Известий ждет для новых мадригалов.
О, гордые сраженья Бонапарта!
О, доблестные тысячи убитых!
О, слава Леонида, слава Спарты!
О, слава полководцев знаменитых!
О, Цезаря великолепный дар, — ты,
Доселе в «Комментариях» избитых
Горящий! Всех вас я хочу просить
Прощальным блеском Музу осенить.
Зачем я говорю: «прощальным блеском»?
Затем, что каждый век и каждый год
Герои с новым шумом, с новым треском
Военной славой потчуют народ.
Но тот, кто честно, искренне и веско
Оценит их заслуги, — тот поймет:
Все эти мясники друг с другом схожи
И все дурачат разум молодежи.
Кресты, медали, ленты, галуны
Бессмертнейших бессмертная забава!
Мундиры пылким мальчикам нужны,
Как веера красоткам! Любит Слава
Игрушки золоченые войны!
А что такое Слава? Вот уж, право,
Как выглядит она, не знаю я…
Мне давеча сказали, что свинья
Способна видеть ветер. Это чудно!
Мне говорили, что, почуя ветер,
Свинья бежит довольно безрассудно.
Но полно толковать о сем предмете;
Ведь муза утомилась — видно, трудно
И ей самой писать октавы эти.
Читайте песнь восьмую; как набат,
В ней ужасы осады зазвучат!
Чу! В тишине холодной, тусклой ночи
Гудящих армий строятся ряды,
Железо темной тяжестью грохочет,
И берега и полосы воды
Все ощетинилось, все битам хочет.
Несутся тучи… В небе — ни звезды…
О, скоро дыма мутные громады
Его закроют занавесом ада!
Перед восьмою песней отдохнем…
Ужасное молчанье наступает:
В последний раз не беспробудным сном
Беспечные герои почивают…
Заутра дымом, громом и огнем
Проснувшиеся силы заиграют.
«Ура!» — «Алла!» — десятком сотен ртов
Сольются в смертоносный грозный рев.
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
О, кровь и гром! О, раны, гул и вой!
О, злая брань! О, раны, кровь и стоны!
Все эти звуки оскорбляют твой
Тончайший слух, читатель благосклонный;
Пойми изнанку славы боевой
Хоть украшают именем Беллоны
И Марса эту бойню, но цена
И суть ее во все века одна.
Готово все для страшного парада:
И люди, и знамена, и штыки;
Как лев, наметив жертву из засады,
Готовы к истреблению полки
Стоглавой гидрою, исчадьем ада,
Они ползут по берегу реки.
Пускай героев головы слетают
Немедленно другие вырастают.
Всегда «en grand»[46] история берет
События, детали опуская.
Но кто урон и выгоды учтет,
Тому война претит; и я считаю,
Что столько денег тратить не расчет,
За пядь земли сраженья затевая.
Одну слезу почетней осушить,
Чем кровью поле боя затопить.
Хорошему деянью все мы рады,
А славы ослепительный экстаз,
Знамена, арки, пенсии, парады,
Обычно ослепляющие глаз,
Высокие отличья и награды
Кого угодно развратят у нас;
Но, в сущности, лишь воины за свободу
Достойны благородного народа.
Все прочие — убийство! Вашингтон
И Леонид достойны уваженья;
Их подвигом народ освобожден,
Священна почва каждого сраженья,
Священен даже отзвук их имен
Они в тумане зла и заблужденья,
Как маяков Грядущего лучи,
Сияют человечеству в ночи!
Кольцом пожаров полночь озаряя,
Мерцали артиллерии огни;
Как призрак ада, в зеркале Дуная
Стояли тучей пламени они.
Гремели ядра, гулко завывая,
Ударам грома Зевсова сродни,
Хотя любому смертному известно,
Что гром земной страшней, чем гром небесный!
И вот под грохот русских батарей
Пошла в атаку первая колонна,
А мусульмане, грозной лавы злей,
Навстречу им. Смешались крики, стоны,
Солдаты взвыли яростней зверей;
Так, бешенством великим потрясенный,
Во чреве Этны, злобой обуян,
Икает расходившийся титан.
И крик «Алла!» — ужасный, грозный крик,
Страшнее, чем орудий завыванье,
Над берегом и городом возник.
Как беспощадной мести заклинанье,
Он был могуч, стремителен и дик,
Он небо потрясал до основанья,
Он нес погибель каждому врагу:
«Алла! Гроза неверных! Алла-гу!»
С реки на берег двинулись колонны,
И, как трава, легли за строем строй,
Хоть сам Арсеньев — ярый сын Беллоны,
Руководил сей доблестной игрой.
«Господней дщерью» Вордсворт умиленный
Назвал войну; коль так, она сестрой
Доводится Христу — и уж наверно
С неверными обходится прескверно.
Сам принц де Линь в колено ранен был,
А Шапо-Бра — аристократ надменный
В высокий кивер пулю получил,
Но черепа его фасон отменный
Способствовал тому, что не сразил
Легитимиста сей свинец презренный;
Легко понять отсюда вывод тот,
Что медный лоб свинец не прошибет!
Носилки принца Марков-генерал
Велел убрать, минуты не теряя,
Чтоб принц с простым народом не лежал
На поле боя. В корчах умирая,
Кто пить просил, кто жалобно стонал,
Последние молитвы повторяя.
О них не думал бравый генерал,
Пока и сам ноги не потерял.
Выбрасывали пушки и мушкеты
Свинцовые пилюли и плевки.
Кровавое слабительное это
Сметает разом целые полки!
Пугают человечество кометы,
Чума и голод. Очень велики
Несчастья мира, но картина боя
Правдивая затмит все зло земное.
На поле боя поражают нас
Все виды человеческих страданий
Сведенных рук, остекленевших глаз!
Все ужасы жестоких истязаний
Без всяких поэтических прикрас.
Так погибают тысячи созданий,
Иной же уцелеет как-нибудь
И ленточкой потом украсит грудь!
Но я люблю большое слово Слава;
Оно героям в старости дает
На пенсию заслуженное право,
А бардам — дополнительный доход.
В поэзии герои величавы,
Отсюда все — и гордость и почет;
А пенсии, без всякого сомненья,
Оправдывают ближних истребленье!
Передовые приступом спешат
У турок взять одну из батарей,
А ниже по реке другой отряд
Закончил высадку; еще быстрей
Солдаты лезут (так толпа ребят
Бежит навстречу матери своей)
Через окоп и стену палисада,
Храня порядок, словно для парада.
Ужасный бои пылал и грохотал:
Казалось, сам Везувий раскаленный
Губительной картечью клокотал.
Суворов, жаркой битвой увлеченный,
Треть офицеров сразу потерял,
А строгая статистика Беллоны
Нас поучает, что урон такой
Сулит исход решительно плохой.
Но я большую тему оставляю,
Чтоб показать, как мой прекрасный дон
Стяжает лавры, доблестью сияя,
Успехами и славой окрылен.
(Хоть можно бы назвать, я точно знаю,
До сотни тысяч доблестных имен,
Вполне достойных, рассуждая здраво,
Упоминанья в лексиконе славы,
Но предоставлю эти имена
Почтенной разговорчивой газете;
В канавах и в полях найдет она
Трофеи героические эти.
Теперь на них высокая цена:
Но все, друзья, изменчиво на свете:
Случается, что может и печать
Фамилию героя переврать!)
И Джонсона, и юного Жуана
Послали в бой с каким-то там полком.
Они сражались доблестно и рьяно,
Не думая, не помня ни о ком;
Кричали, били, наносили раны
И шпагою, и просто кулаком
И, говоря по правде, заслужили,
Чтоб их обоих в сводку поместили.
Порой идти им приходилось вброд
В болоте мертвых тел и крови черной;
Казалось — ад бушует и ревет
Навстречу им стихией непокорной;
Они упрямо двигались вперед
С отвагою безумной и упорной
И, по телам товарищей своих
Шагая, не слыхали стонов их.