись заливисто смеяться над пострадавшим, а тот горестно разглядывал ссадину на ладони. Вике стало его жаль, но она не хотела этого показывать и раскачивалась все сильнее и сильнее, пока не послышался оглушительный треск.
Рухнув вместе с качелями, Вика пару мгновений посидела с ошарашенным видом, поднялась и озадаченным взглядом обвела поверженную конструкцию, прикидывая, как ей за это влетит. В доме хлопнула дверь, дядя Миша, папа мальчишек и хозяин качелей, торопливо приближался, на ходу доставая ремень.
— Простите, — тихо пробормотала Вика, — я не хотела…
— Кто? Кто из вас это сделал? — сурово осведомился дядя Миша.
— Я просто качалась…
— Кто из вас не уследил за безопасностью девочки, да еще нашей гостьи? Ну? Отвечайте!
Мальчишки потупились, стараясь не смотреть на отца, а Вика вдруг ощутила внутреннее торжество, почти всемогущество.
— А чего у вас качели ничем не закреплены? — нахраписто спросила она. — Так и шею можно свернуть!
Дядя Миша уставился на нее как на диковинную зверушку и, встряхнув ремнем, направился к ней. Лопоухий мальчик, которому так и не удалось покачаться на качелях, заслонил Вику собой.
Вика встряхнула головой, не сразу сообразив, где находится. От влажной земли намокли джинсы, рука судорожно сжимала пучок сорванной травы, кривая береза будто извивалась в нелепом танце. Вика согнула вмиг ослабевшие ноги в коленях и попыталась встать. Удалось это не сразу, но к тому моменту, как она все-таки поднялась, береза перестала плясать, а выглянувшее из-за облаков солнце добавило в пейзаж немного жизни.
Снова обморок? Или сон? Что это такое? Откуда вдруг явилось дурацкое воспоминание из того времени, о котором давно следовало забыть? Вика снова взглянула на качели и поскорее отвернулась.
Дядя Миша недолюбливал ее деда, но ее саму — вроде бы нет. По крайней мере, явно этого не демонстрировал. Прошло двадцать лет, сколько ему сейчас? Ближе к шестидесяти? Человек пережил тяжелейшую потерю; возможно, до сих пор живет в этом доме… Способен он дойти до убийства крысы? Конечно способен, вполне может быть, что уже свихнулся… В общем, есть повод заглянуть к нему в гости.
Мысленно ругая себя за глупый риск, Вика все же подошла к дому, постучала в дверь и даже не удивилась, когда та с противным скрипом открылась.
— Дядя Миша… — Отчество и фамилию она не помнила, да и не думала, что сможет называть его как-то иначе. — Дядя Миша, я поговорить хотела. Есть кто живой?
Вика несмело прошла в дом и поморщилась от противного резкого запаха. На полу валялась какая-то рваная одежда, стояла посуда с заплесневевшими остатками еды, куски выцветших обоев печально свисали со стен, одно из окон было забито картоном.
— Теперь я знаю, где вы нашли крысу! — наугад крикнула Вика, уже ни на что не надеясь: понятно, что здесь давно никто не живет.
Она прошла дальше, стараясь не наступать на осколки тарелок, и едва не заорала, когда куча барахла в углу зашевелилась. Нервно всхлипнув, Вика попятилась, запнулась о грязный половик, неловко пытаясь удержаться за стул, упала и от ужаса закрыла глаза.
— К врачу, срочно к врачу, — пробормотала она, задыхаясь от страха. — Эти обмороки, эти звонки… Я больна. Я больна. Чем-то ужасным. Чем-то…
— Все мы больны, — философски заметил голос из кучи.