На вечер родители Кати заказали ресторан – собиралась большая компания их друзей и папиных коллег. А днем – по просьбе тети Лены – решили пойти в парк Щербакова и устроить пикник на траве. Рано утром – вместе с мужем и Агафоновыми – она пришла в старый дом на окраине Донецка, где когда-то прошло их с Олегом детство. Ромку сразу отправили за свежим хлебом. Мужчины жарили мясо на мангале, а женщины собрались на крошечной, очень тесной кухоньке, выходившей окном на тенистый задний двор.
Здесь было по-утреннему прохладно, пахло сухим деревом и колодезной водой – ведро с ней стояло на круглом колченогом стуле напротив русской печки, выкрашенной в светло-зеленый цвет.
– Чудо какое! – прошептала Ирина, удивленно окинув взглядом эту маленькую деревенскую кухню. – Все как в моем детстве: занавески с кружевом, старый сервант, рукомойник… Наверное, так и выглядит счастье? – в раздумье пожала она плечами. – У нас был такой же дом, почти такой же. А я его продала, когда бабушки не стало.
– Я раньше сюда приезжала и мне сил на год хватало, – погрустнела тетя Лена, потом встряхнула своей светло-русой головой, словно прогоняя тяжелые мысли, и занялась готовкой.
На электрической плитке она варила первую раннюю картошку. Сначала хотела испечь в котелке, но день обещал быть жарким, и затапливать печь передумали. Катя примостилась рядом с тетей и на маленьком столике, покрытом цветастой клеенкой, резала свежий хлеб. Над столиком, рядом с сервантом, висели две бабушкины иконы: большая – святой Александры, и маленькая, потемневшая «Неопалимая Купина». У входа стоял пузатый низкий холодильник – старый, как все в этом доме, но исправно работающий.
Ирина еще раз зачарованно посмотрела на это сказочное пространство, которое по законам физики не могло вмещать столько воздуха, столько разных предметов и людей. А оно, как и все старые деревянные дома, вмещало в себя еще и память семьи, и тихую мудрость, невыразимый свет и неразгаданное счастье. Улыбаясь – то ли этому чуду, то ли своим воспоминаниям – Ирина подошла к медному рукомойнику и занялась овощами.
– Как вы доехали? – спросила ее Лариса, устало облокотившись о стенку печи.
В молодости она была красавицей. Лариса и сейчас была красива, она приковывала к себе внимание резким контрастом белой кожи и копны черных волос, точеной фигурой и темными большими глазами. Только вгляд их давно стал рассерженным и тяжелым.
– Очень душно было! Ехали в старом вагоне, без кондиционера, – жаловалась Ира, но совсем беззлобно – она, казалось, даже не умела злиться. – Давно с мужем поездами не ездили!
– А почему не на машине? – удивилась Лариса и закурила.
– Дорога сложная. А я Андрею пока не помощник! Сдала недавно на права, машину купили, но…
– Купили машину? Какую?
– Маленькую, японскую. Но я плохо вожу, – призналась она. – Сажусь за руль, и сразу паника. Недавно чуть в овраг не съехала, муж чудом успел руль вывернуть! Зря я в таком возрасте…
– Прекрати, какой возраст! – недовольно поморщилась Лариса и сбросила пепел от сигареты прямо в окошко печки.
– А я ехала в поезде и вспомнила, как мы познакомились! – вдруг засмеялась Ира. – Катя, знаешь, как мы с твоей мамой познакомились?
Катя тихонько покачала головой. Она, действительно, не знала и даже никогда бы не додумалась об этом спросить у мамы – она привыкла к ее холодности, отстраненности, и представить между ними разговор по душам было так же сложно, как увидеть Ромку читающим книги из отцовской библиотеки.
– Не знаешь? – искренне удивилась Ира. – Твоя мама тогда ненамного старше тебя была! Сколько тебе было?
– Семнадцать, – нехотя ответила Лариса, уставившись на старый деревянный пол, покрытый коричневой потрескавшейся краской.
– Я к Андрею в Калининград приехала, мы же с ним со школы встречались, – с улыбкой рассказывала Ира, ловко моя в тазике маленькие пупырчатые огурцы и молодую редиску. – А Олежка только накануне с Ларисой познакомился, где-то в центре, да? Ой, он был ошалевший от счастья – твоя мама ведь такой красавицей была! Мы с ней в сквере встретились, и они нас к себе в общежитие провели! Что это было! Целая диверсионная операция! Им трое младших, тоже фрунзаков[1], помогали охрану на посту отвлекать! – как ребенок смеялась она. – Помнишь?
Лариса нервно дернула плечом.
– И мы с тобой вот точно так же стояли и в умывальнике, в тазике, мыли там овощи! Помнишь? Как я тогда боялась, что нас сторож общежития застукает! А они нам в своей комнате такой стол приготовили… – вдруг погрустнела она. – Какие же там ребята были! Все как один – такие хорошие. На гитаре нам играли… Господи, что сейчас с ними? Это был 1989 год?
– Нет, 1988-й, – ответила Лариса. – Я тогда с сестрой первый раз в Калининград приехала.
– На экскурсию? – спросила у мамы Катя.
– Нет, у Лары была очень предприимчивая сестра, – ответила за нее тетя Лена, снимая кастрюлю с плиты. – Она у моряков покупала заграничные шмотки, электронику, а потом продавала у себя в Полтаве.
– И папа этим занимался? – удивилась Катя.
– Нет, твой папа никогда этим не занимался, – резко сказала мама. – Он всегда был выше таких вещей.
– Ну, он тогда учился, еще и в военном, – смущенно улыбнулась Лена. – Так подрабатывали, Катя, моряки с торговых судов.
– Даже если бы он ходил на торговом, он бы никогда не решился ничего для себя сделать, – с раздражением бросила Лариса и взялась за вторую сигарету. – Он же и из милиции ушел не только из-за ранения, а потому что всех достал своим «по закону».
– Разве это плохо? – подняла на нее свои светлые грустные глаза тетя Лена.
– Знаешь, сколько я ему всего предлагала? – с нескрываемой обидой произнесла Лариса. – Сколько у нас с сестрой было идей, когда твой брат в милицию устроился? Как бы мы могли жизнь изменить?
– Боюсь, после ваших идей Олег мог бы в тюрьме оказаться… – тихо проговорила Лена.
– А у нас что, можно по закону чего-то добиться? – завелась она. – Вон, Андрей как-то работает, делает дело, хотя, думаю, это непросто!
– Лара, конечно, не все гладко, проблем много, – примиряющим тоном сказала Ирина. – Но у Андрея характер такой, он может пойти на компромисс, с чем-то смириться. Хотя и его накрывает: от несправедливости, от бардака, от вечного беззакония. И я за него постоянно боюсь! А другого человека это может просто сломать. Каждый должен заниматься своим делом…
– Не в этом вопрос, – прервала ее Лариса. – А в том, что он никогда ради меня не мог пойти на риск!
В этот момент в окне появилось широкое, доброе, красное от солнца лицо Володи – мужа тети Лены.
– Девчонки, пора идти! Готовы?
– Сейчас! – улыбнулась ему жена.
День был по-настоящему июльский – жаркий, знойный. Солнце начало палить, асфальт плавился, воздух раскалился, стал тяжелым и густым. Все обещало грозу.
Пока они добирались до парка, у Кати жутко разболелась голова.
У входа со стороны Университетской улицы их ждал дядя Слава – еще один друг отца. У него были детские голубые глаза, при этом совершенно хитрый прищур и смешная рыжая борода. Он был старше Олега лет на десять и застал Афганистан. Катя знала, что у дяди Славы не было одной ноги, семьи у него тоже не было, зато была своя автомастерская и очень веселый нрав. Он часто выручал Олега, когда у него ломалась «девятка». Но мама Кати почему-то на дух его не переносила, и даже этого не скрывала.
– Ну зачем, Лена, зачем было в такую жару идти в парк? – внезапно взорвалась она. – Ты посмотри, какое пекло на улице! Под сорок градусов! Зачем было гнать нас в такую даль? Объясни! Что мы, дома не могли посидеть с твоей картошкой?
– Лара, успокойся! – сердито посмотрел на жену Олег.
– Мне просто хотелось… – опешив от ее крика, заикаясь, начала расстроенная, пунцовая от жары тетя Лена. – Мы в детстве день рождения брата всегда здесь отмечали! Это как традиция наша, семейная, понимаешь?
– Гроза пройдет, завтра похолодает, гуляй – не хочу! – раздраженно бросила ей Лариса. – В любом парке! Хоть все обойдите!
– А гроза-то уже приближается, – ухмыльнулся дядя Слава. – Вон, из Ларкиных глаз молнии летят! Аж страшно!
Катина мама презрительно фыркнула, но замолчала.
– Вот и мы! – раздался за их спиной радостный голос Игоря.
У Игоря Шиманского было чуть вытянутое лицо со строгими, правильными чертами и темные волосы с ранней проседью. Он был высокий, статный, во всем его облике сквозило что-то аристократическое. Он приехал на такси вместе с сыном-студентом – довольно красивым парнем, которого, правда, портило скучающее выражение лица и заостренный, немного женский нос.
– Вот это жара у вас! Сауна! – удивленно смеялся Игорь. – А мы, Олег, представляешь, в куртках выезжали! У нас в Питере такой холод…
– У вас очень красивый сын! – с улыбкой заметила Лариса и нервно вытерла пот со лба.
В парке Щербакова людей было очень много. Наверное, половина города решила спасаться от июльского зноя в местных тенистых аллеях. Жары не боялись только дети, которые с мороженым в руках радостно бегали вокруг искрящихся фонтанов. Наблюдавшие за ними взрослые были похожи на сонных мух. Катя, уже изрядно измученная головной болью, подумала, что свободное место они никогда не найдут, но тетя Лена довольно быстро привела их в тихий уголок под большой плакучей ивой. Тень от нее была полупрозрачна и похожа на кружево, и все же под ее ветвями было легче дышать. Неподалеку располагалась лодочная станция, но желающих кататься под палящим солнцем было немного.
Женщины быстро расстелили покрывала на траву и начали выкладывать из плетеной корзины весь нехитрый провиант: картошку в мундире, молодые овощи с рынка, зеленый лук, бутерброды с паштетом, поджаренные на мангале лопнувшие сардельки и загоревшие куски шашлыка. Мужчины рядом шутили, смеялись, что-то вспоминали. Но в воздухе витало странное напряжение. Максим, сын Игоря, бросил на Катю, как ей показалось, насмешливый и высокомерный взгляд. Ей впервые не захотелось сидеть со взрослыми, хотя она очень любила папиных друзей.