Здание УВД сейчас выглядит как декорация к фильму о Сталинградской битве. Его с запоздалым усердием поливают водой из пожарных шлангов. Всюду цветы и свечи. Две девушки и молодой мужчина достают бутылку водки и разливают по стаканчикам. Все трое рыдают.
Здание УВД Мариуполя, расстрелянного «Правым сектором» из БТРов 9 мая 2014 года
Табличка на здании уничтоженного «Правым сектором» УВД Мариуполя 9 мая 2014 года
— Мы поминаем наших сослуживцев, — говорит одна из них, захлебываясь от слез. — Вон мой сгоревший кабинет. А вчера остались наши ребята на дежурстве. Погиб Миша Ермоленко, в реанимации Руслан Пивоваров и Дима Литвинов. Кто из наших жив, а кто умер, мы до сих пор не знаем. Это здание Великую Отечественную войну пережило, а что теперь от него осталось?
По горькой иронии истории на здании УВД осталась табличка: «Во время оккупации Мариуполя в этом здании находилась биржа труда. Отсюда были угнаны в рабство в Германию более 60 тысяч мариупольцев. Каждый десятый погиб в неволе. Всем бывшим узникам — жертвам нацизма посвящается».
Рядом со зданием УВД бьется в истерике седая женщина, которую допрашивают английские корреспонденты: «Это Европа, в которую вы нас звали?! Европа, в которой нацисты убивают наших мальчиков? Да будьте вы прокляты! Вы нашим детям 23 года внушали, что Россия — наш враг, вы посеяли здесь плоды национализма, лишь бы столкнуть два братских народа! Убирайся отсюда, Америка! Обама, слышишь ли ты меня?! Да будь ты проклят!»
У здания сгоревшего и разгромленного горсовета собираются подавленные, дрожащие от пережитого шока люди. Весь город похож на психиатрическую больницу. На врачебном языке это называется «посттравматический синдром». Вдруг какой-то парень бросается к нам с ножом: «Выключайте камеру! Вы — предатели-журналисты!» Его оттаскивают. «Это ж свои, из Москвы!» И тут толпа взрывается. «А почему вы нас бросили? Мы же безоружные, а против нас вся натовская рать. Вы все твердите про моральную поддержку, а где же физическая? Дайте оружие, и мы до Киева дойдем! Вы же братья! Говорят, луганская граница открыта, так перебросьте нам хоть что-нибудь! Почему нас, беззащитных, убивают?»
Я вижу, как плачут взрослые мужчины. «А где же ваши ополченцы?» — недоумеваю я. «Да нет у нас никаких ополченцев. Откуда им взяться? Есть обыкновенные активисты». «А разве подмога из Донецка вчера, 9 мая, не пришла?» — упавшим голосом спрашиваю я. «Не пришла», — отвечают мне. «Одно у нас оружие — вот эта георгиевская ленточка! — кричит молодой мужчина на грани срыва, поднимая символ Победы. — А многие сегодня струсили и спрятали ее. Люди, перестаньте трусить! Мужики! Выходите на улицу!»
Цветы погибшим в Мариуполе милиционерам 9 мая 2014 года
В толпу решительно входит крепкий светловолосый мужчина. «Здравствуйте, товарищи! Я из Донецка, представитель Донецкой Народной Республики. Зовут меня Игорь Дмитриевич. Фамилию назвать не могу. За мою голову в Киеве назначена награда. Я приехал сюда помочь провести вам референдум». Толпа мгновенно окружает его с надеждой в глазах. Сыплются вопросы: «А где ж нам голосовать? Где кабинки, где бюллетени? Что нам делать?» «Прежде всего, не надо паниковать. Граждане, бюллетени будут. Главное сейчас организовать оборону. У меня просьба к офицерам, к бывшим афганцам, милиционерам, ко всем серьезным людям прийти сюда, на площадь. В городе паника, безвластие, мародерство. Это надо остановить». «Дайте оружие!» — кричат отчаявшиеся люди. «А ну тихо! Прекратить истерику! Вот я дам вам сейчас автоматы, а вы постреляете случайных людей! Нет! Автомат — это ответственность. Его надо заслужить. Да и нет у нас сейчас оружия. Пока нет. А обороняться надо».
Я смотрю на этого спокойного, сильного человека и боюсь за него. Он один. А рядом — обезумевшая, отчаявшаяся толпа, люди, потерявшие близких, морально подавленные и вообще не знающие, что им делать. Одно они знают: Украина теперь для них — это враждебная страна.
— Знаете, как они нас там, в Киеве, в соцсетях называют? — спрашивает меня совсем молоденькая девушка. — Донбасскими дебилами. А ведь я была за майдан, за свободу. А теперь мы для майдана — «шашлычки», «копченая сотня». Это майданутые нас так после Одессы называют, где 2 мая заживо сожгли невинных людей в Доме профсоюзов и после того, как 9 мая они расстреляли и сожгли нашу мариупольскую милицию. Как же нам жить вместе после этого?!
«Россия нас не сдаст»
В Донецке дивная майская погода и всеобщее радостное волнение. Событие, в которое не верили еще неделю назад, все-таки состоялось. Референдум в Донбассе, на котором местные жители должны ответить на главный вопрос «Поддерживаете ли вы акт провозглашения государственной самостоятельности Донецкой Народной Республики?», вызвал настоящий ажиотаж. С самого утра на избирательных участках длиннющие очереди.
Референдум о независимости ДНР и ЛНР
— А это у нас еще с советских времен привычка, — смеется избирательница Татьяна, пришедшая с маленьким сыном. — Проснулся — и сразу иди исполнять долг гражданина. Мы сегодня сами не свои от счастья. Еще месяц назад такое и представить не могли. Почему я пришла сюда? Да вот ради моего Егорки! Не хочу, чтоб он вырос в фашистской стране. Не хочу, чтоб ему промыли мозги в школе, что он гражданин второго сорта только потому, что для него русский язык — родной.
Молодой парень Тарас работает волонтером на выборах.
— Вот у меня украинское имя Тарас, но я не чувствую себя украинцем. Я прежде всего славянин, — с достоинством говорит он. — Мы все вышли из большой страны СССР. И те, кто душой славяне, не делят друг друга на русских, белорусов и украинцев.
— У нас на референдуме абсолютно крымская ситуация, — объясняет представитель территориальной комиссии Ворошиловского района Михаил Самойленко. — Конечно, 97 % явки мы не ожидаем, но как минимум 70 % будет. Давайте говорить прямо: мы все здесь представители русского мира. Мы все выросли в советской школе, мы воспитывались на стихах Пушкина и Лермонтова. Но когда мне объясняют, что Пушкина мы должны читать в украинском переводе, что Бандера, это ничтожество, чьи бандиты стреляли в наших дедов, — наш национальный герой, с этим смириться я не могу. Для любого гордого человека наступает момент, когда он понимает: ни шагу назад.
Семья у избирательного участка. Референдум о независимости ДНР и ЛНР. 11 мая 2014 года
Да, мы долго терпели. Но мы, Донбасс, — часть русской нации с великим прошлым и имперским мышлением. Мы — наследники Византии. И когда где-нибудь в Донбассе поднимается российский флаг, для нас это значит ВСЕ. Не так, как для вас там, в России. Там вы это не цените. А вот здесь, на линии фронта, мы чувствуем себя больше русскими, чем сами русские.
Люди голосуют на референдуме о независимости ДНР и ЛНР
В атмосфере всеобщего ликования я чувствую, что прямо на моих глазах рождается маленькое независимое государство. И вот почему. С чего начинается независимость? С бланков и печатей. Принцип «без бумажки ты букашка» как никогда актуален в неспокойные времена. Свеженькое, с принтера, удостоверение корреспондента в Донецкой Народной Республике с печатью (солнце и два отбойных молотка) я повсюду ношу с собой. Каждый пацан в черной балаклаве и с палкой в руках, который по возрасту годится мне в сыновья, требует от меня заветную бумажку. Особенно строго рассматривают печать. Не подделка ли?
— А вы на ребят не обижайтесь, — с добродушной улыбкой говорит член президиума ДНР Борис Литвинов. — Для пацанов в балаклавах это игра в революцию, в войну, но также и внутреннее понимание причастности к грандиозному историческому событию, хотя бы по меркам Украины. А ведь и в самом деле историческое событие! Мы на передовой геополитического фронта между Россией и Западом. И думаю, в России люди это понимают.
— А вы не боитесь, что Россия вас не признает?
— Мелькали мыслишки, но страх исчез. Не может Россия нас сдать. Потому что для России это будут такие материальные, психологические, военные, идеологические потери, которые и представить невозможно. Русский народ не простит своим политикам, если они нас сдадут. Потому что народ видит: Россию окружают со всех сторон, зажимают в кольцо. Ну, сдаст Россия Донбасс. Что это означает? Отсюда, из Донецка, чуть больше часа на машине до Ростова и Таганрога. Их вы тоже сдадите?
Вы смотрите глубже. Что сейчас происходит с Украиной? Она формирует образ врага в лице России. Киев притащит сюда натовских советников и натовских наемников. Значит, меньше чем в ста километрах от России появятся натовские войска под украинским флагом. Вам это надо?
Хотя пока Россия нам не помогает. Попросили денег на референдум, а нам их не дали. Я лично потратил на референдум десять тысяч гривен своих собственных сбережений и двухмесячную пенсию своих старых родителей. Но, слава Богу, консервы, картошка, лук у нас есть, а значит, продержимся. Что касается защиты нашей территории, мы это вчера на Совете республики обсуждали. Люди с Краматорска, Красноармейска и Мариуполя едут к нам и говорят: нет управляемости. Особенно в Мариуполе, где расстреляно из БТРов здание милиции со всем личным составом. А значит, как и во все лихие времена, появляются банды грабителей, мародеры. Нужна зачистка. Кто должен взять это на себя? Мы, Донецкая Народная Республика. Может, надо ЧК создавать, Чрезвычайную Комиссию. Мне нравится слово «чекисты». История, как видите, повторяется.
Но мы не отчаиваемся. Вспомните 1917–1918 годы в России. Когда вот такая огромная царская Россия на карте и совсем маленькая красная Россия, петербургская, московская, тульская. Хлеба нет, электричества нет, есть только народное ополчение, против которого интервенция четырнадцати стран. У нас похожая ситуация.
— Едва заявив о независимости, вы тут же попросили Россию рассмотреть вопрос о присоединении к ней, — спрашиваю я. — Не слишком ли поспешно?
— Это был эмоциональный, общий порыв. Россия — символ для нас. Мы хотим войти в русскую семью. И ни в какой другой семье жить не хотим.