Некто пришел к царю и сказал: если хочешь избавить людей, дай мне меч, отсеку главы лихоимства и неправды – похвала мне будет от тебя и от всех; если же не успею, мою главу отсеки. Царь вручил ему меч отмщения. По жалобе вдовицы виновным оказался сродник царев, саном магистр, отнявший все имение у вдовицы. Праведный судья осудил его, а по воле праведного царя схватили магистра из-за царского пира, остригли ему голову и браду и с позором пред всем народом посреди торговища, посадя на худую ослицу, водили его и немилостиво били. Все его имение и достояние царь повелел отдать вдовице.
На той же стене над дверьми в палату под сводом был изображен судья неправедный, в одной картине принимающий челобитные, в другой принимающий дары-взятки: кубок и мешок серебра, а за ним написан бес. В третьей картине – он судит двух человек и обвинил правого, а виноватого оправил. Правый сидит в темнице, около главы его венец, а над ним венец царский держит Ангел Господень.
Под этими картинами в нижнем ярусе у дверей палаты был изображен веселый пир неправедного судьи: в палате сидит судья на месте, пьет из сосуда питье, а под ногами его ад, и во ад душа его идет. За местом его поставец, у поставца сидит человек, играет в домру. Пред судьею стол, на столе стоят сосуды златы; за столом сидят людие, промеж себя подносят и питие пьют; един подносит питие судье в сосуде; по другую сторону стола человек подносит судье в сосуде питие же, а за подносчиком (человек) наливает из кубка в сосуд питье; а за подносчиком сидят подле стола на скамье людие и играют в гусли, и в скрыпки, и в свирели, и в волынки, и в домры, а за ними поставец, на поставце кунганы стоят с питьем; за поставцом сидят два человека, наливают из сосуда в сосуд питие; под поставцом бочка с питьем. А над тем подпись: «Судия неправедный пирует, а душа его зле во ад исходит. О горе судиям неправедным!»
Как в Золотой палате царь Иван Васильевич многими притчами изобразил события и царские отношения своего времени, так и в Грановитой палате правитель государства Годунов подобными же притчами изобразил свои личные отношения и к царю, и к боярской среде, напоминая и всему православному народу в притче, помещенной на столпе палаты к заднему ее углу, где обыкновенно собирались всякие нижние чины, приглашаемые во дворец, – в притче о Зинове-царе, как он был милостив и как его милостивая рука (щедрая милостыня) спасла его от мести за совершенное им злодеяние, потому что образ самой Владычицы Богородицы чудом выговорил, что не должно злое сотворять, мстить за совершенный грех милостивым.
Известно, какими щедротами Борис Годунов помогал народу во время настававших бедствий, особенно после московского пожара и во время голода. Быть может, в этой картине он желал своими милостями оправдаться перед народом по поводу смутно уже ходивших толков о государственных злодеяниях правителя. Как бы ни было, но такие притчи не могли ни с какой стороны относиться к самому царю Федору Ивановичу.
Подобно Грановитой, Меньшая, или Царицына, Золотая палата украшена была также бытейским, или историческим, письмом, которое, хотя и в подновленном виде[111], сохранилось до нашего времени и изображает обретение Животворящего Креста царицею Еленою, крещение великой княгини Ольги, легенду о царице Динаре, дочери иверского царя Александра, победившей персов, и пр. Изображение деяний святых жен – царицы Елены и великой княгини Ольги и благочестивой царицы Иверской – согласовалось с назначением самой палаты, которая в торжественных случаях служила приемною цариц.
В Столовой избе, которая была деревянная, брусяная, живописью украшалась одна только подволока, или потолок, плафон, как и в прочих царских деревянных хоромах. Неизвестно, что было изображено в плафоне Столовой избы царя Михаила Федоровича, украшенной в 1621 г. травником (иконописцем, писавшим узоры и травы) Лукою Трофимовым. В Столовой, построенной царем Алексеем в 1662 г., в подволоке написано было звездотечное небесное движение, двенадцать месяцев и беги небесные, вероятно, также по вымыслу инженера и полковника Густава Декенпина, который строил эту Столовую избу[112]. В сочинении Адольфа Лизека о посольстве римского императора Леопольда к царю Алексею Михайловичу сохранилось описание этого изображения. 13 октября 1675 г. в Столовой была дана кесарскому посольству отпускная аудиенция, которую и описал Лизек, секретарь посольства. «Стены Аудиенц-Залы, – говорит он, – были обиты дорогими тканями, а на потолке изображены небесные светила ночи, блуждающие кометы и неподвижные звезды с астрономическою точностию. Каждое тело имело свою сферу с надлежащим уклонением от эклиптики; расстояние двенадцати знаков небесных так точно размерено, что даже пути планет были означены золотыми тропиками и такими же колюрами равноденствия и повороты солнца к весне и осени, зиме и лету»[113]. Описание Лизека служит вместе с тем подтверждением, что плафон начерчен был иноземным художником, именно Густавом Декенпином, как мы указали выше, и не мог принадлежать художеству русских иконописцев и знаменщиков, т. е. рисовальщиков, которые не только не знали астрономии, но и считали ее наукою отреченною. Несмотря на то, как предмет, по справедливости заслуживавший удивления и возбуждавший любопытство наших предков, звездотечное небесное движение царской Столовой палаты пользовалось в то время особенным уважением и несколько раз служило образцом при украшении других комнат (преимущественно также столовых на постельной половине дворца). Так, в 1683 г. оно было написано в столовой нижней комнате царевны Софьи Алексеевны, на деревянной подволоке, по грунтованному холсту, живописцами Салтановым и Безминым, а в 1688 г. – в деревянной передней царевны Татьяны Михайловны и в верхней каменной комнате царевны Марьи Алексеевны. Кроме того, столовые избы загородных царских хором, в Коломенском и в Алексеевском, и столовая в новых хоромах царевича Ивана Алексеевича в 1681 г. также были украшены этими изображениями небесных бегов. Но несравненно большее значение получает для нас этот плафон в том отношении, что он служил, может быть, руководством в первоначальном обучении Петра Великого. Вот современное свидетельство: в 1679 г. живописного дела мастер Карп Иванов Золотарев писал на александрийском большом листе (бумаги), золотом и красками «двенадцать месяцев и беги небесные, против того, как в Столовой в подволоках написано». «Тот лист (отмечено в записке) принял в хоромы к государю царевичу и великому князю Петру Алексеевичу боярин Родион Матвеевич Стрешнев»[114]. Известие драгоценное, особенно если вспомним, какие скудные сведения имеем мы о детских летах великого преобразователя. Составлением подволочных чертежей с 1681 г. занимался живописец Иван Мировской, которому 1 марта велено было «знаменита чертеж звездотечного небесного движения против того, каково написано в подволоке в большой Столовой Полате, и иные чертежи иными образцы».
Такое же устройство подволок мы находим и в боярском быту, который в богатой и знатной среде вообще мало отставал от порядков быта царского. В каменных хоромах князя В. В. Голицына (1689 г.) в большой Столовой палате в подволоке точно так же были изображены небесные беги: «В средине подволоки солнце с лучами вызолочено сусальным золотом; круг солнца беги небесные с зодиями и с планеты писаны живописью. От солнца на железных трех прутах паликадило белое костяное о пяти поясах, в поясе по 8 подсвечников. А по другую сторону солнца месяц в лучах посеребрен. Круг подволоки в 20 клеймах резных позолоченных писаны пророческий и пророчиц лица. Да в четырех рамах резных золоченых же четыре листа немецких». В Крестовой палате в подволоке находился деревянный большой резной репей с лучами, по местам вызолоченный и расцвеченный красками, а около репья в лучах 12 месяцев, резных же. В спальне в подволоке тоже были написаны по полотну 12 месяцев с планеты.
Мы описали живописные украшения четырех приемных палат. Не останавливаясь на других предметах палатного наряда, о котором будем говорить впоследствии, перейдем теперь к обозрению живописи в постельных царских хоромах.
В деревянных постельных хоромах украшались живописью больше всего только плафоны, потолки. Первое известие об этом относится к началу XVII столетия. В 1615 г. подволоки были расписаны в новых хоромах царя Михаила Федоровича иконниками, седельными писцами Ивашкою и Андрюшкою Моисеевыми. В 1621 г. точно так же были украшены, и притом первыми иконописцами того времени – Прокофьем Чириным, Назарьем Савиным, Иваном Паисеиным и Осипом Поспеловым[115], – царская Постельная комната и Столовая изба, о которой мы упоминали выше. Это, однако ж, нельзя относить к нововведению, внесенному в царский дворец царем Михаилом. Шестнадцатилетний государь при тех обстоятельствах, которые сопровождали его вступление на царство, едва ли мог думать о каких-либо нововведениях и украшал свои хоромы, без всякого сомнения, по образцам, существовавшим прежде.
Подволоки деревянных хором, украшаемые живописью, составлялись обыкновенно из нескольких штук, или клееных щитов, прикрепляемых к потолку комнаты. На этих-то штуках иконописцы и писали священные притчи и другие изображения, а иногда просто расписывали их по золоту травным (узорным) письмом. Точно так, например, украшены были в 1670 г. подволочные доски в хоромах царя Алексея Михайловича. В 1670 г., в ноябре, и в 1671 г., в мае, живописец Иван Салтанов писал подволоки в хоромах царицы Наталии Кирилловны. Иногда подволочные штуки были собственно картины, писанные на полотне. В 1674 г. такими картинами были покрыты потолки в новых хоромах царя Алексея. Картины эти написаны были первыми живописцами царского двора Иваном Салтановым, Иваном Безминым и Дорофеем Ермолаевым. В одной комнате, на 24