Чтобы унять невыносимую панику, Амара сосредоточивается на закрывающей вход занавеске и приказывает себе считать ее складки, пока он не кончит. Внезапно обзор ей загораживает второй мужчина. С искаженным похотью лицом он хватает ее за бедро, не давая вырваться. Она не может кричать. Не может дышать. Ужас выдавливает воздух из ее легких. А потом занавеска отдергивается. В комнату проскальзывает Кресса.
— Нет нужды ждать, — шепчет она, нежно запустив пальцы в волосы второго мужчины.
— Я хочу эту. — Он отталкивает ее, показывая на Амару.
Кресса встает между ними.
— Нет, не хочешь.
Кресса кладет ладони ему на бедра, привлекая его к себе. Он вяло упирается, но, не устояв перед соблазном ее обнаженного тела, позволяет Крессе увести его прочь. Уходя, она с нездешней добротой оборачивается на Амару, согревая ее теплым взглядом в темноте.
На глазах Амары выступают слезы. Мужчина со шрамом на подбородке тяжело падает на нее. Он кончил. Несколько мгновений она лежит, полураздавленная его весом, но потом он приподнимается на локтях и отходит от кровати. Не в силах сдержать рыдания, Амара подтягивает колени к животу. На миг мужчина задерживает на ней взгляд, полный отвращения. Амара не смогла бы сказать, кого он презирает больше — ее или себя. Он без единого слова выходит из кубикулы.
Глава 4
Не отвергай же того, кто умеет любить без измены,
Кто с постоянством тебе долгие годы служил[4].
Ночью лупанарий превращается в царство Аида: бесконечная череда пьяных мужчин, дым, сажа, громкая брань, звон бьющейся посуды, всхлипы Дидоны, едкий запах настойки, которой подмывается Виктория, дребезжащий храп Бероники. В поздний предутренний час, когда даже самые блудливые помпейцы не рискуют покинуть дома в поисках утех, Амара, душимая гневом, в одиночестве лежит без сна в своей темной кубикуле.
На следующий день девушку будит пение Виктории. Ее ясный низкий голос, полный надежд и жизнерадостности, звучит подобно музыке сфер. Амара садится в кровати.
— Нельзя хоть раз дать нам выспаться? — кричит Бероника.
— Только гляньте, какое солнце! — отзывается Виктория. — Кажется, будто сегодня праздник Флоры!
Амара с невольной улыбкой сбрасывает ноги с кровати и укутывает плечи покрывалом. Бероника и Кресса уже зевают и потирают глаза в коридоре. Все три девушки направляются в кубикулу Виктории. У порога Амара поднимает взгляд на изображенную над ее дверью женщину, оседлавшую любовника. Эту картину Феликс распорядился написать в подарок своей самой усердной шлюхе.
— Ты нас разбудила! — говорит Бероника.
Виктория уже одета и укладывает свои кудри, водопадом ниспадающие на плечи. При виде нее невозможно подумать, что она всю ночь не смыкала глаз, ублажая распутников и стараясь никому не попасть под горячую руку. Ее взгляд сияет в предвкушении нового дня. Амара никогда не встречала женщин, подобных Виктории.
— Где Дидона? — спрашивает та. — Не могла же она не проснуться от ваших криков и жалоб!
Вчетвером они отправляются в кубикулу Дидоны. Та лежит на кровати лицом к стене. Кресса садится рядом, наклоняется и целует ее в лоб. Амара и Никандр не единственные, кто опекает самую юную волчицу Феликса.
— Милая, уже утро, — говорит Кресса.
Дидона садится. Ее лицо промокло от слез, а глаза покраснели. Кресса обнимает ее и гладит по спине.
— Они плохо с тобой обходились? — спрашивает она.
— Один из них расколотил все лампы, — отвечает Дидона, показывая на горку сметенных в угол черепков. — Он меня ужасно напугал.
— Жалкое, паршивое ничтожество. — Голос Крессы подрагивает, и на мгновение Амаре кажется, что подруга даст волю слезам.
Виктория без промедления садится по другую сторону от Дидоны.
— Не расстраивайся ты из-за какого-то Чесночного Бздуна, — с улыбкой произносит она.
— Какое дурацкое имя, — с сомнением говорит Бероника. — Не может быть, чтобы его так звали.
— Придется тебе поверить! — с серьезным лицом настаивает Виктория. — Это же тот самый Чесночный Бздун, что держит закусочную неподалеку от терм!
— От него и правда дурно пахло. — Дидона немного приободряется и начинает ей подыгрывать.
— Еще бы! Чесноком и пердежом, — кивает Виктория. — Да, это определенно он. Чесночный Бздун.
— А я и не знала, что его так зовут, — озадаченно говорит Бероника. — Я думала, его зовут Манлий.
— Конечно, его зовут Манлий, тупица! — фыркает Кресса.
Все смеются. Улыбается даже сама Бероника. На миг Амара задумывается, уж не нарочно ли она прикидывалась дурочкой.
— По-моему, надо начеркать ему вразумление на стене, — говорит Виктория. — На случай, если он еще вернется. — Она наклоняется и протягивает Амаре глиняный черепок. — Что бы такого написать? А, знаю! «Засаживай медленно!»
— Хочешь, чтобы я написала по-гречески? — спрашивает Амара.
— С какой стати? — возражает Виктория. — Мы ведь хотим, чтобы вонючий придурок это прочитал!
Амара выцарапывает на стене надпись. Остальные любуются на дело ее рук с довольными усмешками.
— А знаете, кто и вправду медленно засаживает? — с хитрецой спрашивает Бероника и умолкает, дожидаясь их безраздельного внимания.
— Ну, выкладывай, — говорит Кресса. — Кто же этот Аполлон?
— Галлий! — Бероника расплывается в счастливой улыбке. — Я его обожаю.
— Галлий?! — ужасается Виктория. — Да он же кошмарен в постели!
— Ты с ним даже не спала! — уязвленно возражает Бероника и вглядывается в смущенные лица подруг. — Или спала?
— Мы все с ним спали, душенька, — ласково говорит Кресса.
Бероника заливается румянцем.
— Ну и что, любит-то он меня. Он обещал, что когда-нибудь меня выкупит. Он меня любит! Он на мне женится, и мне никогда больше не придется этим заниматься. Когда вы ходили в город ловить клиентов, мы провели вместе целый час. Он добрый, любящий, нежный и заботливый. Он даже спрашивал, чего я хочу!
Амаре тяжело представить недалекого Галлия героем-любовником. Ей хочется спросить, отдал ли он Беронике вчерашний хлеб, но она боится, что ответ окажется слишком болезненным.
— Бероника… — Виктория предостерегающе понижает голос. — Надеюсь, ты не давала ему бесплатно?
Воцаряется молчание. Бероника, надувшись, прячет глаза.
— Идиотка! — вскидывается Виктория. — А если Феликс узнает? Нельзя целыми днями кувыркаться с Галлием задарма! Он должен платить Феликсу. Этот ублюдок водит тебя за нос! Он тебя использует!
— Он не хочет платить, потому что копит деньги на мой выкуп! — оскорбляется Бероника. — Да и кто выдаст нас Феликсу? Надеюсь, не вы!
— Разумеется, никто из нас ничего ему не скажет, — успокаивает ее Амара. — Но ты точно уверена, что Галлий тебя не обманывает?
— Он меня любит, — упрямо повторяет Бероника. — Он сказал, что никогда не встречал никого добрее меня, что только со мной он может говорить по душам, потому что я умею слушать и он мне на самом деле небезразличен.
Виктория закатывает глаза.
— Почему ты вечно должна все очернить и извратить? — напускается на нее Бероника. — Не тебе осуждать мой вкус в мужчинах, — ядовито добавляет она, к изумлению Амары.
Кресса вмешивается, прежде чем Виктория успевает вступить в перепалку.
— Никто не пытается омрачить твое счастье, — отвечает она Беронике. — Мы просто хотим, чтобы ты берегла себя. Вот и все.
Бероника хмуро отворачивается, держась за свою обиду.
Кресса одними глазами показывает Виктории на Беронику, призывая ее сделать шаг к примирению. Виктория вздыхает.
— Разумеется, мы будем рады, если Галлий тебя любит, — говорит она. — Но тебе надо брать с него деньги. Он обкрадывает Феликса! Сама понимаешь, это слишком рискованно. Как для него, так и для тебя.
У Бероники вытягивается лицо.
— Это так на него похоже, — произносит она. — Он подвергает себя опасности ради меня.
Услышав еще хоть слово о героизме Галлия, Виктория может взорваться, но Кресса вовремя меняет тему.
— Кто-нибудь знает, сколько мы заработали этой ночью?
— На смену у двери заступил Трасо, — отвечает Виктория. — Я разговаривала с ним перед сном. По последним подсчетам, мы собрали больше шестнадцати денариев.
— Какое облегчение! — говорит Амара с мыслью о Феликсе. — Недобор не так уж и велик.
— Да, но надо еще потратиться, чтобы заменить вот это. — Дидона показывает на разбитые лампы.
Кресса, наклонившись, оглядывает горку расколотых глиняных фаллосов.
— Тут не меньше трех.
— Четыре, — уточняет Дидона.
— Придется самим за них расплатиться, — говорит Виктория. — Нельзя просить денег у Феликса после вчерашнего.
Амара чувствует, что снова погружается в ночной мрак. Жалкого довольствия, которое выдает им Феликс, едва хватает на еду, особенно если они скидываются на нужды Фабии. Такими темпами ни одной из них никогда не удастся накопить на свободу.
— Ничего не поделаешь, — произносит Виктория, словно прочитав ее мысли. — Мы всё восполним.
Амара смотрит на выцарапанную ими надпись. «Засаживай медленно!» Теперь она уже не кажется забавной.
Кресса встает.
— Пора идти в термы. Надо привести себя в порядок, если мы не хотим, чтобы от нас весь день несло мужской вонью.
Омовение в женских термах — ежеутренний ритуал проституток. Амара подозревает, что она не единственная из девушек, для кого оно является не только физическим, но и эмоциональным очищением.
— Я могу остаться, — предлагает Виктория. — А одна из вас пусть сходит за лампами.
— Я схожу, — вызывается Амара после недолгого молчания.
Ей хочется помыться не меньше, чем остальным, но она в долгу перед Крессой за вчерашнее спасение, Дидона перенесла кошмарную ночь, а Бероника накануне почти весь день была заперта в четырех стенах. Правда, принимая во внимание ее роман с Галлием, это, возможно, не было с ее стороны таким уж большим самопожертвованием.