76 и демественные77 большие стихи из праздников и из Триодей другие вещи со всяким благочинием. И по его государеву мудрому и благочестивому рассмотрению бысть тишина и радость и благочиние великое, яко и всем тут бывшим дивитися и возсылати славу превеликому в Троице славимому Богу, и хвалити и удивлятися о премудром его царского величества разуме и благочинии». Убеждения царя в этом отношении были довольно тверды, и он долго не изменял тех распоряжений, какие сделаны были его грамотами. По крайней мере, спустя почти 20 лет, в его Приказ Тайных дел поступали на приход пенные деньги с качелей, которых, например, в 1665 г. за все время Святой недели, когда именно и качались на качелях, было собрано в Суздале и на посаде со всяких чинов людей 121 руб. 5 алтын.
Мало-помалу царский дворец в своих обычаях и порядках стал превращаться в настоящий монастырь, о чем с великим удивлением и даже с изумлением и с великой похвалой рассказывает архидиакон Павел Алеппский. Он описывает порядки царского обеда и с удивлением отмечает, что в скоромный день недели воскресенье перед Мясопустом у царя подаваемые кушанья все были рыбные, по монастырскому уставу, словно царь был настоящий монах.
«Мы видели,– пишет архидиакон,– еще того удивительнее вещь, приведшую нас в изумление’, после того как оба патриарха прочли застольную молитву, явился один из .маленьких дьяконов и, поставив посредине аналой с большой книгой, начал читать очень громким голосом житие св. Алексия, коего память празднуется в этот день, и читал с начала трапезы до конца ее, по монастырскому уставу, так что мы были крайне удивлены: нам казалось, что мы в монастыре...
Мы лицезрели сего святейшего царя., своим образом жизни и смирением превзошедшего подвижников...». «О благополучный царь! – восклицает архидиакон. – Что это ты совершил сегодня и совершаешь всегда? Монах ты или подвижник?.. Что это совершил ты, чего не делают и в монастырях? Чтец читает из Патерика, певчие врем.я от врем.ени поют перед тобой!.. Какое сравнение с трапезой Василия и Матвея (Молдавских владетелей), кои не стоят быть твоими слугами,– трапезой с барабанами, флейтами, бубнам.и, рожками, песнями турок!..»
В сущности, в этом постническом повороте общественной жизни обнаруживался иной ее поворот, неудержимый поворот к петровской реформе. Здесь высказывалась главным образом настоятельная потребность всенародного нравственного очищения, такая же потребность, какая была заявлена ровно за сто лет пред тем, изданием Стоглава и Домостроя. Но, как тогда, так и в эту минуту, руководители народной потребности смотрели не вперед, а назад, стремились найти источник нравственного обновления на старом, уже пройденном пути, в старых преданиях, в старых отеческих обычаях и поучениях. Отсюда и в середине XVII ст. новое торжество того же Стоглава и того же Домостроя, т. е. торжество старой веры в смысле старой культуры, старого развития, старой нравственной выработки.
Таким образом, обычные при царе Михаиле домашние утехи дворцовой Потешной палаты при его сыне были оставлены. Молодой царь променял их на отъезжее поле, на псовую и особенно на соколиную охоту, которая заменяла для него все роды других увеселений. В Потешной палате он не покинул лишь одной утехи, а именно бахарей, но, верный тем мыслям, которые отвергали бахарство, как бесовское угодие, и которые заставили его всенародно запретить эту утеху наравне со всеми другими, он придал дворцовым бахарям иной смысл, соответственный старинным отеческим учениям. В государевых Потешных хоромах вместо бахарей с этой поры живут уже нищие, называемые верховыми, т. е. придворными нищими, а впоследствии, с 1660 г., а быть может, и раньше, получившие официальное название богомольцев, верховых богомольцев. Англичанин Коллинс (1659—1666) между прочим говорит, что царь содержит во дворце стариков, имеющих по 100 лет от роду, и очень любит слушать их рассказы о старине. Название этих стариков верховыми нищими, богомольцами, дает нам основание заключать, что это были убогие певцы, калики перехожие, как искони обозначал их народ. В старину слово «нищий» было синонимом слову «певец», ибо нищенствовать, просить милостыню значило воспевать о милостыни. Иностранцы-очевидцы единогласно свидетельствуют, что нищие, как увечные, так и простые колодники (тюремные сидельцы), всегда пели, когда просили милостыни.
Коллинс при этом рассказывает, что когда царский тесть, Илья Милославский, был посланником в Голландии, то голландцы хотели угостить его самой лучшей инструментальной и вокальной музыкой, какая была в Голландии, и спросили потом, как она ему понравилась. «Очень хорошая,– отвечал он,– точно так же поют наши нищие, когда просят милостыни».
«Не знаю, что именно играли ему»,– прибавляет Коллинс, удивляясь такому сравнению и замечая вообще о грубости русской музыки и русских напевов. Как бы ни было, но наши старинные нищие составляли особый разряд певцов, отличающийся от певцов домрачеев и гусельников тем, что нищие пели свои песни только от божественного, пели так называемые духовные стихи, что требовалось их прямым занятием и их ролью в обществе. Они появились в одно время с распространением Христовой веры и заимствовали содержание своих песен, как и сами напевы, от Церкви; они долгое время почитались людьми церковными, даже и жили при церквах, так сказать, у церковных дверей, из которых доносились к ним основные мотивы их песенного творчества. В последующее время, с усиленным развитием учений Домостроя, они из церковных людей становятся людьми, необходимыми в общественной организации, без которых невозможно идти путем спасения; они становятся столь же надобными благочестивому обществу, как и сам церковный чин, поэтому число их увеличивается неимоверно, и они сидят, лежат не только у дверей храма, но и повсюду на торжищах, на путях, особенно на перекрестных многонародных местах, каковы городские ворота, мосты и т. п.; они, как мы видели, живут в каждом благочестивом достаточном доме, как всегдашние его усердные богомольцы и верные орудия для добрых богоугодных и богобоязненных дел.
Благочестивый царь Алексей Михайлович еще маленьким пятилетним ребенком слушал песни нищих старцев, воспевавших ему о Лазаре. Юношей вступив на престол, он строго следует правилам домостроевского благочиния, отметает домашние утехи прежнего времени и взамен домрачеев и гусельников поселяет в своем дворце нищих с их духовными стихами. Вот такие-то песни и рассказы, вместе с историческими былинами и новостями, вообще песнопения и сказания о героях действительной истории или о героях благочестивого подвижничества, должны были теперь занимать государя. Гудебные сосуды, т. е. музыкальные инструменты вроде домры, также были оставлены; о них вовсе не поминается в тех расходах, которые шли на этих нищих. Знаем только, что сначала, в течение нескольких лет, они жили в Потешных хоромах, и ходили за ними потешные сторожи. Это-то и показывает, что своей ролью они заменили прежних бахарей и домрачеев, переменив и мирское содержание песен и сказаний на церковное.
Обычный их наряд составляли кафтаны и рясы, теплые стамедные на овчине, или холодные дорогильные, киндячные, кумачные, крашенинные, вообще из недорогих материй и большею частью смирных, т. е. темных цветов; также овчинные кошули (легкие шубы), шапки суконные с бобровым пухом или с собольим небольшим околом; дорогильные кушаки, шелковые пояса, сафьянные зеленые или лазоревые башмаки и простые сапоги; на рубахи, порты, простыни, платки, полотенца давался им холст, иногда полотно. Спали они на кожаных тюфяках, набитых оленьею шерстью, на подушках из гусиного пера или из пуха, крытых киндяком или кожей; покрывались одеялами киндячными, стеганными на хлопчатой бумаге, или же одевальными овчинными шубами. Весь такой наряд они получали через два года в третий готовым платьем или материалом, а нередко и деньгами. Но впоследствии, когда их роль стала терять свой смысл и значение, дворцовое хозяйство стало их забывать; в 1689 г. они били челом, что носят платье уже шестой год, все обносились.
На разные мелкие, необходимые для них расходы им также выдавались деньги из царской казны. Так, в 1666 г., 22 марта, богомольцам, пяти человекам, во время их говенья, выдано из Приказа Тайных дел по полтине, чтоб «отдать те деньги отцам своим духовным от поновленья», т. е. за исповедь. На тот же предмет выдано полполтины и жившему при них карлику Тимофею Семенову. При царе Алексее (1666– 1676) они получали годового жалованья на рубахи, порты, сапоги и на мытье белья и платья по 4 руб. с полтиной на каждого. Кормы им были тоже хорошие из дворца: по праздникам и в субботние дни им выдавалось по две чарки вина, по кружке меду каждому. Когда умирал кто-либо из них, то царь собственными деньгами очень щедрой рукой «строил душу» покойного. Отпевание происходило всегда на Троицком Сергиевом подворье. На отпевании всегда присутствовал и сам государь и после отпевания раздавал духовенству поминальные деньги. Верховых нищих хоронили в Екатерининской роще (ныне Екатерининская пустынь, 25 верст от Москвы); на погребение государь жаловал туда 5 руб.
В первое время, когда эти верховые нищие еще имели значение бахарей и жили в Потешных хоромах, их число было невелико, кажется, не более пяти человек. Вот их имена за 1665 г.: Никифор Андреев, Мелетий Васильев, Иван Никонов, Евдоким Иванов, Венедикт Тимофеев. В 1668 г. их было уже 13 человек. Вскоре по смерти царицы Марии Ильиничны к тому прибавилось еще трое; в 1670 г. их числится 20; в 1676 г.– 14 чел.; в 1677 г.– 13 чел.; в 1685 г.– 33 чел, а в 1689 г.– 35 человек. Какие были поводы увеличивать их число, нам тоже неизвестно; но можно предполагать, что это делалось по каким-либо благочестивым соображениям царской семьи. Так, число 13 появляется в то время, когда наследнику престола царевичу Алексею Алексеевичу исполнилось 13 лет78. Трое к тому причислены почти в день смерти царицы.