Михайло-де ему сказал, что он его челобитные не видал; и Василей-де почел говорить: пропадают-де у государя из Комнаты мои челобитные, стану-де бити челом государю, вперед-де у меня из Комнаты челобитные пропадать не станут. И Богдан учал говорить Василью: шумишь-де ты на меня напрасно, в Комнату-де я один не хожу и челобитен твоих не краду. И Василей говорил Богдану: пожалован-де ты, чаешь, за службу? И Богдан говорил Василью: не мол што-де отцу твоему и деду-де твоему там не бывать, где я был и для чего был посылай, за то-де я и пожалован: отец-де твой зжег дву человек. А того-де он не дослышал, что он ему говорил, про дву ль мужиков или про жонок.
Думные дьяки Григорей Львов, Михайло Волошенинов сказали: в государеве Передней избе Василей Колтовской говорил казначею Богдану Дубровскому: не по своей ты мере, Богдан, пожалован да и в честь пущен. И Богдан говорил Василью: пожалован-де я за службу, а что-де моя служба, и про то-де ведомо государю, а твоего-де не мол што отца и деда твоего там не пошлют, где я был, да и на пример не напишут; полно-де ты, Василей, шумишь на меня за то, что я тебя из Приказу велел выслать вон. Прокофей Коптев сказал: в государеве Передней избе Василей Колтовской с казначеем Богданом Дубровским меж себя шумели и говорил Василей Богдану: челобитные-де у меня, Богдан, из Комнаты пропадают. И Богдан говорил: не я ль-де ее украл. И Василей говорил: того-де я не ведаю, только-де о том буду бити челом государю и впредь-де у меня челобитные из Комнаты пропадать не станут; а в Приказе-де, Богдан, мне бити челом тебе нельзе: в казенку-де запрется и не пустишь никого. И Богдан говорил ему: потому-де я тебя в казенку не пускаю, со мною-де тебе государь дел ведать не велел. Да Богдан же говорил: потому-де ты на меня шумишь, что велел-де я тебя из казенки ударить в шею. И Василей говорил: не по своей-де ты мере, Богдан, пожалован».
Боярина Михаила Михайловича Салтыкова и некоторых стольников к допросу не сыскано, и чем дело кончилось, неизвестно.
В 1646 г. обесчещен был князь Евфимий Мышецкий Федором Нащокиным и Иваном Бужаниновым. Дело, против обыкновения, миновало домашнюю царскую расправу и поведено было судебным порядком, против чего Мышецкий снова подал государю челобитную: «Бьет челом холоп твой Еуфимка Мышецкий: бил челом я, холоп твой, тебе, государю, на Федора Васильева сына Нащокина да на Ивана Иванова сына Бужанинова, что оне нас, холопей твоих и родителей наших, бесчестили; Федор Нащокин называл нас, холопей твоих, всех холопи боярскими и коюховыми детми на Постельном крыльце, передо всеми; а Иван Буженинов на Постельном же крыльце называл меня, холопа твоего, дьяком, а детишок моих – подьячими и ворами и подпищиками, будто мы подписывали воровские грамоты. И про то, государь, что оне нас бесчестили, по нашему челобитью указал ты, государь, именным приказом про Ивана Бужанинова велел сыскать окольничему князю Семену Васильевичу Прозоровскому, а про Федора Нащокина велел ты, государь, сыскать окольничему князю Андрею Федоровичу Литвинову Масальскому, и по тем обыскам велел доложить себя, государя. И они, государь, Федор Нащокин и Иван Бужанинов, умысля, чтоб им от родителей наших и от нашего бесчестия бездушством отойти и отцеловатца и нас, сверх того, пошлинами большими вконец погубить, били челом тебе, государю, ложно, будто я, холоп твой, в сыскную роспись писал братью свою и племянников и друзей; и то, государь, они били челом тебе, государю, ложно, умысля ябеднически; а он, государь, Федор Нащокин, мне, холопу твоему, и сам ближней свой, за ним, за Федором, женишка моего, племянница родная – Григорьева дочь Милославскаго. И по их, государь, ложному челобитью сошли им подписные челобитные, Федору Нащокину за пометою думнаго дьяка Ивана Гавренева, и Ивану Бужанинову за пометою дьяка Калистрата Акинфеева: сыскивать про то не велено, а велено нам мимо прежняго твоего государева именнаго приказу искать на них, родителей наших, и своего бесчестья, искать судом. И тот, государь, первой образец учинен нами, холопи твоими. Искони вечной о том ваш государев указ и уложенье прежних великих государей и отца твоего блаженные памяти великого государя Михаила Федоровича и твой государев указ ко всей нашей братьи: будет кто у кого на Постельном крыльце таким бесчестьем станет кто бесчестить и про то вы, государи, указывали сыскивать, а не судом искать; а суда в таких делах не бывало не токмо, что учинитца у кого брань на Постельном крыльце, хотя будет у кого и в Приказе в котором ни буди, и тут, государь, ваш государев указ был: велено про то и в Приказе сыскивать; а судом, государь, таких дел родительского бесчестия, кто у кого бесчестил на Постельном крыльце, никто ни на ком не искивал; искони вечной ваш государев указ в таких делах был по сыску. Служили мы, холопи твои, прежним великим государем и отцу твому блаженный памяти, а в таком бесчестьи ни от кого не бывали холопи твои, безпомощные; кроме Бога да тебя, великаго государя, помощника никого не имеем. Бесчестил, государь, он, Федор, нас на Постельном крыльце передо всеми, называл нас, холопей твоих, холопи боярскими и Конюховыми детми; а мы, холопи твои, искони вечные холопи ваши, государевы, исстари все служили прежним великим государем и отцу твоему блаженные памяти и тебе, великому государю, а в холопех и в конюхах, в таком бесчестьи нигде не бывали; исстари все служили вам, великим государем: и отечество, государь, и службишко, и именишка наши ведомы тебе, Государю. Милосердый государь, пожалуй нас, бедных и безпомошных холопей своих, не вели, государь, искони вечнаго прежних великих государей и блаженные памяти отца своего и своего государева указу и уложенья нарушить, и нами, холопи своими, не вели образца учинить; вели, государь, о том своих государевых бояр допросить, и им то ведомо, что ни над кем такова образца не бывало: искони вечной о том указ и уложенье прежних великих государей и блаженные памяти отца твоего, великаго государя: кто кого станет таким бесчестьем бесчестить на Постельном крыльце и про то вы, государи, указывали сыскивать, а судом, государь, родительского бесчестья никто ни на ком не искивал; исстари в таких делах ваш государев указ был по сыску. Милость свою царскую покажи и над нами, холопи своими, не дай от них в таком вечном бесчестьи в конец погибнуть, вели, государь, против прежнего своего государева имянного приказу про то сыскать всеми стольники, и стряпчими, и дворяны, и всяких чинов людьми, которые в то время на Постельном крыльце были, как он, Федор, нас, холопей твоих, и всех родителей наших бесчестил, называл передо всеми холопи боярскими и конюховыми детьми. А Иван Бужанинов называл нас тут же на Постельном крыльце ворами и подпищиками, а мы, холопи твои, в таком бесчестьи не бывали, искони вечные холопи ваши государевы, а в холопех боярских и в конюхах родители наши нигде не бывали; исстари все служили прежним великим государем. А они, государь, Федор и Иван, для того тебе, государю, о суде били челом, узнав свою вину, чтоб им от нашего и от всех наших родителей бесчестья бездушством отойти и отцеловатца и, сверх того, нас пошлинами вконец погубить; а мы, холопи твои, били челом на них тебе, государю, в бесчестьи от всего роду; а ныне, государь, по их подписным челобитным указано нам, холопем твоим, всего роду и своего бесчестью искать на них судом, а сыскивать про то не велено; и с того, государь, судного дела будут твои государевы пошлины многая, а мы, холопи твои бедные и разоренные, с такого великаго иску со всего родительскаго бесчестья и своего твоих государевых пошлин платить нечем. Царь государь, смилуйся!»
Некоторые из свидетелей, на которых сослался Мышецкий и которых нашли в городе, показали следующее, именно: «Князь Петр Коркодинов сказал: на Постельном-де крыльце Иван Бужанинов князь Еуфима Мышецкаго и детей его, князь Еуфима, называл князь дьяком, а сына его князь Данила называл князь подьячим, а опричь того он не слыхал ничего. Князь Анастас да князь Федор княж Алибеевы, дети Макидонские, сказали, по государеву крестному целованью: на Постельном крыльце Иван Бужанинов князя Еуфима Мышецкаго князь дьяком называл, а дети-де твои подьячие, и воровские-де грамоты дети твои подписывают. А Федор Нащокин князь Еуфиму говорил: не дорогой-де ты князь, откуда-де ты княженечество то взял, а родителей-де ваших и ныне в холопех найду. Князь Григорей Козловской сказал: на Постельном крыльце Иван Бужанинов князь Еуфима Мышецкаго лаел матерны и князь дьяком и князь подьячим его, князя Еуфима, называл». Другие свидетели были на службе в отъезде, а потому и самое дело оставалось долго нерешенным, и чем кончилось – неизвестно.
В 1648 г. жаловался государю о бесчестье Григорий Баяшев: «Бьет челом холоп твой Гришка Баяшев; в нынешнем, государь, во 156-м году июня в 6-й день выволокса я, холоп твой, в город, и, стоя у тебя, государя, на Постельном крыльце, с своею братнею; и пришед ко мне, холопу твоему, жилец Яков Левонтиев, сын Полуектов, учал меня, холопа твоего, лаеть и называл отца моего холопом боярским, а меня, холопа твоего, холопьим сыном; а отец, государь, мой служил прежним государем: блаженныя памяти государю царю Федору Ивановичу, и государю царю Василью Ивановичу, и отцу твоему, государеву, блаженныя памяти государю царю Михаилу Федоровичу всеа Русии, многая лета и кровь за вас, государь, проливал; и осадную нужу терпел; и при прежних государех, и при отце твоем, государеве, блаженныя памяти государе царе и великом князе Михаиле Федоровиче всеа Русии, везде в полковых воеводах был и в бесчестьи никаком не бывал; и служба, государь, и кровь отца моего за вас, государей, известно тебе, государь, и твоим государевым боярам. Да он же, Яков, называл меня, холопа твоего, вором, будто я у него, Якова, выжег деревню и 15 чел. своей братьи дворян разорил. Милосердый государь! Пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, про ту лаю и бесчестие отца моего и мое сыскать своими государевыми стольниками, стряпчими и дворяны московскими и жильцы. Царь государь, смилуйся, пожалуй!»