— Иди-ка сюда, малыш, — как можно спокойнее сказал Джон и взял ребенка на руки. — Ты еще помнишь дядю Джона?
Джону Грейнджеру было больно, как не было больно уже почти пятнадцать лет, с тех пор как его группа входила в Кратер, теряя людей в городских боях и повсеместно натыкаясь на трупы гражданских, которыми город усеяла охватившая его анархия. Точно так же, как здесь, на острове, дома в Кратере выглядели мирно, в комнатах была мебель, в кухнях — посуда и утварь, и вид одинокой чашки на столе в опустевшем навсегда жилище бил под сердце как пуля. И так же, как тогда, Джон сейчас должен был держаться, сохранять ясную голову и делать свою работу.
Пульса на шее Лили не было, Джеймс, над телом которого все еще стоял великан, тоже был мертв, и Джон молча, в сердце своем пообещал павшим, что позаботится об их сыне.
Великана звали Рубеус Хагрид: увидев маленького Гарри на руках Джона Грейнджера, Хагрид сначала воззрился на них обоих, словно на призраков, а потом кинулся вверх по лестнице, ворвался в детскую и вернулся оттуда, потрясая черным тряпьем.
— Вы, я чай, не понимаете даж, что вы тут увидели, — провозгласил Хагрид. — Этот, сами-знаете-кто, за ребенком же сюда приходил. И вот теперь его нет! Его больше нет, Джон!
Ничего больше от Хагрида не удалось добиться — сами-знаете-кто сделал сами-знаете-что, а потом с ним случилось никто-не-знает-что, но завтра приедет Дамблдор и все объяснит. Напоследок Хагрид протянул руки к Гарри, словно доктор Грейнджер просто проходил мимо и вызвался подержать ребенка, и очень удивился, встретив решительный отпор.
— Вы хороший человек, Рубеус, — сказал доктор Грейнджер, а про себя добавил «хотя и не совсем в здравом уме», — но я обещал своим соседям позаботиться о их сыне, и я это сделаю. У меня самого растет маленькая дочка — у вас, Рубеус, есть дети?
— Дак я это, холостой, — признал Хагрид. — Но Дамблдор приедет и все уладит.
— Я не знаком с мистером Дамблдором и не могу ему доверять, как и любому незнакомому человеку, — холодно сказал Джон Грейнджер, и Хагрид такому ответу очень удивился. — Но, если ему будет угодно, я готов принять его и выслушать.
Взгляд Джона Грейнджера напомнил Хагриду о том, как только что он стоял под прицелом пистолета, и Хагрид решил не спорить со специалистом, только предложил подбросить его на своем летающем мотоцикле до дома, чем еще раз подтвердил мнение доктора о нем как о человеке невеликого ума — бросать лодку около острова, а потом ехать на соседской лодке буксировать ее обратно к дому доктору было совсем ни к чему.
Гарри тем временем мирно уснул на руках доктора Грейнджера и так и прибыл в его дом, где рана на лбу наконец была промыта и обработана, из-за чего Гарри поднял крик и не унимался, пока не поужинал — ему-то, конечно, повезло, что ужин был уже готов, а вот Мэри Грейнджер пришлось варить кашу заново, и маленькая щекастенькая Гермиона тем временем сидела в высоком стульчике и дулась, потому что ужинать она привыкла в одно и то же время, и вообще, ужин должен получать тот, кому он предназначен, а не тот, кто громче всех вопит!
Джон Грейнджер прихватил с собой из разрушенного дома семейный альбом Поттеров, думая сначала, что альбом пригодится для того, чтобы когда-нибудь, через несколько лет, Гарри смог увидеть фотографии своих родителей, но альбом пригодился ему немедленно: люди на фотографиях в альбоме двигались, махали руками смотрящему, словно узнавая его, а также летали на метлах, наряжали елку и зажигали свечи с помощью заклятий и даже исчезали из одного угла фотографии и появлялись в другом.
Этот альбом Джон и предъявил жене как вещественное доказательство существования магии — в отличие от покойного Джеймса, Джон Грейнджер умел хранить секреты и так и не сказал жене о том, что их соседи — маги. Теперь скрывать это не имело смысла, дело было серьезное, и Мэри должна была знать все.
— Я подожду здесь этого Дамблдора и посижу с ребенком, — сказал Джон Грейнджер, рассказав Мэри о том, что их соседи были сегодня убиты, и о том, как Хагрид был уверен, что убийца приходил, чтобы убить их маленького сына, и о том, что убийца Поттеров чудесным образом погиб сам. — А ты, Мэри, к окнам пока не подходи.
— Знаешь, я тоже посижу с тобой, — решила Мэри, поняв, что муж собирается сторожить малыша Гарри всю ночь. — Детей положим на диване, а сами поспим по очереди, как когда Гермиона болела весной.
— Я, пожалуй, Микки и Стэну позвоню, может, они разыщут еще кого из ребят, кто-нибудь к нам приедет.
— Микки — это такой высокий, у которого ты брал конспекты по фармакологии?
— Нет, Мэри, Микки — это тот, с которым я был под Аденом в 1967ом, он все еще служит. Мы с тех пор виделись раза два, наверное, но, думаю, он не забыл Аден.
Так в доме Грейнджеров произошел давно откладывавшийся сбор сослуживцев по сороковому отряду третьей бригады королевской морской пехоты и впервые за много десятилетий Статут Секретности был нарушен массово, но отнюдь не магами: Джон показал друзьям альбом, друзья внимательно все изучили и к полуночи разошлись по постам, а Мэри с детьми Микки как старший по званию определил в гостевую спальню на первом этаже, которая меньше простреливалась.
Дамблдор и действительно пришел рано утром, когда Гарри и Гермиона еще сопели рядышком, и даже Мэри еще не встала, она уснула поздно и постоянно просыпалась, взглядывая на детей и натыкаясь потом взглядом на охранявшего их человека в углу комнаты — в середине ночи караульный сменился, и Мэри испугалась незнакомой фигуры и некоторое время не могла уснуть.
Дверь дома Грейнджеров гостеприимно открылась, и в сердце Дамблдора нацелился пистолет.
— Папаша, одно движение — и в тебе две лишних дырки, — тихо предупредил серьезный мужчина в военной форме.
— Ваше или мое?
— Твое движение, папаша, твое. Я первым стрелять не буду, хоть наш майор де Каверли и ругал меня всегда за мягкосердечие. Где палочка твоя?
— В левом кармане, — признался Дамблдор, потому что что еще ему оставалось делать?
Мягкосердечный человек с пистолетом осторожно вынул палочку Дамблдора левой рукой, и так закончилась история Старшей Палочки, которая теперь принадлежала неизвестному магической истории магглу, обезоружившему самого Дамблдора при помощи пистолета и доброго слова.
— Проходи, — пригласил мягкосердечный, и Дамблдор вошел в дом и оказался в теплой компании прибывших на выручку Грейнджеру морпехов, из которых ни один не отговорился занятостью и дальним расстоянием, и поэтому трое, сменившись с караула, спали сейчас на полу в гостиной, один стоял на посту у французского окна, выходящего в сад, а один отбывал наряд по кухне.
— Джон Грейнджер, — представился отбывавший наряд по кухне. — Идите лучше сюда, ко мне.
— Альбус Дамблдор, — ответил Дамблдор, пожимая протянутую руку.
— Документы покажите.
— Я, собственно… — немного растерялся Дамблдор, который привык, что его все узнают. — Вот у меня есть письмо, которое адресовано мне — это может служить доказательством?
— Не может. Марка мотоцикла мистера Хагрида?
— Но у Хагрида нет мотоцикла…
— Хорошо, тогда подождем Дамблдора, — уже намного менее дружелюбно сказал Джон Грейнджер.
— Руки, папаша, — пригласил только что встречавший Дамблдора военный. — За спину руки заведи.
Дамблдор посидел немного на диване со связанными за спиной руками и почувствовал, как это обычно бывает, что в голове у него проясняется, память становится четкой, а идея бросить двух двадцатилетних юнцов на пустынном острове без поддержки двух отделений таких прекрасных ребят, какие его сейчас окружают, перестает казаться такой уж хорошей. Вот сидел бы лучше теперь Вольдеморт со связанными за спиной руками и отвечал бы на вопросы: сколько хоркруксов делал, куда прятал…
— Это был мотоцикл Триумф, с коляской, — припомнил Дамблдор, летающий мотоцикл был хоть и у Сириуса, а не у Хагрида, но на волшебный мир всего один, а Дамблдор правильно сообразил, что ни каком другом, обычном мотоцикле, Хагрид прибыть на остров не мог.
— Да, Триумф Бонневиль, 1959 год, у Данбэра был такой, — подтвердил Джон Грейнджер. — Тони, развязывай мистера Дамблдора, он, похоже, настоящий.
--------------------
Пользуясь случаем, автор поздравляет свою любимую Гермионку с Днем Рожденья. Подарок ей папа уже привез, зеленоглазенький такой, дальше уж пусть она сама ;)
II
У Дамблдора был хитрый, далеко идущий план: он уже прикинул, что Гарри мог выжить, защищенный самопожертвованием Лили, а это означало, что на Гарри теперь защита крови, и следует прятать его в доме кровных родственников Лили. Теория была, конечно, непроверенной, случай с защитой от Авады при помощи магии любви — уникальным, но тем интереснее было проверить такую теорию. Дамблдор предполагал, что Вольдеморт погиб не окончательно и может вернуться, чтобы нарваться еще раз на защиту крови и развоплотиться снова, просто попытавшись проникнуть в маггловский домик. Конечно, второй раз защита крови могла и не сработать, чудеса не случаются дважды и на заказ, но ведь как увлекательно попробовать!
У коллективного разума морской пехоты были совершенно другие, приземленные идеи.
— Да пусть хозяйка съездит, Джон, — предложил Микки. — Тут же встал на «четверку» и максимум два часа, вон мы трое уже поспали, соберем сейчас из нас группу сопровождения. Зачем обижать старого человека, посмотрим на этих Дурслей.
— Я с детьми подсоблю, Джон, — вызвался мягкосердечный Тони. — Не боись, со мной ты без хозяйки не пропадешь. У меня у самого четверо спиногрызов, только младшему уже пять.
Тони и впрямь ловко усадил Гарри и Гермиону в высокие стульчики, благо Грейнджерам коллеги на «нулевой день рождения» надарили всего с большим запасом, и начал кормить их кашкой, которую Джон Грейнджер сварил вкупе со всем остальным, что сейчас ели бойцы. Гермиона быстро управилась со своей порцией и сидела в стульчике с довольным видом прирожденной отличницы; Гарри больше интересовался сидящими и ходящими вокруг людьми, чем кашей.