Допинг. Запрещенные страницы — страница 44 из 131

В Москве — тёмным и мрачным осенним вечером 23 сентября — мне за десять минут поставили диагноз в маленьком Центре Валентина Дикуля на Партизанской улице. Оказалось, надо искать опухоль в голове или в позвоночнике, именно она пережимает спинной нерв и блокирует иннервацию правой ноги. И действительно, в области 3-го и 4-го грудных позвонков нашли небольшую незлокачественную опухоль под названием невринома — это разрастание жировой ткани, выстилающей позвоночник изнутри. Вероятно, опухоль была следствием сильного удара; я помню, как в школе мы рубились в футбол на хоккейной площадке и меня так впечатывали спиной в деревянный борт, что казалось, будто голова куда-то отлетала.

Нужно было срочно делать операцию, если тянуть, то правая, а затем и левая нога могли быть окончательно парализованы. Тогда остаток жизни я бы провел в инвалидной коляске. Операция предстояла очень сложная, надо было вскрыть позвоночник, удалить опухоль, потом на три позвонка поставить титановый зажим, похожий на «крабик» для волос, но только с винтиками. Мне сказали, что операцию следует делать только в НИИ нейрохирургии имени академика Н. Н. Бурденко, в отделении спинальной нейрохирургии на десятом этаже, где работали два великих специалиста, доктора наук, профессора Валентин Евгеньевич Синицын и Иван Николаевич Шевелев, заведующий отделением.

Когда выяснилось, что́ необходимо делать, стало проще. Хорошо, когда есть много друзей, готовых помочь. Самые сложные операции выполнялись по вторникам и четвергам. И вот с утра во вторник, 15 октября 2002 года, меня проклизмили, вкололи что-то такое, от чего у меня подскочило настроение, затем голого, но под простынёй и головой вперёд, повезли в операционную. Помню яркий слепящий свет со всех сторон — и всё. А дальше случилось чудо — я просыпаюсь где-то в тепле и вдруг осознаю, что пальцами правой ноги чувствую шершавость простыни и холодок металлической решётки кровати-каталки, на которой лежу. Боже мой, какое счастье, просто слёзы из глаз, ведь раньше правую ногу можно было хоть в снег, хоть в кипяток, она ничего не чувствовала!

Подошла медсестра, увидела, что я очнулся, и показала мне мой ингалятор. Я поморщился и глазами ответил, что он пока не нужен. Меня привезли в палату и зафиксировали в полусидячем положении, ложиться было нельзя и головой вертеть тоже. Вероника, моя супруга, хлопотала вокруг и не верила счастью, что всё обошлось; я очнулся в хорошем настроении и раз пять ей сказал, что правая нога у меня обрела чувствительность. А что ещё мне было говорить? Или это наркоз так продолжал действовать?

Рана у меня на хребте затянулась первым натяжением, даже дренаж ставить не стали. Но голову зафиксировали. Через день я под присмотром стал вставать, пробираясь в туалет и обратно, а ещё через день начал ходить по отделению, туда-сюда по всему коридору, держась руками за специальную рамку с колёсиками, не дающую упасть, если закружится голова. Если раньше у меня левая нога была толчковая, а правая волочковая, то теперь обе ноги оказались левыми, одинаковыми. Какие удивительные ощущения после двух лет тоски и хромоты, я ходил и ходил, и с меня приятно струился пот, его запах напоминал органический растворитель, то ли неочищенный этилацетат, то ли даже пиридин, я весь пропитался какой-то фармакологией.

Меня выписали 24 октября, в мой день рождения, за мной приехал Владимир Паращук, тренер и муж Ирины Приваловой, он очень за меня переживал. В тот день в Москве, в Театральном центре на Дубровке, террористы захватили множество людей, 700 человек, пришедших посмотреть мюзикл «Норд-Ост». По телевизору только и говорили, что о заложниках, а 26-го рано утром их освободили, но от газа погибли десятки людей. В тот день я записал в дневнике: «От газа продолжают умирать люди. Из телевизора врут и врут, сволочи». Даже в воздухе ощущалось напряжение, но дома меня сразу отключили от новостей и на следующий день увезли в лес, в военный санаторий в Архангельском, в пяти километрах от Москвы. Там я три недели занимался гимнастикой, ходил в парке километр за километром, просто возвращался к жизни. Какое счастье, что операция прошла успешно. Однако надо было искать работу, я должен кормить семью. Моя операция и лечение стоили немалых денег.

7.10 Снова анаболические стероиды. — Знакомство с Куличенко. — Чемпионат мира по лёгкой атлетике 2003 года в Париже


В 2003 году анаболические стероиды вновь появились в моей жизни. Вернее, их принёс Олег, с которым ещё до операции я познакомился по интернету, когда искал московских поставщиков прогормонов. Популярность прогормонов в Америке была невероятной, они считались легальными «добавками» и продавались over-the-counter, то есть без рецепта, учёта и контроля. Прогормоны не подпадали под Акт о запрете анаболических стероидов, утверждённый Конгрессом США в 1990 году, где перечислялись только анаболические стероиды, известные на то время, и расширительное толкование списка не допускалось. В России о прогормонах никто не знал, мне даже статью про прогормоны пришлось написать, народ просветить. Так вот, готовясь к операции, я должен был предусмотреть все возможные исходы, включая самый неудачный, при котором я не смогу ходить и работать — и стану инвалидом. Но при наличии телефона и компьютера можно работать из дома, продавать что-нибудь, в чём разбираешься лучше других. И первое, что пришло мне в голову по возвращении из Канады, — это прогормоны и спортивное питание, ими я всегда интересовался, знал ведущие фирмы и следил за новостями и новинками.

Но где взять прогормоны в Москве? Оказалось, что всё легко и просто: я нашёл московский сайт, предлагавший прогормоны производства известных фирм. Мне нравилась фирма ErgoPharm, основателем которой был талантливый химик и синтетик Патрик Арнольд, именно он в 1997 году наладил производство андростендиона и андростендиола, а затем синтезировал для Виктора Конте и его компании BALCO неуловимый анаболик тетрагидрогестринон. На том же сайте предлагали продукцию Molecular Nutrition, там химичил Уильямс Льевеллин, автор книги о стероидах, выдержавшей много переизданий. И был даже Syntrax Innovation, за этой фирмой стоял Дерек Корнелиус, он вслед за Патриком Арнольдом стал производить норандростендион и норандростендиол. Удивительно, но фирмы трёх основных деятелей прогормонального направления были представлены в Москве.

Я набрал номер телефона. Меня сразу переключили на Олега, бывшего бодибилдера, ставшего поставщиком спортивного питания из США. Он очень обрадовался, что нашёлся хоть кто-то, интересующийся прогормонами и способный обсуждать эту тему. Олег так загорелся, что настоял на немедленной встрече и приехал ко мне. Мы поговорили, он сразу предложил мне работу по продаже прогормонов, но я объяснил, что мне предстоит серьёзная операция, так что никаких обещаний я дать не могу. И честно его предупредил, что у меня есть другие планы и предложения. Но Олег не сдавался и после моей операции снова приехал и спросил, какие прогормоны я бы хотел заказать в первую очередь, ведь это же так интересно — попробовать новые стероиды. Согласен, это очень интересно — и я дал ему список перспективных прогормонов.

И буквально через две недели Олег привёз мне штук десять небольших коробочек с прогормонами, по 12 баночек в каждой; мы договорились, что я расплачусь через месяц. И действительно, что-то вновь во мне встрепенулось, как только я взял в руки эти баночки, ведь их изображения совсем недавно появились на американских сайтах, а я уже рассматриваю их у себя дома, в Москве. Но пока я не проверю и не успокоюсь, что в баночках находится именно то, что написано на этикетке, что там нет посторонних примесей, идти к своим друзьям, тренерам элитных спортсменов, было нельзя. Что бы я ни предпринимал в допинговой области, меня всё время сопровождало чувство опасности, иногда даже животный страх, важнейшее из чувств. Потерял страх — всё, катастрофа обеспечена.

Проверить можно было только одним путем — принять самому или раздать друзьям, но с условием собрать мочу и привезти её для анализа. В московской лаборатории были готовы делать анализы — 100 долларов за три пробы, прекрасная цена, и работа закипела. В лаборатории по-прежнему сидел Виталий Семёнов, но он ничего об этом не знал, да и вообще было ощущение, что допинговый контроль никого не интересовал, все занимались своими делами и приходили на работу только в случае необходимости. Финансовая ситуация была сложной, запасные и расходуемые части и реактивы стоили дорого, так что анализировали только предвыездные пробы сборных команд, в первую очередь тяжёлую и лёгкую атлетику. Соревновательную разносортицу: фехтование, стрельбу из лука, волейбол или прыжки в воду — просто сливали в раковины и писали в отчётах, что допинговых препаратов и их метаболитов обнаружено не было.

Качество прогормонов оказалось хорошим, и баночки разлетелись очень быстро, более того, сразу образовалась очередь. Самыми эффективными оказались Болдион, Формастат, 3-Альфа и 4-AD Ethergels («тараканы») производства Molecular Nutrition, затем 1-AD («черная этикетка») и Cyclo-Diol Fizz («шипучки») производства ErgoPharm, на эти две фирмы я полагался больше всего. В ходе работы добавились Andro-150 Poppers («треугольники») фирмы Pinnacle Bodyonics; у «попперсов» обнаружилось неожиданно сильное стимулирующее действие, что было нехарактерно для остальных прогормонов. «Попперсы» применяли за час до старта, если не было допингового контроля или была договоренность, что мочу можно будет подменить при сдаче пробы. Подмены применялись так широко, что во время соревнований тренеры жаловались, что они только тем и заняты, что пьют пиво да сливаются за всех подряд, включая женщин.

Сборная России по лёгкой атлетике готовилась на таблетированной форме, на Винстроле (станозолол), Анаваре (оксандролон) и Примоболане (метенолон), таблетки китайского производства, по 100 штук в пакетиках, были высокого качества. Неожиданно появились пакетики с Оралтуринаболом (дегидрохлорометилтестостерон) — сколько лет его не было! За три недели до старта приём анаболиков прекращали, переходили на инъекции тестостерона и тянули буквально до последних дней перед выездом. В последние дни вводили по половине или по трети ампулы: обычной, содержавшей один кубик масляного раствора, 50 мг тестостерона пропионата, либо Вирормона, модного эмульсионного раствора, содержавшего 100 мг эфира тестостерона в двухмиллилитровой ампуле. В общем, всё как было, так и осталось, за десять лет моего отсутствия в лаборатории в российском спорте ничего не изменилось.