— А у вас вроде какой праздник? — громко поинтересовалась Евдокия, придирчиво рассматривая гостей и не зная, чего ждать от их неожиданного визита. Одно она понимала: Брагины просто так ничего не делают.
— С чего ты взяла, что праздник?
— Вырядились, как на свадьбу.
— Кто вырядился? Мы? — Брагин с недоумением посмотрел на Сашку, на ухмыляющегося Кольку Цыганкова, заглянул в кабину — на Егора. — Ты чего-то путаешь, Евдокия Никитична. И праздника никакого нету, и никуда мы не вырядились. Мы домой едем. Двенадцать часов отбухали, с пяти до пяти. И решили посмотреть, как вы тут. Намного ли нас обогнали? Все-таки соревнуемся.
— Пахали-то при галстучках? — съязвила Евдокия.
Брагин изобразил на лице удивление, потом раскатисто расхохотался и сказал:
— Вам не верится, что мы с поля, потому что не чумазые, да? Так ведь у нас в звене, Никитична, культура производства. Мы как кончаем работу — сразу к озерку. Вымоемся, переоденемся в чистое и тогда уж — домой. С хорошим настроением. Культура у нас на высоте. Скажи, Николай Ильич? — обернулся он к Цыганкову.
— Только так! — с готовностью подтвердил тот, и лишь теперь Евдокия заметила, что и Колька не в телогрейке, а в стареньком, но пиджачке и тоже при галстуке. Галстук цветастый и новый — пиджачку Колькиному не родня. Наверное, Брагины ему дали, для форсу. И хотя галстук на тонкой Колькиной шее видеть было удивительно, и, чувствовалось, мешал он с непривычки, а вот поди ж ты: при галстуке, и все. Вроде бы даже это и не Колька с вечно не чесанными волосами и мятым, землистым от перепоя лицом, а совсем другой человек — причесанный и побритый. Даже не верилось в такое превращение. Недаром и Брагин его навеличивал: Николай Ильич. Что же он затеял-то? Какой спектакль?
— Ну и как вы поработали? — спросила Евдокия.
— Обыкновенно. Две нормы, — скромно ответил Брагин.
— Только так! — гордо ухмыльнулся Цыганков, которого всю жизнь ругали да гнали с одной работы на другую, а сейчас он чувствовал себя героем, петухом крутился перед женщинами, заглядывал в глаза звеньевому, ловил каждое слово каждый жест.
— Всего-то? — усмехнулась Евдокия, оглядываясь на Колобихину, на Галку. — Мы-то думали: вы не меньше как весь клин закончили. Такие радостные едете. А вы — всего две нормы. Плохо, мужики, плохо. Полторы-то мы до обеда сделали. Сегодня у нас две с половиной будет. — Она маленько прибавила и незаметно подмигнула Нинше, чтобы та не выдавала. — Ишь, удивили чем! Две нормы! А, бабы?
— Ага! Нашли чем хвастать! — выскочила вперед Колобихина. — Галстуками удивили! Женихи!
— А чем не женихи? — улыбнулся Брагин и сделал широкий жест в сторону Цыганкова. — Вот, к примеру, Николай Ильич. Поглядите на него. Холостой мужчина. Хороший тракторист. Зарабатывает — дай бог каждому. Не пьет, — Брагин голосом подчеркнул последние слова и повернулся к Валентине, глядя на нее в упор. — Чем не муж, а, Валентина? Может, подумаешь?
С тонкой усмешкой на накрашенных губах смотрела Валентина на Цыганкова, как глядят на забавную, но ненужную игрушку, и легкое презрение различалось в ее задумчивых глазах.
— Это Колька-то не пьет? — прыснула Колобихина. — Ой, бабы, держите меня! Да он не просыхает!
Брагин посмотрел на Колобихину и укоризненно покачал тяжелой породистой головой.
— Чего ты мелешь? Раньше за ним бывало. Да. — Поднял указательный палец и покачал им в воздухе. — Было до нашего звена. Когда он у нас еще не работал. А теперь вы его выпивши не увидите. Конечно, там в праздник или в выходной если и примет стопку, так это не грех. Какой праздник, если он сухой? А чтобы на людях кто увидел его выпивши сверх меры — это извините. Так я говорю, Николай Ильич?
— Четко! — Цыганков рубанул ладонью. — Все верно!
— Видели? У нас в звене порядки строгие. — И снова повернулся к Валентине: — Не прогадай, девка. Потом жалеть будешь.
— Да вы вроде сватать приехали? — удивилась Евдокия. — Вон, оказывается, в чем дело.
— А почему бы не посватать? — улыбался Брагин. — Чем мы не сваты? Отчего бы нашим звеньям не породниться? Как говорится, наш жених, ваша невеста. Как ты на это, Евдокия Никитична?
Евдокия пожала плечами:
— Тут моей власти нет, Алексей Петрович. Приказать я ей не могу. Как сама скажет.
— От силы до получки продержится ваш жених! — крикнула Нинша.
Брагин сразу же и обернулся к ней, словно ждал этих слов.
— Значит, так. Кто из вас увидит его выпивши — скажите мне. И я ухожу из звеньевых. Сразу!
— Не боишься рисковать-то? — спросила Евдокия.
— Я без работы не останусь. В крайнем случае, к вам трактористом попрошусь. Примете, нет?
— На кой ты нам нужен! — отмахнулась Колобихина.
— Неужто не возьмете, а, Никитична? — смеялся Брагин.
— А зачем? Наладчик у нас есть, а больше не надо. Звено у нас женское. Без вашего брата обойдемся.
— Смотри, Николай Ильич, что делается! — с показной обидой Брагин покачал головой. — Какие нынче женщины самостоятельные стали! Мужчины им не нужны. Может, они скоро совсем без нас обходиться будут? К этому все и идет? Вот жизнь наступит! Бабы по работе будут сами управляться, а нас заставят детишек рожать!
— Придет время, и заставим, — со смешком поддакнула Евдокия.
— Ну, у тебя-то, Никитична, не заржавеет. Ты-то скорее всех заставишь. Поди, и дома сверху?
— А ты приди посмотри!
Степан, молча стоявший поодаль, выплюнул окурок и отошел еще дальше.
— Да-а, — крякнул Брагин, — языкастые. Тут мы с вами соревноваться не сможем. Забьете.
— Да мы и на поле забьем! — крикнула Колобихина. — Хоть в галстуках и туфельках пашите!
— Не рано ли хвастаете?
— Не рано! Осенью увидите!
— А что, если мы победим? Отдадите тогда за Николая Ильича свою Валентину? Как, Валентина, пойдешь?
Валентина лениво улыбнулась:
— В другой раз.
— Что так? Или жених не глянется? Или уж совсем без нас решили обходиться?
— Да уж как-нибудь перебьюсь.
— Видишь, Алексей Петрович, не желает она его, — Евдокия с улыбкой развела руками. — Не получается сватовства.
— Да я сам ее не возьму! — дурашливо крикнул Цыганков. — Сам в чистом, а жена в мазуте! Я уж поищу кого из конторских. Там есть молодые, чистенькие!
— Ну вот и иди к чистеньким! — накинулась на него Колобихина. — Чего к грязным-то привязался?
— Кто привязался? Я, что ли? Шибко нужны! — Цыганков отступил на шаг и презрительно сплюнул.
— Не обессудь, Алексей Петрович, — с показным сочувствием сказала Евдокия, — насильно мил не будешь.
Брагин тоже с нарочитой тяжестью вздохнул:
— Да-а, тут мы промахнулись… Что ж, плакать не будем. Переживем как-нибудь. А все же породниться с вашим звеном надежды не теряем. Мы ведь настырные, Никитична. Подождем маленько да с другого бока заход сделаем.
— Это с какого такого другого? — насторожилась Евдокия, заметив хитрый прищур Брагина.
— Найдем с какого. С тылу ударим… Да ты не пугайся, Никитична. Худого ничего не будет. Не хотите Николая Ильича, другого жениха представим. Чем плох мой сын? — Брагин ладонью показал на Сашку. — Гляди, какой боец! В армии танкистом был. Тракторист классный. Кто о нем плохое слово скажет?
— Отец… — Сашка недовольно поморщился.
— А ты молчи, — строго глянул на него Брагин. Кивнул Евдокии на сына: — Что скажешь?
— Что я скажу… Хороший парень, слов нет. Да только для Валентины-то, однако, молод будет.
— Валентину мы пока оставим в покое, — проговорил Брагин. — Для другого раза, как она сказала.
Евдокия повернулась к Галке:
— Уж не тебя ли сватают?
— Да нет… — Брагин хитро усмехался глазами. — Мы к тебе, Евдокия Никитична, клинья подбиваем. У тебя — дочь, у меня — сын. Глядишь, и породнимся, а?
Сашка вспыхнул, гневно глянул на отца, рванулся было уйти, но отец крепко взял его за локоть.
Колобихина, Галка да и Валентина притихли, глядели на звеньевую. Если это шутки, то Брагины далеко зашли.
Евдокия помолчала, приходя в себя от неожиданности. Заговорила тихо, придушенно:
— Вот что, Алексей Петрович… Я пошутить тоже люблю. Но меру знай. Мою дочь ты не трогай. Она к тебе никакого касательства не имеет. Понял?
— А я и не шучу. Шутки позади остались. Осенью сватов пришлем. По-настоящему, честь честью.
— От ворот поворот дадим.
— Не торопись, Никитична, не торопись, — тихо произнес Брагин. — Твоя Юлия моему сыну очень даже нравится, да и мне она по душе. Может, не совсем ловко я разговор завел, может быть… На меня ты всегда как-то боком глядишь. За что я тебя прогневал — не знаю. Но не о себе нам надо думать — о детях. Чтоб им лучше жилось. Из этого надо исходить. Сашка у меня серьезный, держу строго.
— Давай-ка, Алексей Петрович, кончим этот разговор, — перебила Евдокия. — Вы отработались, а нам еще пахать да пахать. Так что извини! — И, круто повернувшись, пошла к своему трактору.
— Мы к этому еще вернемся! — крикнул вслед Брагин.
Евдокия не ответила, наматывала на маховик пускача сыромятный ремешок, но руки не слушались ее, пальцы срывались.
Брагины постояли, полезли в машину, и вскоре «Жигули» в сопровождении мотоцикла уже пылили в сторону Налобихи.
Евдокия запустила трактор, в раздумье постояла у капота и пошла к Степану.
— Слышал, что Брагин-то сказал?
— Слыхал…
— Не нравится мне все это. С ухмылочками да с усмешечками. И главное, уверенный какой. Прет как бульдозер. С чего бы это? Ты тоже хорош. Стоишь, уши развесил. Отбрил бы его как следует за дочь. А то прячешься за бабьей спиной. Мужик называется…
Степан ничего не ответил, только поморщился.
— Ладно, поглядим, что дальше будет… Пойди подремли где-нибудь в копешке. Понадобишься — разбудим, — и зашагала прочь.
Ведя трактор по загонке, Евдокия все думала о Брагиных, о их неожиданном приезде и еще более неожиданном разговоре. Ну, что касается сватовства Валентины, то это они попросту «кино гнали». Неужели Валька такая простушка, чтобы пойти за Кольку Цыганкова? Разве он ей пара, такой замухрышка? Нет мужика, и этот не находка. Судя по всему, для разгона начинали веселый разговор, чт