Екатерина Александровна (так звали молодую даму) с грустью взглянула на мальчика. «Как может он играть и веселиться, когда такое горе постигло всю семью?» – с тоской подумала она, но тотчас же утешила себя тем, что Жоржик ещё слишком мал, чтобы понять то, что случилось. И она тут же предложила сыну поиграть в солдатики. Жорж запрыгал от радости. Ещё бы! Ведь маме, занятой службой, редко приходилось играть с ними, детьми.
И крепко вцепившись в руку матери, он потащил её к себе.
Глава IIIНикин барашек
В маленькой комнате, где жили Ника и его брат Жоржик, всё было по-старому. Солнце весело играло, заливая уютную, весёленькую комнату с розовыми обоями. Две маленькие кроватки стояли у стены, накрытые белыми пикейными одеяльцами. На одной из кроваток лежал белый маленький барашек, чуть-чуть замазанный, – любимая игрушка пропавшего Ники.
При виде кудрявого барашка сердце Екатерины Александровны сжалось сильнее. Ещё так недавно хорошенький черноглазый Ника целовал и ласкал своего игрушечного барашка, кормил его кашей во время завтрака и укладывал спать в постельку рядом с собой. А теперь? Где он, милый, маленький, ласковый Ника?..
Глаза Екатерины Александровны затуманились слезами… В углу послышалось сдержанное рыдание… Это плакала Фроська у окна, положив на подоконник свою огненно-рыжую вихрастую голову.
Фроське было всего пятнадцать лет, и её веснушчатое, остроносенькое лицо казалось совсем ещё детским. Екатерина Александровна не могла взять более солидную, нежели Фроська, прислугу в помощь няне. Взрослая девушка потребовала бы и большую плату. А у Екатерины Александровны денег хватало только-только в обрез. Рано оставшись вдовой после смерти Жоржиного и Никиного папы, она поступила на службу в управление одной из железных дорог. На своё небольшое жалованье она содержала теперь всю семью, нанимала крошечную квартирку в три комнаты, платила жалованье Фроське. Старушка-няня после смерти папы малышей от жалованья отказалась, видя, как тяжело приходится молодой женщине, которую она вынянчила в своё время. Няню никто и не считал прислугой. На неё смотрели как на родную.
Пока Екатерина Александровна бывала на службе, няня ходила на рынок или стряпала завтрак и обед, а детей нянчила Фроська. По большей части они гуляли в это время в ближайшем городском саду. Гуляли аккуратно каждый день – с двух часов до самого обеда. Пошли гулять туда и накануне, в те же часы на старое место, пошли все трое: Жоржик, Ника и Фроська. А вернулись только Жоржик с Фроськой вдвоём: Ника пропал!
Екатерина Александровна пришла со службы, узнав о случившемся, побледнела как смерть и залилась горькими слезами. Позвали дворников, велели им искать Нику по всем улицам, переулкам, садам, скверам. Позабыв про обед, сама Екатерина Александровна поехала в полицию заявить о пропаже Ники. Потом вернулась домой, отдала какие-то приказания и, взяв извозчика, вдвоём с няней снова поехала искать Нику – и кружила без конца по всем улицам, по всему городу. Вернулись поздно ночью, обе заплаканные и измученные. Вернулись без Ники.
Фроську не упрекали, не бранили. Только Екатерина Александровна не могла её видеть больше и всё махала на неё рукой, чтобы Фроська к ней не подходила… Фроська голосила на весь дом, как в деревне бабы голосят над покойниками. Всю ночь никто не ложился, все ждали Нику. Вот-вот, думали, приведут. Дрогнет звонок, и он вбежит, такой черноглазый, розовый, хорошенький… Но никто не приводил Нику. Ника не отыскивался.
Тихие, крупные слёзы падали из глаз Екатерины Александровны на сваленных в кучу оловянных солдатиков… Жоржик давно разделил войско на две половины: красных гусаров [3] взял себе, жёлтых драгун [4] отдал маме. Своих гусарчиков Жоржик давно расставил, а мамины драгуны всё ещё лежали вповалку. Мама точно совсем позабыла об игре.
Жорж надулся. Он заметил, что не на солдат вовсе, а на Никиного барашка смотрит не отрываясь мама. И закапризничал, заныл:
– Не хочу играть! Не буду! Разве это игра? Гусары выстроены в две шеренги, а драгуны лежат, точно раненные, когда они стоять должны… Нехорошо это… Не хочу…
И Жорж заплакал на всю комнату.
Фроська, как встрёпанная, вскочила с подоконника, подбежала к Жоржу и повела его в гостиную, уговаривая по дороге:
– Не плачь, золотце, не плачь, кисонька, не плачь, маленький, не то маме ещё горше станет! Молчи!
Но маме не могло быть горше от слёз Жоржика. Фроська ошибалась. Мама, казалось, даже и не слышала его плача. Её глаза всё смотрели и смотрели на милого беленького Никиного барашка…
Лишь только Жоржик и Фроська скрылись за дверью, как Екатерина Александровна вскочила со своего места, с живостью девочки подбежала к Никиной постельке, схватила барашка и, прижав его к груди, залилась слезами.
– Господи, – прошептала она, рыдая, – ты добр и милосерден, верни мне Нику!.. Верни мне его, Господи, моего мальчугана, крошку моего ненаглядного, птичку мою! Верни мне его!.. Никушка, малюточка моя! Детка моя крохотная! Золотой ты мой птенчик! Сердечко моё, где ты? Где ты, птичка моя?
И покрывала поцелуями беленького барашка.
Глава IVЧто случилось накануне печального дня
Розовый хорошенький мальчик, с чёрными вишенками-глазами, с золотой, цвета спелой ржи, головёнкой, отягощённой длинными, мягкими как лён кудрями, стоял перед огромной, пестревшей цветами клумбой городского сада.
Вот так цветочки! Каких тут только нет! И голубенькие анютины глазки, и плутоватый душистый горошек, который кажется таким простеньким и скромным на вид, а как хорошо пахнет! А вот и белые, точно снежные комочки, левкои. И ещё много-много других красивых цветов, названия которых мальчик не знает.
В золотокудрой головёнке мальчика появляется мысль: нарвать как можно больше цветов маме и поставить их на стол перед её прибором в стакане с водой. «Вот обрадуется мама! Вот расцелует своего Никушку!» – думает мальчик.
Он даже причмокивает от удовольствия и, быстро наклонившись, рвёт цветы и собирает их в букет: беленькие к беленьким, красные к красным, голубые к голубым.
Этот мальчик, собирающий букет для мамы, был Ника. Он пришёл в сад вместе с Фроськой и Жоржиком. Но Фроська заболталась с подругами, такими же молодыми няньками, как и она сама, а Жоржик на садовой площадке играет в мяч с нарядной девочкой в розовом платье, и обоим в эти минуты очень мало дела до Ники. А Ника и рад.
Один… другой… третий!.. Ещё, ещё и ещё!.. Ах, сколько он уже нарвал цветочков!.. Маленькие ручонки едва могут удержать огромный пучок.
И вдруг над его ухом раздаётся грозный голос:
– Как ты смеешь рвать цветы, негодный мальчишка! Вот я тебе задам! Постой ты у меня!
В один миг перед Никой вырастает какой-то человек с бородой впол-лица, в сером кафтане с блестящими пуговицами и с толстой палкой в руках.
Ника знает, кто этот человек. Это садовый сторож. Когда они с Жоржем расшалятся в саду, Фроська им говорит постоянно: «Вот погоди-ка! Отдам сторожу. Он тебя отучит шалить!»
Ника очень боится сторожа. Да и нельзя его не бояться: сам он огромный, и борода у него огромная, и палка тоже… Ой, какие борода и палка!.. И вот они теперь обе перед ним: и палка, и борода.
Глаза сторожа страшно и грозно смотрят на Нику. Вот-вот поднимет он палку и… Вне себя от страха Ника роняет цветы, весь пучок, все до единого, и, не помня себя, бежит. Бежит по клумбе, по цветам, по хорошенькой пахучей куртине прямо к выходу из сада, прямо на широкий тротуар длинной улицы. Ему всё кажется, что сторож гонится за ним по пятам. Но сторож и не думает гнаться. Он попугал только мальчика и теперь, с сокрушением покачивая головой, занялся исправлением клумбы, потоптанной маленькими ножонками Ники. А Ника всё бежит, бежит… Его красивое личико теперь красно, чёрные глазки горят страхом. Он бежит, не оглядываясь, по широкой улице, где в этот час мало пешеходов. Да и те, которые встречаются ему, и не думают остановить Нику.
– Ишь бежит сердечный, верно, няньку догоняет! – говорят они мимоходом, улыбнувшись красивому мальчику, и спешат дальше.
Ника бежит… Вот повернул направо, вот налево… Опять направо… Опять бежит. Широкая улица стала узкой… Или это другая?..
Дома кругом становятся меньше и реже. А дальше – поле, какие-то постройки и огороды и река. Никина мама живёт на самой окраине города, где квартиры значительно дешевле. Поэтому немудрено, что маленький Ника в какие-нибудь четверть часа очутился на самом краю Петербурга.
При виде реки Ника разом почувствовал, что ему уже давно хочется пить. И в крошечной головке под золотыми кудрями мелькнула внезапная мысль: спуститься к речке, лечь на её бережок и напиться прямо из реки так, как пьют собачки и лошади. Это очень забавно и весело! Задумано – сделано. Но берег крутой и скользкий, ножонки Ники скользят по траве, покрывающей его. Он хочет уцепиться за что-нибудь, но не может, скатывается и помимо собственной воли бежит вниз к реке… Маленькие ножонки всё скользят и скользят…
Вот и вода… Близко, близко… Мальчик уже не может остановиться и всё катится, катится к воде…
Глава VНику похищают
– Ах!
Две цепкие загорелые руки схватывают Нику и высоко поднимают в воздух над самой рекой. Ещё мгновение – и маленький Ника утонул бы в быстрых холодных волнах реки.
Сильные руки крепко прижимают мальчика к груди. Над ним склоняется загорелое лицо крестьянки, повязанное чёрным платком. Её светлые глаза ласково глядят на скорее удивлённого, нежели испуганного Нику.
– Не бойся, сыночек, не бойся! – говорит она грубым, но ничуть не сердитым голосом. – Худого тебе ничего не сделает тётка Матрёна… Кабы не я, потонул бы ты, сердечный, свалился бы вниз, и поминай как звали… Небось жалко такого красивенького парнишку… Глянь-ка на меня, сынок! А и хорош же ты, маленький… Волоски-то что лён… мягкие, золотом отливают… А глазёнки-то, глазёнки! Ишь ты!.. Чего смотришь, дурачок? Ты тётке Матрёне самим Господом Богом послан… Да… да… Таких ребяток на утешенье людям Господь даёт!.. Как моего Митюшку я хоронила, так думала от слёз помру… А вот, вишь, другого Митюшку Господь мне даёт!.. Поедем со мной в деревню, сынок… Любить тебя, холить буду… И мужу беречь велю, заместо сынка, то есть Митюшки нашего, покойничка!.. То-то заживёшь у нас, сынок!..