Конечно, причина была не в жаре во время той тяжёлой тренировки, но это стало последней каплей. Такой срыв был связан с моим похуданием: при росте 175 см я хорошо бежал с весом 67–68 кг, но все в один голос говорили, что я должен весить 62–63 кг и мне надо меньше есть. Я увеличил объём бега, стал меньше есть и пить — и снизил вес до 63 кг. Но после 12 километров темпового бега у меня потемнело в глазах, когда я мылся в душе, и я упал, просто рухнул в какой-то обморок. И вот через неделю после этого, когда по жаре на стадионе я сделал три раза по 2000 метров за 5:39, 5:41 и 5:36, в моче появилась кровь. Стало ясно, что всё это было неправильно, что я заехал куда-то не туда, и, как говорили в советское время, — глуши мотор и сливай воду.
Настала середина лета, начались студенческие каникулы, и я для удовольствия каждый день бегал в лесу по 12–15 километров с Аяксом, моей лохматой и весёлой собакой, мы даже на время, то есть на скорость бега, не смотрели и пульс не измеряли. На обратном пути мы забегали искупаться на Байкал — так называлась большая и длинная запруда в Ромашкове, раньше на её месте располагалось стрельбище. Это был редкий месяц, когда у меня и Аякса (он был красивой помесью лайки и эрдельтерьера) получился одинаковый объём беговой нагрузки. Но вдруг в один прекрасный день мне позвонили из спортивного клуба МГУ и сообщили, что мы должны ехать в Чехословакию на международные соревнования, получено приглашение из Братиславского университета! Я включён в команду и в начале сентября должен бежать на двух международных соревнованиях: 5000 метров в Братиславе, затем 1500 метров в Нитре.
В советские времена выезд за границу был событием, строкой в биографии. Уже на первом курсе меня взяли на университетские соревнования в ГДР, в Берлин, и я тогда оправдал доверие, выиграв в «Динамо-Шпортхалле» бег на 3000 метров по деревянной 133-метровой дорожке; я пробежал за 8:33.5, и мне всё время казалось, что я бегу по бесконечному грохочущему повороту. В 1979 году мы снова ездили в Берлин на соревнования по приглашению Гумбольтовского университета, но это оказалось в последний раз, так как сборная команда этого университета осталась в Западной Германии, не вернувшись после соревнований назад, в социалистический лагерь. С того времени наша дружба переключилась на Братиславский университет.
Но что мне делать, я в полнейшем разборе, а через месяц должен хорошо и быстро пробежать за границей 5000 метров — за честь родного университета! За лето я превратился в любителя бега с собачкой, однако, как шутили в советское время, на соревнования за границу едет не тот, кто хорошо готов, а тот, кто был оформлен. И мой загранпаспорт автоматически пошёл на оформление. Так как это был мой третий выезд в социалистическую страну, то на собеседование в комитет комсомола и в студенческий совет МГУ меня не пригласили: обычно новичков там мучили вопросами из области политической подготовки и знания международного положения. Порою собеседование могло показаться суровым испытанием, но я не помню случая, чтобы после него кого-нибудь из наших легкоатлетов «отцепили от поездки».
Надо готовиться, надо снова бегать по стадиону отрезки в шиповках в соревновательном темпе. Я проделал мою любимую втягивающую работу: 10 раз по 500 метров через 300 метров трусцой; вся тренировка укладывалась в 28 минут. Однако состояние было ужасным, мой организм протестовал, во рту ощущался привкус крови, будто я только что побил свой личный рекорд. Всего три недели до выезда — что же мне делать? В голове крутились советы друзей: чего ты мудришь, кому и что ты хочешь доказать? Оглянись вокруг: как быстро все бегут и не думают, хорошо это или плохо — принимать анаболические стероиды. Плохо, если их не принимать. Посмотри на себя и подумай — ты ничего никому не докажешь, сам видишь, как глупо бегать чистым «на своих дровах»: грохнулся в обморок, кровь в моче и депрессия на всё лето. И пора бы тебе уже понять, что организм не дойная корова, его надо беречь, поддерживать и укреплять всеми возможными способами.
К тому времени теоретических знаний у меня было достаточно, и самым надёжным способом при отсутствии допингового контроля были инъекции Ретаболила. Как раз для начинающих оптимальным вариантом были три инъекции с интервалом 7 дней: получается две недели, и остаётся неделя до соревнований, чтобы разбегаться и «провернуть фарму́», то есть усвоить фармакологию. Потом, должен же я когда-нибудь попробовать анаболические стероиды, ведь апостол Павел прямо писал коринфянам (1 Кор 6:12): «всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною».
Моя мама сделала мне первую инъекцию. Ампула плавала несколько минут в чайной чашке в горячей воде, пока масляный раствор не стал текучим, менее вязким. Затем мама быстро ввела содержимое ампулы через довольно толстую иглу, пока раствор не загустел. Укол болезненный, но я всегда любил болезненные инъекции витаминов группы В, которые нам делали на сборах, после них бежишь будто пришпоренный. Ретаболил понемногу стал чувствоваться, и я перешёл на две тренировки в день. После третьей инъекции ноги потяжелели, но в целом бежалось всё лучше и лучше, восстановление было замечательное, к тому же я набрал килограмма два мышечной массы и почувствовал, что джинсы стали тесноваты.
Когда до отъезда в Братиславу оставалось два дня, я пробежал большой круг в лесу, 21 километр, за 1 час 17 минут. Был серенький скучный денёк, с утра тоскливо накрапывал дождик, вода в лужах по-осеннему потемнела и казалось глубокой. С неохотою, зеванием и вздохами — мы с Аяксом выбежали только под вечер. По скользким и грязным тропинкам я бежал автоматически, просто переставляя ноги, но в подъём бежалось легко, и я поддавал, как на мопеде. Это был ответ моего организма на допинговую поддержку. В конце мы побежали довольно быстро; грязь и лужи, в лесу уже стремительно темнело, но с каждым километром становилось всё легче и казалось, что нет предела: моё тело и даже руки наливались неведомой силой. Бежалось замечательно, более того, я прибежал настолько свежим, что мог бы пробежать этот круг снова. Аякс, мой бедный пёс, с языком до земли добежал и рухнул как подстреленный, растянулся и затих в мокрой траве; не ожидал он под вечер нарваться на такой длительный и напряжённый бег. И весь следующий день валялся дома, «ловил отходняк». Вот так-то бегать чистым…
Ну что за слово такое, все тупо повторяют — допинг. Обыкновенные люди думают, что это отрава, такое зелье, принятое в последний момент, как перед штурмом Зимнего дворца, чтобы ничего уже не чувствовать, орать и нестись неведомо куда. И что это вредно и в итоге непременно скажется на здоровье самым отрицательным образом. Только оказалось, что отрицательным образом сказываются напряжённые тренировки, и когда встаёт вопрос: или кровь в моче и обморок, или препараты, улучшающие самочувствие и результат, — то выбор очевиден. Тут речь не о морали, тут срабатывает инстинкт самосохранения.
Мы ехали поездом до Братиславы две ночи и день, и ногам моим не было покоя, чувствовалась крепатура, хотелось побегать или просто подвигаться. Как только приехали, я вместо обычной лёгкой разминки за день до старта отбегал больше часа, будто с поводка сорвался. Соревнования назывались «Истраполитана митинг» и проходили на футбольном стадионе «Интер». Я сразу от всех убежал и с большим отрывом выиграл бег на 5000 метров за 14:13.99. Легко, будто на велосипеде.
Через пару дней нас повезли в Нитру, небольшой городок, где проводили ежегодные соревнования для метателей, так что из беговой программы была только полторашка. Но полной неожиданностью оказалась гаревая дорожка, в СССР таких дорожек почти не осталось. Для бега по ней нужны были длинные, сантиметра три или четыре, шипы, которых у меня не было. Но организаторы, надо отдать им должное, дали мне длинные шипы и ключ, чтобы я мог вывинтить короткие пирамидальные шипы для бега по синтетическому покрытию и заменить их на эти гвозди; с такими гвоздями братья Знаменские бегали в довоенные годы.
В Нитре я выиграл бег на 1500 метров с результатом 3:53.2. Первый километр мы топтались и толкались, начали медленно, пробежали первую тысячу за 2:42, и тут все сразу понеслись сломя голову, я с ними тоже разогнался, на повороте немного продышался и очухался, вдруг обрёл уверенность — и на последних двухстах метрах держался с лидерами, всё контролировал, пока не оторвался от них на финише. Если было бы надо, я бы мог прибавить ещё, скорости у меня переключались, как на мотоцикле. Победа! Я вывинтил шипы, отдал эти страшные гвозди организаторам и поблагодарил, потом немного побегал, замялся и переоделся. И меня наградили красивой хрустальной вазой, самой большой и тяжёлой за всю мою карьеру, — и в газете «Московский университет» напечатали фотографию: мне вручают эту вазу из зелёного хрусталя. Фотография, правда, была чёрно-белой.
Вот и лето прошло! Вернулись в Москву, и сразу навалились учёба, дожди, холод, темнота. Оказалось, что меня заявили на чемпионат СССР по лёгкой атлетике. Конечно, в сильнейший забег меня не поставили. Бежали 19 сентября в Лужниках, на Большой спортивной арене, где всегда по кругу дует ветер. После тёплой Братиславы холод был невыносимый, четыре градуса жары, как мы шутили. Я разминался в двух костюмах, затем мне безжалостно намазали и растерли спину, руки и ноги западногерманским Финалгоном, была такая разогревающая мазь, от неё кожа просто горела. Дали команду «снять костюмы»; меня сразу объял дикий холод, будто вошёл в ледяную воду! Нас построили в два ряда, выстрел — побежали, и все мысли сразу вылетели из моей головы. Без особых усилий, на автопилоте, я начал бег в толпе со всеми; на отметке 3000 метров у нас было 8:28, вроде ничего такого особенного, бегу и бегу, переставляю ноги и смотрю, чтобы никого не зацепить и чтобы меня не задели. И кто бы мог подумать, что я выбегу из 14 минут, пробегу 5000 метров за 13:58.91! Я столько об этом мечтал, а получилось так буднично и неожиданно, по холодку, без хрипов и мучений, и мне совсем немного не хватило до выполнения норматива мастера спорта СССР — 13:55.0.