Домашняя жизнь русских царей — страница 71 из 93

88, 12 сабель. Новое название Диолегия очень верно определяло целый отдел пьес в тогдашнем репертуаре, в которых не было никакого драматического действия, а были только разговоры аллегорических лиц с целью изъяснить какую-либо общую нравственную или политическую мысль, с целью указать неисповедимые пути Божьего Промысла в жизни человеков или же оправдать дела государевы и осмеять его врагов – приверженцев староверства и невежества.


Глава VIЦарский стол


Общие понятия о древних пирах.– Обозрение обрядов царского стола.– Столы посольские.– Церемониальный прием гостя и приглашение к столу.– Размещение столов в палате.– Большой стол и кривой стол.– Уборка столов, поставцов и самой палаты.– Размещение гостей.– Объявление столовых чинов и первых кушаний.– Подачи кушаний и вин..– Заздравные чаши.– Заключительные обряды пира.– Общий обзор кушаний царского стола.– Приказ Большого Дворца.


Стол, обед, пир были едва ли не единственным или, по крайней мере, самым наглядным выражением нашей допетровской жизни. Народная эпопея свои старины и деяния, или песни про богатырей, начинает весьма часто описанием пира; на пиру часто или начинаются, или довершаются богатырские подвиги; на пиру хвастают силой, богатством, подвигами, особенно хвастают всем тем, что давало вес и значение в тогдашнем обществе, что признавало достойным похвалы тогдашнее общество; пир, словом, был тем узлом, к которому сходились все нити едва зарождавшейся общественности древнего времени. На пир сходились и приезжали люди всех сословий, всех разделов тогдашнего общественного устройства.: князья, бояре, гости, поповичи, крестьяне, сельщина и деревенщина. Но из этого, однако ж, не следует, что древний пир походил на теперешний. Древний пир так же отличается от теперешнего, как старое общежитие отличается от нового. Мы несколько раз уже повторили слова «общество», «общественность» и сознаемся, что в отношении нашей старины слова эти, в строгом смысле, не определяют того понятия, какое в них обычно заключается. В древней нашей жизни, в строгом смысле, ни общества, ни общественности не было.

Живо было еще старое начало, первичная форма людского общежития, а именно начало родовое, начало родства, родового старшинства, которое, по сущности своей, не могло иначе рассматривать людей, как с точки зрения отеческой, где нет членов, равных друг другу, где по кровному распределению, по отечеству, происхождению от отца, могут быть только или старшие, или младшие. Люди в своих взаимных общежитейских отношениях и столкновениях считались не службой, не личными достоинствами, а родством, отчиной и дединой, родовым, отчинным старшинством. Служить на известном месте, хоть, например, воеводой в большом полку, главнокомандующим, или на другом каком важном государственном месте мог не тот, кто по своим талантам и опытности был способен, а тот, кто по счетам своего родства имел неотъемлемое право на это место. Человека жаловали, т. е. обходились с ним по его отчеству: каково было отчество, таково было и обхождение, прием, почет, чествование, даже угощение.. За тем же самым обедом одним подавали одно блюдо, другим– другое, а если и то же, то в меньшем количестве и т. п. Все это соразмерялось с относительным старшинством или молодостью лиц. Во всем царил отеческий взгляд на людей, по которому все были или старшие или младшие, или отцы или дети. Сами слова: великий,, большой означали то же, что старший, и наоборот, все, что не имело отеческой чести, что было малолетне в этом отношении, называлось молодшим, чадью, ребятами (отрок, пасынок, детский сын боярский). Каждый определялся не собственной личностью, даже не служебным значением, а той степенью породы, родства, какая, разумеется, случайно выпадала на его долю по рождению. Личные заслуги, как бы велики они ни были, совершенно терялись и пропадали в расчетах и сплетениях родства. Не на их стороне было мнение века и общее уважение, а на стороне честной отчины, честного отчества.

«Отецкий сын» всегда получал преимущество пред всеми другими: в этом заключалась честь тогдашних людей. Так, по свидетельству Котошихина, бояре садились в Думе и за столом у государя «по роду своему и по чести, его кого честнее породой, а не по тому, кто кого старее в чину, хотя кто сегодня пожалован, наутрее по породе своей учнет сидети выше». Те же из приближенных к царю бояр, которые не принадлежали к породистым, например свойственники царя по царице, в Думе и за столом не бывали, потому что им под иными боярами сидеть стыдно (по свойству с царем), а выше – неуместно, что породой невысоки.

Вот на чем стояло древнее наше общежитие: краеугольным камнем во взаимных отношениях было родовое старшинство, старшинство породы, отчества. Сами служебные разряды, чины, в древнем смысле, по которым люди должны были распределиться с развитием государства, оно также считало, как особой породы отчества. Оно рассматривало людей, как родню, родственников старших, младших, следовательно, нисколько не равных между собой, и жило положениями родовых счетов: кому быть старше. Пир представляет, как мы сказали, самое наглядное выражение тогдашнего общежития. Первая мысль, как определить взаимные отношения, первый вопрос гостю или первый шаг в этих отношениях заключался в том, чтоб хорошо знать отчество, отчину гостя, как его по имени зовут.

Здесь слово «имя» заключает в себе понятие отчества так, как слово «место» заключает понятие жалованья, приема, обхождения, чествования. Прежде всего, следовательно, справлялись о родовой чести гостя, т. е. каков он был по изотчеству, какова была его оттока, порода: по породистой чести или по честной породе давалось и место, которое служило первым действием обхождения, существенным выражением почета и всяких почестей, которых требовал предок, входя в общительность с людьми. Место, таким образом, определяло отчину, ее старшинство или молодость. Как отчины были различны по своему относительному старшинству, так по тому же старшинству были различны и места, разумеется, в избе, в палате, на лавке.


Свадебный пир в Грановитой палате.

Описание брачного сочетания царя и великого князя Михаила Федоровича


Прототипом наших древних жилищ была клеть, изба; хоромы боярские и царские, как бы велики они ни были, представляли, в сущности, совокупность клетей, поставленных рядом или одна на другую и соединенных сенями и переходами. Устройство избы известно. В избе существует противоположный входу передний угол, в котором ставятся иконы; у стен по всей избе идут лавки; в переднем углу у лавок стоит всегда стол, за которым совершает трапезу живущая в избе семья. Первое, большое, место, где всегда садится старший, большой в семье,– на лавке в переднем углу под иконами89. Это самая высшая степень мест, и отсюда идет счет мест, счет родового старшинства и меньшинства. И если место служило существенным выражением родопочитания, то и изба, в своем неизменном устройстве, с своими лавками и передним углом, составляла главную и самую необходимую основу для распределения мест – так тесно связаны были понятия предков с внешними условиями их быта. Если для взаимных отношений нужна была отчинная честь, для чести – место, то для места совершенно была необходима лавка, и именно в избе, т. е. в комнате с известным однажды навсегда определенным устройством и в отношении плана и, главное, в отношении меблировки. Одна лавка могла ясно определить степени мест, а потому и стол приставлялся к лавке, и притом в передний угол, где находилась вершина мест. Там ставился большой и прямой стол, дальше по стене в заворот по углу ставился, если требовалось, уже меньший стол, называемый по своей фигуре кривым.

В комнате, непохожей на избу в своем устройстве, в которой, например, стол стоял бы посредине или в другом месте, но не у большой лавки в переднем углу, деды наши пришли бы в тупик, совершенно бы растерялись, не зная, как сидит, ибо в сидении только известным порядком они находили точное, удовлетворительное определение своих общежитейских отношений. Вот почему и большие залы или палаты в царском дворце – Грановитая, Золотые и другие – непреложно сохраняли это типическое устройство избы, даже и с ее меблировкой, т. е. лавками. Этого мало. Если царь обедал, например, в поле, в шатрах, что случалось нередко во время выездов за город, то и шатер, по размещении столов, принимал тот же вид избы, и здесь, как и в палатах, ставился тот же большой стол и тот же кривой стол, явившийся как неизбежное следствие избного распорядка мест.

Домовладелец садился в передний угол, под иконы; от него, по старшинству, размещались на лавках и остальные родичи или члены семьи90. Когда же собирались гости, чужие, то место в переднем углу подле домохозяина предоставлялось самому почетнейшему, большому или старшему, по отношениям и понятиям родопочитания. Предложение сесть в переднем углу принималось за высокую честь и почесть, какую только можно было оказать гостю, и потому это предложение почти всегда сопровождалось церемонными отказами с одной стороны и усердными просьбами с другой. Без церемоний, свободно и, можно сказать, по праву это место в простом быту занимал только священник, как лицо, более других почитаемое по сану, которому требовалось оказывать всякую любовь и повиновение, и покорение. А так как священнический сан для лиц, его носивших, представлял, по родовым понятиям, и их отчество, то и дети священников, поповичи, пользовались в общежитии правами отцов. В одной из эпических песен91 князь Владимир, узнав от приехавшего на пир богатыря Алеши Поповича, что он сын старого попа соборного, предлагает ему первое место. «По отчеству садися в большое место, в передний уголок,– говорит ему князь,– в другое место богатырское, в дубову скамью, против меня, в третье место, куда сам захошь». Алеша садился, как и все почти приезжавшие на пир богатыри, на последнее место, на полатный брус, т. е. брус под полатями, в конце лавок и избы.