т. е. скоморохов, любил медвежью травлю и т. п. удовольствия, которые хотя и были гонимы, но тем не менее представляли обычный репертуар царского и народного увеселения до самых дней реформы, а у народа отчасти и до наших дней (медвежья травля). Царь Иван Васильевич собирал веселых и медведей по всей земле. В 1571 г. с этою целью приезжал в Новгород некий Субота Осетр, верно царский потешник, и в Новгороде и по всем городам и волостям Новгородской области брал на государя веселых людей, да и медведи описывал на государя, у кого скажут. Субота занимался этим делом все лето с весны и 21 сентября поехал на подводах к Москве с собранными скоморохами, и медведей повезли с собою на подводах к Москве[692]. Можно полагать, что и в других областях бывали подобные же сборы скоморохов, в числе которых певцы-гусляры непременно занимали самое видное место. Остается не один раз сожалеть, что царские архивы погорели и мы вообще не имеем достаточных подробностей об этой, как и о многих других статьях тогдашнего быта. Встречается известие, что у царя Василья Шуйского был бахарь Иван.
У царя Михаила мы находим те же старые русские комнатные утехи. Его увеселяют бахари, домрачеи, гусельники. В первые годы ему бают басни бахари Клим Орефин, Петр Тарасьев Сапогов, Богдан Путята или Путятин. Царь каждый год жалует им платье; так, 9 февраля 1614 г. государев бахарь Клим Орефин получил 4 арш. сукна английского зеленого, кафтан зенденинный темно-зеленый, однорядку суконную вишневую. В том же году мая 7-го выдано государева жалованья другому государеву бахарю, Петрушке Тарасьеву Сапогову, 4 арш. сукна[693] английского вишневого, кафтан-зендень лазорева, сапоги телятинные, причем и Клим Орефин, названный Орефьевым, тоже получил телятинные сапоги. В 1617 г. мая 6-го трем бахарям – Петрушке, Богдашку и Климашке – пожаловано по 4 арш. сукна настрафилю лазоревого, да по 5 арш. сукна лятчины червчатой. В 1618 г. апреля 15-го государь пожаловал домрачея Богдана Путятина да бахарей Петра Сапогова и Клима Орефьева по 4 арш. сукна лазоревого. В 1620 г. апреля 29-го такое же жалованье получили бахарь Клим и домрачей Путята; в 1622 г. марта 27 бахарь Богдан Путятин получает опять такое же сукно. Все эти пожалования произведены по «именному приказу», следовательно, в награду за потешенье.
С бахарями рядом по своему занятию стояли в Потешной палате домрачеи. Мы видели, что бахарь Богдан Путята отмечен также и домрачеем. По всему вероятию, занятия бахаря и домрачея очень часто соединялись в одном лице, ибо бахарь был повествователь, сказочник, а домрачей – миннезингер, песельник, воспевавший деянья прежних людей, т. е. былины и старины про богатырей, и вместе с тем и духовные стихи. Домрачеем он назывался по имени музыкального инструмента, на котором подыгрывал свой песенный лад и который у славян Западной Европы употребляется и теперь с именем момры; это была домра – струнный инструмент, на котором играли пальцами, как на гитаре. Очень вероятно, что это – имя мандоры, образовавшееся от перестановки звуков, к которой так расположен русский язык, особенно в отношении слов иностранных; как, например, и из другого слова – маскара – образовалось наше скоморох или скомрах[694].
После домрачея Путяты, когда государь в 1626 г. женился, на свадьбе его тешили домрачеи Андрюшка Федоров да Васька Степанов. Затем в Потешной палате являются уже домрачеи слепые. Так было необходимо, если эти потешники должны были увеселять и молодую царицу – не только в Потешной палате, но, как вероятно, и в ее хоромах. Что действительно они, главным образом, воспевали свои песни на царицыной половине, на это указывают награды им от лица государыни и довольно частая выдача им из царицыной казны денег на домерные струны. Так, 9 июня 1632 г. царица Евдокия Лукьяновна жалует рубль потешнику домрачею Гаврилку слепому, а слепым игрецам домрачеям Якову (он же Янка, Якуш, Якунка, 1635–1643 гг.), Лукьяну Никифорову (он же Лука, Лукаш, 1635–1639 гг.), Науму и Петру приказывает в разное время выдавать по гривне и по две гривны на домерные струны. Государь неоднократно жаловал их платьем. Например, в 1635 г. мая 31-го Науму слепому сделано: однорядка, ферези, кафтан, шапка и сапоги, всего на 7 руб. 30 коп. Августа 29-го такое же платье сшито слепым Якову и Петру.
Такими же певцами народных песен были гусельники. Но неизвестно, находились ли они при дворце постоянно, подобно домрачеям, или только призывались временно, как, например, в 1626 г. по случаю царской свадьбы тешили царя гусельники Уезда и Богдашка Власьев. В 1629 г. июля 18-го государь жалует гусельнику Любиму Иванову полный наряд платья: однорядку, кафтан, ферези, штаны, шапку, колпак и сапоги – всего на 16 руб. 38 коп., сумма довольно значительная – вдвое большая против такого же жалованья домрачеям, которая должна обозначить и меру утехи, какую доставил государю этот гусельник.
К числу веселых принадлежали также и скрыпотчики, из которых Богдашка Окатьев, Ивашка Иванов, Онашка да немчин новокрещеный Арманка тешили государя на свадьбе в 1626 г.; но в последующее время сведений о них не встречается, и нам неизвестно, состояли ли при Потешной палате музыканты этого рода.
Иногда в Потешной палате появлялись и другие потешники, о которых неизвестно, чем они забавляли государя. Так, в 1638 г. на Святках был взят с Тулы крестьянин Иевка Григорьев, которому декабря 30-го сделан суконный лазоревый кафтан.
Музыка, конечно, была одною из первых статей государевой домашней комнатной потехи, а особенно на женской половине, увеселения которой ограничивались по преимуществу только домашними утехами. Заморские органы, как и всякие другие русские статьи старинных дворцовых увеселений, были, по всему вероятию, и в то время помещены в одной из дворцовых палат, которая по этой причине и должна была называться Потешною палатою. Хотя встретившееся нам свидетельство о существовании Потешной палаты относится ко времени Годунова и Шуйского, однако возможно без ошибки полагать, что она существовала и в начале XVI столетия, существовала, без всякого сомнения, как отдельное помещение для потех и в более раннее время, если не с названием палаты, то с названием какой-либо потешной хоромины. В год вступления на царство Михаила – в 1613 г. ноября 10-го, устроены были также и потешные хоромы, тогда в них было отпущено к четырем дверям да к семи окнам на обивку красное сукно. В первой половине XVII столетия Потешная палата занимала несколько отдельных комнат в старом здании дворца, где находилась и царицына Золотая палата и над которым потом выстроены были каменные покои теремного дворца, после чего она именовалась иногда потешным подклетом, ибо находилась уже в подклетном этаже терема. В этом помещении и сосредоточены были тогда почти все дворцовые комнатные забавы, начиная с органов и оканчивая бахарями, домрачеями, карлами и попугаями. Здесь хранилась и всякая потешная утварь и рухлядь, т. е. платье, разные вещи и разные музыкальные и другие потешные «стременты». При палате находились особые сторожа, носившие название потешных сторожей и получавшие соответственное своей службе жалованье. Она представляла в некотором отношении как бы особое ведомство, к которому принадлежали все потешники и все лица, имевшие во дворце потешное значение. Потешные сторожа были соблюдателями и, так сказать, надзирателями всего этого потешного чина, ибо через них производились всякие хозяйственные его дела. Главное заведование над Потешною палатою принадлежало царскому постельничему, а впоследствии перешло в Приказ Тайных дел, так что в палате и в этом Приказе находились одни и те же сторожа – 4 чел.
В XVII столетии с первых же лет царствования Михаила Федоровича органы и цымбалы составляли уже необходимую принадлежность дворцовой Потешной палаты, при которой находились и постоянные игрецы на этих инструментах, цымбальники и органные мастера. Под именем цымбал должно разуметь, по всему вероятию, старинный немецкий народный инструмент (гакебрет) – грубое подражание фортепианам, вроде русских гуслей, с металлическими струнами, на котором играли, ударяя по струнам двумя деревянными молоточками, обтянутыми сукном. Тем же именем могли обозначаться и клависины или клавикорды, старинные фортепианы, так что цымбальник мог обозначать и цымбалиста или пианиста. В 1614 г. цымбальником Потешной палаты был Томило Михайлов Бесов, которого и самое прозвание указывает, что это был артист своего дела. После него упоминаются цымбальники Мелентий Степанов (1620–1632 гг.) и Андрей Андреев (1631 г.). Они, без сомнения, устраивали не одну игру на цымбалах, но заведовали и органною игрою. Органная игра, видимо, очень нравилась домашнему государеву обществу, и потому были приняты меры устроить ее еще лучше, для чего и вызваны были, конечно, немцы. В 1630 г. октября 14-го выехали к государю послужить ремеслом своим органного дела мастера, а главным образом, мастера часовых дел, Анс Лун да Мелхарт Лун; а привезли они с собою из голандской земли стремент на органное дело, и тот они стремент на Москве доделали и около того стремента станок сделали с резью и расцветили краскою и золотом; и на том стременте сделали соловья и кукушку с их голосы; а как играют те органы, и обе птицы поют собою без человеческих рук. За то мудрое дело государь пожаловал им из своей казны 2676 руб., вероятно по оценке материалов и работы. Но, кроме того, когда работа была окончена и государь того их дела смотрел и игры слушал дважды, им дано было по сороку соболей да в стола место, т. е. вместо приглашения к царскому столу корм и питье, что было очень почетною наградою. В 1637 г. Анс, или Яган, Лун умер, а брат его в 1638 г. был отпущен в свою землю по собственному желанию, причем ему дано 100 руб. денег, сорок соболей в 40 руб. и 6 подвод. Государь приказал ему, чтоб он опять возвратился в Москву и вывез бы с собою двух часовых мастеров с условием научить в Москве учеников