небылицею и беспелюхою, ты-де на меня затеваешь напрасно; а Федосья-де ему, Федосу, против слов его говорила: ты-де уличен, подговорных людей лицом отдаешь. Того ж дни государыни царицы чину дети боярские Федор да Дмитрей Гавриловы, дети Кривцовы, по евангельской заповеди Господней сказали: тому-де назад пятой день, в субботу, стояли они с матерью своею на Светличном крыльце до столоваго кушенья, и в те-де поры золотного дела мастерица Федосья Кашинцова считалась с сыном боярским с Федосом Новашиным и говорила ему, Федосу, ты-де у меня жонку подговорил; и Федос-де ей, Федосье, против тех ее речей говорил: я-де у тебя жонки не подговаривал, а тех слов от Федоса, что он ее, Федосью, называл беспелюхою, не слыхали, а называл ли он, Федос, ее, Федосью, такими словами до нас или после нас – того мы не ведаем. Того ж дни того ж чину сын боярской Влас Пестов по евангельской заповеди Господней сказал: дневал-де он на Светлишном крыльце в субботу и пришол-де на крыльцо сын боярской Федос Новашин к жене, и в то ж время вышла на крыльцо мастерица Федосья Кашинцова и учела говорить Федосу: ты-де у меня жонку подговорил; и Федос-де ей говорил: я-де у тебя жонки никакой не подговаривал; и Федосья-де ему, Федосу, говорила: ты-де ведомой подговорщик, лицом-де ты жонку да девку отдал Варваре Бахтеяровой; и Федос-де против тех ее слов назвал ее, Федосью, беспелюхою».
В 1670 г. бил челом государю постельной сторож Кондрашка Захарьев: «Жалоба, государь, мне на истопника Костянтина Чулкова; в нынешнем, государь, в 178 г. генваря в 27-й день на твоем государеве дворе против Постельного крыльца, ухватя меня, холопа твоего, он, Костянтин, поперег, переломил у меня ногу, левую ногу берцо, надвое; и ныне я от того увечен. Милосердый государь! Пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, о том свой государев указ учинить. Царь государь, смилуйся!» Помета: «178-го генваря в 31-й день сыскать ссылочными людьми».
В 1693 г. августа 3-го бил челом государям Мастерской палаты государынь цариц и царевен подьячий Василий Клушин. «Сего-де числа был он в Мастерской полате, сидел за столом, где они, подьячие, садятся; и в то-де число пришод в Мастерскую полату закройщик Яков Матвеев и сидел за поставцем, где делают платье. И, издеваясь, говорил ему, Васильке „Добр-де подьячей, да язык высуня, пишет“; если б-де я, шод, и сзади его ударил, и язык-де бы ему пришиб. И иные многие издевочные слова ему говорил. Да в тех же-де речах молвил ему, Василью: „Не поможет-де тебе и царевна, что я над тобою сделаю“. А которая именем, того не молвил. И про иных, его братью, подьячих, говорил, бесчестя его, Василья, и иных его братью подьячих: что будто и в холопи к нему иной подьячей бьет челом. И он-де, Василий, ему, Якову, запрещал и унимал, чтоб он неприличных слов не говорил, и его, Василья, и иных его братью подьячих не бесчестил. А слышали-де те его слова портные мастеры Андрей Якимов, Андрей Моисеев, Афонасий Селуянов; чеботники Селиверст Филипов, Андрей Иванов. И чтоб великие государи пожаловали его, велели про те его, Яковлевы, слова розыскать и свой государев указ учинить. И против того его словесного челобитья в Мастерской полате закройщик Яков Матвеев допрашиван, а в допросе сказал: подьячей-де Василий Клушин говорил ему, Якову, что будто он, Яков, не по делом на них, подьячих, находит и называл его чортом и бранил матерны. И он-де, Яков, против его, Васильевых, слов, что добр не подьячей, да язык высуня, пишет: и если б-де он шол и сзади его ударил и язык бы-де пришиб – говорил. А что: не поможет-де тебе и царевна, что я над тобою сделаю, – таких слов он, Яков, ему, Василию, не говаривал. А про подьячего ж-де, что в холопи к нему бьет челом, он, Яков, говорил же. А опричь-де тех слов он, Яков, ему, Василью, не говорил, и в том-де он, Яков, шлется на тех людей, которые в словесном его, Васильеве, челобитье написаны. А затеял-де Василий на него, Якова, что будто говорил он, Яков, про царевну за то: будучи он, Яков, в походе в с. Коломенском, говорил им, подьячим, Ивану Протопопову и ему, Василью, что они людей своих и иных лишних людей в Мастерскую полату не пускали, для того, что он, Яков, застал их в полате и из полаты высылал вон; и в том-де он, Яков, шлется на мастеровых людей, которые в то время были».
Весьма любопытное и по речам бесчестья совсем уголовное дело возникло в 1649 г. по случаю не только оскорбительной лично, но и очень важной клеветы на окольничего Богдана Матвеевича Хитрово – впоследствии самого приближенного к государю лица, получившего звание боярина, оружейничего и дворецкого и со славою управлявшего дворцовым ведомством и при царе Алексее Михайловиче, и при его сыне Федоре Алексеевиче. Надо упомянуть, что дело возникло спустя с небольшим только год после известного Московского мятежа в июне 1648 г. Окольничий Хитрово обвинялся именно как один из заводчиков мятежа. Обвинение было страшное, и потому Хитрово поспешил подать государю следующую челобитную:
«Царю государю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Русии, бьет челом холоп твой, Богдашко Хитрово. В нынешнем, государь, в 157 г. июля в 11 день, как ты, государь, был у панахиды у Архангела Михаила, и в то, государь, время лаял, и бесчестил, и позорил, и дураками называл племянников моих – Ивана, Богданова сына, да Ивана Савостьянова, сына Хитрово, – Ефрем Юрьев, сын Бахметев. Да в то же, государь, время он же, Ефрем Бахметев, у Архангела Михаила и на Постельном крыльце меня, холопа твоего, лаел и бесчестил и называл меня гильшиком и заводчиком и сказывал, что будто я, холоп твой, будучи на твоей государеве службе, на Азовской степи, на Синбирском, завод заводил в убойстве боярина Бориса Ивановича Морозова; и будто писал я, холоп твой, грамотки к боярину князю Алексею Никитичу Трубецкому и к дядьям своим о заводе дурном и о убойстве боярина Бориса Ивановича. И я, холоп твой, такого заводу дурного не заваживал и боярину князю Алексею Никитичу и к дядьям своим о таком деле грамоток не присылывал; а дядей, государь, у меня, холопа твоего, кроме постельничего Михайла Алексеевича Ртищева, никого нет; а преже, государь, сего родители наши служили вам, великим государем, и в измене, и в гильшиках, и в заводчиках нигде не бывали; а отец, государь, его, Ефремов Юшка Бахметев, вам, государям, изменял и с Польскими, и с Литовскими людьми под Москву приходил; а в то, государь, время дядя мой родной – постельничий Михайло Алексеевич Ртищев, вам, великим государям, служил и в тюрьме сидел, а в измене и в гильшиках нигде не бывал. Да он же, государь, Ефрем Бахметев, при многих людях мне, холопу твоему, грозил, что мне быть разорену и сослану. Милосердый государь (т.), пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, про то дело сыскать стольники, и стряпчими, и дворяны московскими, и жильцы, и всяких чинов людьми, которые в то время тут были, как он меня, холопа твоего, у Архангела в церкви и на Постельном крыльце лаял, и бесчестил, и гильшиком называл, и разореньем, и ссылкою грозил, своему государеву боярину, кому ты, государь, укажешь; и по сыску, государь, на такого изменничья (сына) вели мне, холопу своему, дать оборон по своему государеву милостивому рассмотрению, чтоб впредь таким изменничьим детям неповадно воровать и нашу братью бесчестить и гильшиком называть. Царь государь, смилуйся!»
И государь (т.), слушав челобитные окольничего Богдана Матвеевича Хитрово, указал про то сыскать и стольников, и стряпчих, и дворян московских и жильцов расспросить боярину Илье Даниловичу Милославскому да думному дьяку Семену Заборовскому. «И того ж дни стольник Иван Богданов сын Хитрово боярину Илье Даниловичу Милославскому, да думному дьяку, стольникам, и стряпчим, и дворянам московским, и жильцам подал имяны за своею рукою таковы: имена, при ком говорил Ефрем Юрьев сын Бахметев у церкви Архангела Михаила и на Постельном крыльце про окольничего про Богдана Матвеевича Хитрово: князь Данило Мышетцкой, Кузьма Трусов, Василий Панин, Иван Лихарев, Григорий Вердеревский, князь Семен Болховский, Федор Сомов, Петр Вердеревский, князь Федор Юсупов, Артемий Камынин, Еремей Пашков, Петр Лодыженский, Матвей Шишкин, Иван Рышкеев, Семен Лаврентьев сын Совин, Матвей Исленьев, Петр да Любим Бахметевы, Микита Тургенев». Помета: «157 июля 12 день, подал Иван Хитрой».
И по государеву (т.) указу боярин И. Д. Милославский да думный дьяк стольников, и стряпчих, и дворян московских, и жильцов расспрашивали всех порознь по государеву (т.) крестному целованью. И стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы боярину да думному дьяку в расспросе сказали: «Кузьма Андреев сын Трусов сказал: июля-де в 11 день, как государь был в церкве у Архангела у понахиды и Ефрем-де Бахметев окольничего Богдановых племянников Матвеевича Хитрово, Ивана, а другому имя не ведает, называл дураками, а говорил: „Грозишь-де ты мне Богданом, а я-де Богдана не боюсь, боярин-де Борис Иванович на Богдана меня не променит“; а больши-де того он, Кузьма, никаких речей не слыхал. А на Постельном крыльце он не был. Артемий Богданов, сын Комынин, сказал: июля в 11 день, как государь был в церкве у Архангела у понахиды и в то-де время говорил в церкве Ефрем Бахметев: „Приходя-де ко мне Богдана Матвеевича Хитрово племянник Иван Богданов сын Хитрово и уграживает Богданом, а Богдан-де кем и в люди вышел и того отступился, и хочет-де меня Богдан отлучить от милости боярина Бориса Ивановича, и ему-де и самому вперед двора его не знать“. Да Артемий же слышал от Василья Панина, что говорил-де Ефрем Бахметев, что отпускал Богдан от себя из полку к Москве детей боярских, а те-де дети боярские на Москве были в гильшиках, а больши-де того он, Артемий, ничего не слыхал. Иван Петров, сын Лихарев, сказал: как государь был в церкве у Архангела у понахиды, и в то-де время бранились меж себя Ефрем Бахметев с Иваном Хитрово: „Вы то-де хотите у меня отнять поместье, я-де о том поместье бью челом государю год; а вы-де какие слуги, и лутчей-де ваш Богдан Хитрой и того-де столько службы нет, что моей“. И Иван-де Хитрой молвил: „Запиратца-де тебе Ефрем“. И Ефрем-де молвил: „Не запиратца, я-де ведаю про Богдана и пуще того; разве-де Богдан служил тем, как с Атемара пр