Дождь продолжается, а ее храбрость почти иссякла. Никто еще не пугал ее больше сидящего перед ней мужчины. Амара поднимает взгляд от стола. Обычно она избегает смотреть ему прямо в глаза, поэтому сейчас ее удивляет выражение внимания на его лице.
«Он слушает».
На единственное краткое мгновение она видит его насквозь. Этого достаточно.
— Не думаю, что тебе стоит наказывать Вибо, — говорит она, немного овладев голосом. — Он может быть полезен. Если его может подкупить Симо, то можешь и ты. Таким образом мы и заработаем в термах, и покажем, что от нас так просто не избавиться.
Феликс поднимает брови. Ей удалось его удивить. Амара пытается побороть страх, воображая, как он исходит от нее, подобно пару, и исчезает.
— Что же касается Симо, то ты запросто сможешь его проучить. Разве он не держит таверну? Возможно, она станет менее привлекательной для посетителей.
Выражение лица Феликса почти не изменилось, но она чувствует, что его гнев отступает.
— Ты многовато тявкаешь для такой маленькой собачки, — говорит он и кивает на распухшую, окровавленную губу Трасо. — И как же ты расквитался за это с Балбусом?
— Я сломал ему нос.
— Надеюсь, это не единственное, что ты сделал.
Феликс встает с места, и обе девушки отступают назад. Трасо остается неподвижен. Хозяин щелчком пальцев подзывает к себе Викторию, и та со всех ног спешит к нему. Он смеривает ее оценивающим взглядом, проводит ладонями по ее телу, ощупывает, поправляет ее одежды. Сейчас Феликс не мужчина, прикасающийся к женщине, а торговец, проверяющий свой товар. Он с силой шлепает ее по заду.
— Вы принесете мне столько же денег, сколько шлюхи Симо? Чего воды в рот набрали? — Он не глядя указывает в сторону Амары. — Эта девка уверяет, что да, а вот я что-то сомневаюсь. — Он берет Викторию за подбородок. — Чем вы сегодня занимались в бассейне? Пялились по сторонам, как крестьяне на играх? Просиживали свои плоские задницы?
Феликс удерживает девушку так крепко, что та не может даже покачать головой.
— Я видел Драуку. У этой шлюхи лучшая задница в Помпеях. А у тебя что? Разве это сиськи? — Он отпускает Викторию, отталкивая ее лицо. Она покачивается, но не падает. — Может, Симо и подмазал Вибо, но разве тот стал бы вас прогонять, если бы знал, что хоть одна из вас умеет трахаться не хуже Драуки? — Феликс вызывающе оглядывает своих рабынь, но те не смеют ответить. — Наш приятель Симо хвастает, что продает лучшие щелки. Поэтому вам… — Феликс тыкает пальцем в девушек, — надо показать ему, что это пустое бахвальство. Вибо будет трахать вас бесплатно, когда и как угодно, за счет заведения. И если после этого вы не станете его любимыми девочками, я буду знать, кто в этом виноват. — Амара поглядывает на Викторию, пытаясь угадать ее мысли, но лицо подруги непроницаемо, как маска. — Пошевеливайтесь, проклятые шлюхи! — кричит Феликс, заставив их обеих вздрогнуть. — Хочу, чтобы каждая из вас, ленивых потаскух, принесла мне по пять денариев. Остальным передайте, чтобы тоже не прохлаждались, а не то пожалеют!
Амара так спешит из комнаты, что в дверях едва не спотыкается о Париса, но Виктория все-таки оказывается быстрее. Они бросаются прочь по балкону и наперегонки сбегают по лестнице. Первой оказавшись у подножия, Виктория разворачивается и преграждает Амаре дверь на улицу. Едва не сбившись с ног от внезапной остановки и обжигающего гнева подруги, она опирается о стену.
— Ты что творишь? — шепотом напускается на нее Виктория. — Феликс бы позабыл о Вибо. Зачем ты попросила его отправить нас назад? Ты что, идиотка?
Девушки поневоле теснятся друг к другу у подножия вонючей темной лестницы.
— Подумай о деньгах, — шепчет в ответ Амара. — Подумай обо всех этих богачах! Не чета отребью, которое сюда ходит!
— С ума сошла? Чего ты себе навоображала? Что они заявятся в термы с мешками золота? Они ходят туда трахаться, а не искать невест! — Виктория возмущенно повышает голос. — А теперь нам придется ублажать Вибо!
Амара хочет объяснить, что пойдет на все, стерпит любое унижение, ухватится за любой призрачный шанс, лишь бы освободиться из лупанария.
Сверху доносится резкий окрик Париса:
— Чего вы там застряли?
— Уже уходим, — отзывается Виктория, распахивая дверь.
Они выбегают под дождь и через пару шагов снова оказываются под крышей.
Небо сумрачно и затянуто тучами, но в «Волчьем логове» еще темнее. Ставни в маленьких кубикулах[3] заперты, чтобы уберечься от сырости, а в воздухе висит густой запах благовоний и масляных ламп. Помещение, отведенное под лупанарий, ненамного уступает в размерах покоям Феликса, но Амаре оно кажется тесным, как гробница.
Фабия вычерпывает из латрины дождевую воду, чтобы нечистоты не хлынули через край. Смрад, неизменно стоящий в этом конце коридора, сегодня просто сбивает с ног. Мельком подняв взгляд, чтобы их поприветствовать, дряхлая женщина снова склоняется над дырой. До того как состариться, Фабия тоже была волчицей. В одной из этих кубикул она даже произвела на свет злополучного Париса. Фабия неспособна сполна отработать свой хлеб, но Феликс пока не выбросил ее на улицу.
— Что сказал хозяин? — спрашивает Кресса, выходя из кубикулы Бероники вместе с остальными девушками.
— Он собирается еще раз попытать удачи с Вибо, — говорит Виктория. — Хочет убедить его снова пустить нас в термы. Теперь этот вонючий ублюдок будет приходить сюда, а мы должны расшибаться в лепешку, чтобы ему угодить. — Она складывает руки на груди, но, вопреки ожиданиям Амары, ни в чем не обвиняет ее при подругах.
— Вибо будет приходить сюда? — переспрашивает Бероника. — Быть не может!
— Разве он настолько ужасен? — спрашивает Амара. Если она и получила какое-то удовлетворение, подав совет Феликсу, то оно стремительно улетучивается.
— А вы его еще не обслуживали? — спрашивает Кресса. Амара и Дидона качают головами. — Он настоящее чудовище. В прошлый раз чуть меня не задушил. — Она подносит ладонь к горлу, словно вспоминая его пальцы вокруг своей шеи.
Амара с раскаянием смотрит на Викторию.
— И это еще не все, — говорит та, оставив без внимания ее взгляд. — К завтрашнему дню каждая из нас должна принести нашему чудесному хозяину по пять денариев.
Кресса стонет.
— Может, он пошутил? — с надеждой спрашивает никогда не понимавшая юмора Бероника.
— Какие уж тут шутки, — отвечает Виктория. — Поверьте моему слову, он был не в настроении веселиться.
— Нам ни за что не собрать такие деньжищи! — стонет Бероника.
— Придется постараться. — Кресса переводит взгляд на Фабию, которая по-прежнему опустошает латрину. — В такую погодку самой Венере будет непросто подцепить мужчину.
— Я не собираюсь выходить на охоту на голодный желудок, — говорит Виктория. — Давайте начнем с «Воробья», перекусим, а там, может, и дождь перестанет.
Все пять женщин принимаются тушить лампы, оставив лишь пару светильников. Таким образом они берегут масло и избегают лишнего дыма. Из-за постоянной спертой духоты недавно купленные Феликсом картины — бесконечные сцены любовных утех, висящие под потолком, — уже покрылись сажей. Постель изображенной над кубикулой Амары женщины, отдающейся по-собачьи, пересекает новая закопченная тень. Девушка наклоняется, чтобы погасить горящую под картиной глиняную лампу. Как и все прочие лампы в лупанарии, она выполнена в форме пениса, на кончике которого теплится пламя. К нескольким светильникам прикреплены крохотные глиняные человечки, выставляющие напоказ громадные пылающие фаллосы. Феликс находит эти лампы забавными: по его словам, они помогают посетителям настроиться на нужный лад. Амара их ненавидит. Можно подумать, им не хватает членов.
Главный вход в лупанарий, расположенный точно напротив «Слона», охраняет Галлий, вольноотпущенник Феликса. Высокий и широкоплечий, он превосходит Трасо внешностью, будучи столь же жестоким в драке. Когда подруги пытаются выйти на улицу, он хватает Беронику за руку.
— Погодите, — говорит он. — Нельзя уходить всем сразу. Одной из вас придется остаться. Вдруг явится клиент?
— Неужели так трудно зайти за нами в «Воробья»? — спрашивает Виктория. — Это же прямо через дорогу.
— Нет, — отвечает Галлий. — Распоряжения Феликса вам известны. — Он подталкивает Беронику внутрь. — Давай, возвращайся.
— Вот гаденыш, — сквозь зубы бормочет Виктория, когда девушки торопливо минуют тротуар. — Надо будет принести ей что-нибудь из съестного.
— И Фабии тоже, — говорит Кресса. — Она совсем отощала.
Эта жалкая старуха, из последних сил цепляющаяся за существование, кажется девушкам предвестницей их собственного мрачного будущего. Амара подозревает, что Крессе, которая на несколько лет старше остальных, особенно мучительно наблюдать за судьбой Фабии.
Даже в столь ранний час из трактира напротив доносится громкий шум. На его внешней стене красуется гигантская пестрая фреска c изображением слона, окруженного пляшущими пигмеями и обвитого змеями, символизирующими удачу. Под вывеской начертана самодовольная похвальба: «Ситтий вернул слона!» Женщины Феликса, не останавливаясь, проходят мимо. Подцепить клиентов можно и в «Слоне», однако Ситтий не только отпускает еду и вино, но и сдает комнаты. В такое ненастье его гости скорее уединятся наверху с женщинами, работающими в трактире, чем потащатся в лупанарий под дождем.
Всего в нескольких шагах от «Слона» виднеется мокрая, потемневшая от дождя вывеска с едва различимой птичкой, усевшейся на украшенный цветами двусмысленный девиз: «Будьте довольны, как этот воробей!» Булыжная мостовая пустой маленькой площади белесо поблескивает от ливня. Когда Амара впервые попала в Помпеи, весь тротуар занимали выпивохи: кто-то стоя беседовал, кто-то выводил надписи на стене. Она видела здесь и граффити, посвященные Феликсу, и даже критические обзоры их лупанария. Во многих надписях упоминалась Виктория. Хорошо это или плохо, но о самой Амаре ничего не писали.