И утром он все так же сидел на диване с пультом в руках.
День рождения Ромы был скомканным, как фантик от конфеты. Вроде бы они сидели вчетвером за столом, над головой висели воздушные шарики, стоял торт со свечками, и мама что-то долго и торжественно говорила, улыбалась, что-то Роме желала. Но Катя тот день не запомнила, он почти стерся из ее памяти. Кроме вечера. Вечер она хорошо запомнила. Отец тогда снова ушел из квартиры, а Рома сел смотреть телевизор в гостиной. Мама тихо зашла в ее комнату.
– Нужно поговорить! – напряженно произнесла она.
Катя испугалась. От мамы отчетливее, чем обычно, веяло холодом. Она села на кровать, придирчиво осмотрела комнату, но не нашла, видимо, к чему придраться. Катя вопросительно смотрела на нее.
– Катя, ты уже большая, ты почти взрослая, – на удивление мягко, вкрадчиво начала мама. – Поэтому и говорить с тобой я буду как со взрослым человеком. Ты сама видишь, что происходит в стране, какой бардак здесь творится.
Катя удивленно кивнула. Обычно их с мамой разговоры сводились к быту, школе и Ромке.
– Значит, ты меня поймешь, – продолжила мама. – Находиться в Донецке опасно. Нам нужно срочно уехать из города.
– Папа сказал, что они в город не зайдут! – убежденно ответила Катя. – Их не пропустят!
– Папа сказал… – недовольно повторила мама. – Папа сейчас много чего говорит. А головой своей думает мало. Поэтому приходится думать мне. В первую очередь думать о вашей безопасности, Катя. И твоей, и Ромы. Нам надо быстро уезжать!
– Куда? – спросила Катя.
– В Полтаву. С сестрой я уже договорилась, они нас примут на какое-то время.
– А когда?
– Чем раньше, тем лучше. Окончания школы ждать не будем! – решила она и встала, подумав, что разговор с дочкой окончен. – Я завтра пойду, поговорю с директором!
– Надолго?
– Не знаю, – сухо произнесла она, собираясь уже выйти из детской. – Возможно, надолго.
– А папа? – растерялась Катя. – А как его работа? Его отпустят?
– О чем ты? – удивилась мама и резко повернулась к ней. – С чего ты решила, что он с нами поедет? Естественно, он с нами не поедет.
– Почему? – смотрела на нее Катя.
– Потому что у него крыша поехала! – раздраженно ответила мама. – Ты сама не видишь? Ты не понимаешь, что будет?
– Что будет? – недоумевала Катя.
– Плохо нам всем будет! – нервно выпалила она.
Катя молча уставилась в узор на ковре.
– Пойми, сейчас здесь опасно, – снова неестественно мягко заговорила мама. – Нам нужно уезжать, пока есть такая возможность. Умные люди бегут. И нам надо поторопиться.
– Но как же папа?
– Катя, он взрослый мужчина. Пусть живет своими мозгами. Если они у него остались… Я ваша мать, я должна думать о вашей безопасности.
– А к сентябрю мы вернемся?
– Катя, я не знаю! – всплеснула руками мама. – Откуда я могу знать! Если что, в школу пойдете там, я договорюсь. Думаю, проблем с этим никаких не будет.
– Там, в Полтаве, в школу? Зачем? – опешила Катя. – Я не хочу. А папа? Подожди, вы что, разводитесь?
– Катя, твой папа сошел с ума! Или впал в детство. Он, наверное, в казаков-разбойников не наигрался. Ну и пусть они тут играют, раз им так хочется. А я жить хочу! И за вас боюсь.
– Ты думаешь, нас убьют? Националисты?
– Да кто угодно, Катя! – вновь начала заводиться мама. – Тут по улицам мужики ополоумевшие с автоматами бегают! Не сегодня-завтра тут будет армия!
– Русская? – удивленно спросила Катя.
– Папуасская, – нервно проговорила мама. – Ты что, действительно, не понимаешь, что происходит? Здесь будет либо война, либо… Наши военные придут и начнут со всеми разбираться! В лучшем случае их всех тут посадят! И твоего папу – в первую очередь. И то, если ему очень повезет!
– Папу? Посадят? – переспросила Катя. – За что?
– Ты новости не смотришь? Ты где летаешь? – с недоумением взирала на нее мама. – Они здесь бунт устроили. Они здания захватывают! Их террористами назвали. Их сепаратистами назвали. Ты думаешь, это просто слова? Нет. Такие слова просто так не произносятся. Они еще не понимают, что их ждет! А я понимаю, я… знаю. И какие последствия могут быть для нас, тоже прекрасно понимаю. Представляешь, если его посадят? Хочешь быть дочкой уголовника? Ладно, если тут быстро наведут порядок, это еще будет хорошо для всех. А если тут война начнется? Я ваша мать, я должна вас спасти, обеспечить вам нормальную жизнь. Ты же в институт хочешь? Ты нормально жить хочешь?
– Нормально жить… – пробормотала Катя. – …без папы… не хочу.
– Ты дура? – взвилась мама. – Ты хочешь, чтобы тебя убили?
– Как в Одессе?
– Катя, я понимаю, ты любишь папу, – снова понизила тон Лариса, хотя голос у нее уже пылал от гнева. – Но, ты пойми, сейчас нужно думать о себе, о брате, о вашем будущем, – нервно загибала она чуть дрожащие пальцы. – Подумай о твоих перспективах в этой жизни, об институте, о профессии… Тебе нужно сделать правильный, взрослый выбор!
– Выбор? – задумчиво переспросила Катя.
– Да.
– То есть мы уедем, а папа останется здесь, и…
– И у тебя будет нормальная жизнь, – заключила мама. – Мы справимся. Нам помогут. Мы будем жить даже лучше, чем сейчас. Гораздо лучше. Ты закончишь школу в Полтаве, поступишь в хороший институт…
– А папу либо посадят, либо сожгут, – закончила Катя.
– Катя! – прикрикнула на нее мама. – Он должен сам отвечать за свои поступки! А мы за его выбор отвечать не должны.
– Я без него никуда не поеду, – замотала головой Катя. – Нет. Если он с нами – тогда да…
– Катя, да ты пойми, он с нами не поедет! А если и поедет, то его первым делом арестуют. И правильно сделают… – еле слышно добавила она.
– Без папы не поеду, – отрезала Катя.
Лариса пристально посмотрела на дочь, и в этом ее взгляде было и отторжение, и разочарование, и страшная усталость. Она надолго замолчала, словно набиралась сил, а потом – с несвойственным ей спокойствием – продолжила:
– Катя, ты в него характером. Ты не понимаешь, из-за своего глупого упрямства не понимаешь многих важных вещей. Мы оказались… в эпицентре бури. И нам отсюда надо выбираться. Я тебе только добра желаю. Пойми, все очень серьезно. Они полезли в политику, а их туда никто не звал. Может, твой отец вообразил, что он Олег Кошевой? Ну тогда он и конец свой должен знать. А они носятся по городу, думают, наверное, что это игра… Или что Россия им поможет. А закончится все плохо. Мне звонили родственники из Полтавы, мне звонили из Винницы, мне звонили мои подруги… Они все в шоке от того, что делает твой отец!
– А что он такое делает? – искренне недоумевала Катя. – Он просто не дает каким-то дебилам зайти в город!
– Они пошли против государства, – жестко проговорила мама. – За это их посадят. Ты представляешь, какое на тебе будет клеймо? Как на тебя будут смотреть подруги? Что о нас будут думать люди? Давай не будем спорить…
– Давай не будем! – согласно кивнула Катя. – Я остаюсь с папой.
– Ты едешь с нами! – сорвалась на крик мама.
– Нет! – твердо ответила Катя. – И силой ты меня не увезешь.
Они встретились глазами, и в этот момент – обычно такие непохожие – в профиль они были удивительно похожи друг на друга. Лариса нервно выдохнула, ударив ладонями по своим коленям, потом встала и молча, уже не глядя на дочь, вышла из комнаты.
Ночью Катя не спала, мешал непрекращающийся гул над городом. Круглые часы на стене отсчитывали секунды необычно громко и тревожно. Оказалось, что Ромка тоже не спит, а пристально смотрит на сестру.
– Ты чего? – испугалась она.
– Кать, что будет? – прошептал брат.
– Не знаю.
– Мама говорит, что будет война!
– Ну, будет война, победим, – беспечно ответила Катя и после этого быстро заснула.
Она не верила в войну. На потолке плясали тени, Ромка беспокойно сопел, но вскоре тоже погрузился в сон.
Тот День Победы запомнился Кате на всю жизнь. Папа уже не был таким возбужденным, таким по-детски радостным, как прежде. В нем появилась серьезность, собранность и спокойная, тихая сила. Он был таким, когда бабушка болела. И таким он Кате нравился куда больше – ему не шла шальная веселость, которая всегда была у дяди Славы. Папа встал рано утром, долго брился, приводил себя в порядок, а потом первым пошел на кухню и испек блины на всю семью.
– Рома с вами не пойдет! – вдруг резко заявила мама, когда они заканчивали завтракать.
– Ромка? – удивленно уставился на него отец.
Тот испуганно взглянул на отца, потом вопросительно посмотрел на мать.
– Он не пойдет! – твердо повторила она. – Там сейчас опасно. Там скопление народа.
Олег пожал плечами.
– А я с тобой! – сказала Катя.
– А я и не сомневался! – улыбнулся папа и стер сгущенку с ее носа.
Они с Катей молча оделись и вышли из квартиры.
Папа в тот день был удивительно красивым. В новой нежно-голубой рубашке, светлый, задумчивый, мягкий и солнечный – Катя смотрела на него и любовалась.
– Гвоздики забыли купить! – по дороге вспомнила она.
Да, они впервые шли без гвоздик. Но солнце светило радостно, всюду звучали военные песни, и люди ручейками текли к площади Ленина. А там уже было людское море. Оно волновалось, оно дышало, шумело, было теплым и сильным. Оно выливалось за пределы площади и заполняло соседние улицы. Катя отчего-то вспомнила, как они ездили в Севастополь, и она впервые в жизни плавала в море: она лежала на спине, море хотело унести ее куда-то, а папа не давал – он держал свою руку под ее головой, и солнце слепило девочке глаза.
В память врезались КамАЗы, на которых ехали одетые в разномастный камуфляж мужчины. Люди им что-то кричали, аплодировали, снимали их на телефоны, дарили им цветы. Вдруг рядом кто-то заплакал – какая-то женщина. В одном из грузовиков она увидела дядю Славу. Он был как всегда веселым, на вид еще более лихим, чем обычно, он по-хулигански свистел и радостно махал людям рукой. Какой-то старик вдруг схватил его за рукав, попытался поцеловать, и дядя Слава чуть не выпал из кузова. Все вокруг смеялись. Катя застенчиво подняла руку, чтобы тоже ему помахать, но дядя Слава ее не заметил.