В 1674 г. при шведских послах и иных земель резидентах верба украсилась еще с большею затейливостью и роскошью. Всеми работами руководил тот же дворцовый живописец Иван Безмин. Иноземка Катерина Иванова при помощи своего зятя – Петра Балтуса – изготовила: «цвет санной круглый большой на железных прутах, 8 руб.; 10 цветов санных же на железных прутах, которые поставлены были около вербы на санях, на перилах, а иные у вербных возников (лошадей) на головах, 40 руб.; цветов тюльпанов, рож, солничников, гвоздиков, нарцысов и птиц 32 дюжины, да овощей (восковых) помаранцов, лимонов, дуль, яблок, груш, слив 561/2 дюжины, по 30 алт. за дюжину, 224 места вишен, 42 грезна (гроздия) виноградных тремя цветы виды и 15 тыс. зеленых листов, всего на 166 руб. с лишком». Но этого было недостаточно или мастерица не могла всего изготовить, а потому было заказано другому немцу – Еремею Иванову 12 дюжин цветов, 28 дюжин овощей, 200 вишен, 15 тыс. листов по цене меньшей против мастерицы, потому что его дело все было хуже, чем дело искусной цветочницы.
Подобным образом верба украшалась до конца XVII столетия с большими или меньшими расходами, смотря по обстоятельствам. Дорогие цветочные изделия обыкновенно сохранялись на следующий год, другие возобновлялись к новой вербе. Постоянным делателем этих предметов оставался до конца столетия немец Петр Балтус. Если санная верба устраивалась иногда и с меньшим богатством, зато «пучковая» верба – в том же роде, как и санная, состоявшая из небольшого деревца и назначаемая к подношению во дворец во все комнаты, т. е. каждой особе царского семейства, всегда украшалась с особою нарядностью из листьев, цветов, восковых плодов, а так и из разных съедобных овощей. В последние годы XVII столетия таких верб подавалось во дворец 16[205].
В то время как государь и патриарх выходили из Покровского собора, кресты и образы, по благословению патриарха, возвращались в Успенский собор. Вошед на Лобное место, патриарх подносил государю сначала ваию[206] и потом вербу – простые ветви, у которых черенки были обшиты бархатом. Такие же ваии и вербы патриарх раздавал духовным и светским властям; младшим государевым чинам и народу раздавали митрополиты одну только вербу. «И по раздаянии архидьякон, обратясь на запад, чтет Евангелие к патриарху прямо, и как дойдет до речи: „и посла два от ученик“, в то время соборный протопоп с ключарем подходят к патриарху, который благословляет их вместо дву учеников по осля идти и произносит приличный евангельский текст. Протопоп с ключарем, приняв благословение, пойдут по осля ко уготованному месту, идеже привязана, и пришед, отрешают е; причем боярин патриарший глаголет: что отрешаете осля сие? И ученицы глаголют: Господь требует. И поведут ученицы осля с обе стороны под устцо и приведут к патриарху к Лобному месту, а патриарши дьяки за ослятем несут сукна, красное да зеленое, и ковер»[207]. Потом протопоп и ключарь покрывали осля красным сукном с головы, зеленым позади; а ковер полагали на седалище. По совершении Действа на Лобном месте патриарх, приняв в одну руку Евангелие, а в другую – крест, благословлял государя и садился на осля. Шествие, как и прежде, открывалось государевыми младшими чинами, сначала дьяками, потом шли дворяне, стряпчие, стольники по три человека в ряд с ваиями. Все они были в богатых золотных кафтанах, почему и назывались в подобных церемониях золотчиками. За ними везли нарядную вербу. На санях под деревом за перилами стояли и пели стихеры цветоносию патриарши певчие поддьяки меньших станиц – мальчики лет двенадцати в белых одеждах. За вербою следовало духовенство с иконами; потом шли ближние люди, думные дьяки и окольничие в великолепной одежде, с ваиями; далее – государь в большом царском наряде, поддерживаемый под руки ближними людьми, вел осля за конец повода. Средину повода держал и вел осля за государем один из первостепенных бояр. Кроме того, осля вели под устцо два дьяка – государев и патриарший, и патриарший конюший старец. Впереди государя стольники и ближние люди несли: 1) царский жезл, 2) государеву вербу, 3) государеву свечу, 4) царское полотенце (платок). По обе стороны царя шли бояре, окольничие и думные дворяне с ваиями. Патриарх во время шествия осенял народ крестом. За ним шли духовные власти в богатейшем облачении; а подле осляти находились для оберегания патриарха его боярин и дьяки. Шествие заключали гости.
Во время двоецарствия, в первый год, 1683-й, осля под патриархом вел и на Действе был один 11-летний царь Петр Алексеевич. В последующие годы осля водили оба царя включительно до 1693 г., после которого уже не встречается свидетельств о таком шествии. В 1697–1700 гг. в разрядных записях отмечено только, что этого крестного хода и Действа ваий, против прежнего обыкновения, не было.
По всему пути во время этого шествия дети стрельцов, мальчики от 10 до 15 лет, постилали пред государем и патриархом сукна разных цветов, преимущественно красные и зеленые. Сукна были сшиты кусками, по 6 арш. в длину и по 4 арш. в ширину; у каждого куска было по 6 чел. Детей – по 3 с каждой стороны. Когда одни из них расстилали эти сукна, другие по сукну стлали суконные же однорядки и кафтаны также ярких цветов, красные, зеленые, голубые и т. п. Число стрелецких детей, участвовавших в обряде, не всегда было одинаково и увеличивалось или уменьшалось, смотря по обстоятельствам. Разумеется, великолепие в обстановке обряда более всего зависело от состояния погоды. При царе Михаиле Федоровиче, когда вообще в обрядах было менее пышности, число детей простиралось от 50 до 100. При царе Алексее Михайловиче оно доходило до 800, а при царе Федоре – до 1000 чел., из которых 800 стлали сукна, а 200 – кафтаны. Все они получали за свой труд в награду те же сукна и кафтаны, которыми устилали путь, но чаще случалось, что им выдавали деньгами по две гривны или по осьми алтын человеку[208].
Таким образом, тихо и торжественно шествие вступало в Спасские ворота. В это время начинался общий звон – как в Кремле, так и по всем московским церквам, и продолжался до вступления царя и патриарха в Успенский собор. Церемония останавливалась у западных врат собора, нарядную же вербу ставили у южных дверей. В соборе протодьякон дочитывал Евангелие, после чего патриарх принимал у государя ваию и благословлял его, потом целовал его в десницу, государь, приняв благословение, целовал патриарха в мышцу. Совершив святое действо, царь шествовал во дворец и слушал там в одной из верховых церквей литургию. Между тем патриарх служил литургию в соборе и по отпуске шествовал к нарядной вербе, говорил над нею обычную молитву и благословлял. После этого ключари отсекали от вербы сук и относили его в алтарь, потом обрезывали ветви и часть их посылали на серебряных блюдах в Верх, т. е. во дворец к государю, а другую раздавали духовным властям и боярам. Остатки вербы и все украшения саней отдавались стрельцам и народу. Так разделяли вербу, еще не имевшую богатых и затейливых украшений. Преукрашенная верба состояла, как упомянуто, из дерева или особых пучков или суков, представлявших малые деревца, украшенные во всем подобно основному или, как его называли, санному дереву. Эти-то пучковые вербы и снимались с дерева, как его ветви, для посылки во дворец и для раздачи властям. Все остальные блестящие украшения дерева и саней подвергались общему расхищению со стороны стрельцов и простого народа. Так, в 1672 г. после обедни вербу «стрельцы изломали всё: и листы, и цветы, и плоды, и съедобные овощи расхватали, и на санях сукно ободрали». В 1689 г. точно так же эта верба была разнесена стрельцами, «якоже им обычай».
Во дворце к тому же дню Цветоносия всегда изготовлялись особые, так сказать, домашние нарядные, роскошно испещренные вербы для государя, царицы и детей. Их утверждали также в маленьких санках, обитых червчатым атласом с золотным галуном или – для детей – в станках на колесах. Так, в 1693 г. марта 20-го в хоромы царевичу Алексею Петровичу окольничий Иван Юрьевич Леонтьев приказал сделать к неделе Ваия нарядную вербу против прошлого году и утвердить на станке, а к станку подделать колесы железные: к той вербе сделано листов зеленых 2000, в том числе 500 листов с одну сторону позолочены, а другие 500 также с одной стороны посеребрены; из ярого воску вощаных фигур сделано: яблок 10 больших, 30 средних, 50 меньших, дуль больших 10, груш средних и малых 40, слив 30, лимонов больших, средних и малых 30, птичек 20, да цветов бумажных 20; сверх того, куплено в яблочном ряду 10 яблок отборных наливу, 10 яблок скруту, да в овощном ряду фунт с четвертью смоквей, изюму, винных ягод отборных по 2 ф., рожков полфунта, орехов грецких 100. 5 апреля верба была подана в хоромы. Подобные вербы наряжались каждый год и подавались во все хоромы. В этом отношении наша древняя верба соответствовала теперешней рождественской елке.
В XVI и в начале XVII столетия обряд шествия на осляти совершался несколько иначе. По словам иностранцев (Олеария и др.) и по свидетельству Сказания действенных чинов Успенского собора (1627 г.)[209], шествие на осляти начиналось из Успенского собора и потом возвращалось в Кремль в том же порядке. Точно так шествие на осляти совершалось в начале XVI столетия и в Новгороде «от Софии Премудрости Божией до Иерусалима, тако ж и назад». Мы видели, что во второй половине XVII столетия в Москве на Лобное место совершался только крестный ход, и оттуда уже патриарх ехал на осляти в Успенский собор. Иногда государь не выходил на действо: в таком случае осля под патриархом вел один из знатнейших бояр, которому после государь за это жаловал портище дорогой материи на кафтан. Обряд шествия на осляти распространен был в России и по другим городам, где лицо патриарха заступал архиерей, а лицо царя – воевода. Впоследствии шествие на осляти в городах было отменено соборным определением 1678 г., допустившим взамен хода только молебствие и освящение ваий или вербы пред иконою Входа Господня в Иерусалим, которую выносили для этого на