Стоило мне только уснуть, как я открыла глаза. Тихое пиликанье вокруг, из коридора приглушенные голоса. Прекраснейшая, самая милая моей душе реанимация! Но визжать от радости на этот раз не хотелось. Однако не удержалась и помахала рукой заглянувшей медсестре. Она тут же исчезла и через минуту вернулась с Дмитрием Александровичем. Он, как и в первый раз, сначала посмотрел на все пиликающие мониторы, а уже после на мое лицо. Говорил еще серьезнее, чем раньше:
— Плохие новости, Ольга. Опять кома, и никаких изменений в показателях. Больше трех часов. А я до сих пор не знаю причину. Похоже, вам придется задержаться в моей компании.
Я улыбнулась ему — широко и искренне. Он, по всей вероятности, опешил и сел на стул рядом. Немного наклонился:
— Ольга, ты должна кое-что понять, — реаниматолог неожиданно перешел на ты. — Утром мы соберем консилиум и обязательно найдем причину. Но я уже успел обсудить твой случай с несколькими коллегами — и ровным счетом никто не понимает, что с тобой происходит.
— И что в этом плохого, Дмитрий Александрович?
Он вздохнул:
— Знаешь, есть такое понятие — врачебная интуиция. Она у меня вопит, что с тобой все в порядке. Я вот смотрю на тебя и не могу себя убедить, что ты нездорова. Настолько цветущих лиц я в этом помещении ни разу не видел, — он грустно усмехнулся. — А еще есть понятие — врачебная ошибка. Мы можем так ничего и не найти, но причина обязательно есть…
У меня же обо всем происходящем успело сложиться другое мнение:
— Дмитрий Александрович! Я вам кое-что скажу, только не смейтесь! Я попросту засыпаю — и в этот момент просыпаюсь в каком-то другом месте. А когда засыпаю там, то просыпаюсь здесь. И еще в моей голове сидит одна лохушка, которая бесконечно болтает.
— Не понял, где просыпаешься?
— В другом месте… С… гаками… — вслух это прозвучало еще нелепее, чем в моих мыслях.
Врач поспешно встал, еще раз взглянул на пиликающий аппарат:
— Повторим утром томографию. Возможно, на первом снимке пропустили опухоль. Ты только не паникуй, если стадия ранняя, то вполне поддается лечению.
— Опухоль мозга? — я и не собиралась паниковать, просто уточняла.
— Зрительные и слуховые галлюцинации вкупе с необъяснимыми комами… Я уже и не знаю, что думать. Но проверим еще раз.
Какова вероятность того, что он прав? Ничего со мной не происходило — все лишь проекция разъедаемого раком мозга? Если уж выбирать, то я предпочла бы оказываться в другом мире с некромантами и гаками. Ненадолго, конечно.
— Дмитрий Александрович, — окликнула я, поскольку врач уже выходил из палаты. — А можете мне дать что-нибудь такое, чтобы я не спала? Вообще никогда не спала!
Он только головой покачал. Но чуть позже я все-таки выпросила у медсестры потрепанную книжку и твердо вознамерилась продержаться как можно дольше.
Ближе к утру глаза сами собой закрывались.
— Танюх! — мысленно позвала я, чтобы взбодриться хотя бы разговором. Однако девица моя не ответила. — Тань, ты где там?
И снова тишина. Неужели испарилась? Но пару часов назад она совершенно точно была со мной. Прочла еще пару страниц, поглазела в потолок, поняла, что очень скоро сдамся, и потому позвала снова — на этот раз вслух и строже:
— Танюха!
— Ну что? — мне буркнуло недовольно.
Я пережила прилив разочарования, но пыталась думать без подчеркнутого раздражения:
— Где ты была?
— Здесь была. Спала я.
— Спала?!
Этот факт отчего-то меня очень возмутил. Пока я тут за всех отдуваюсь, нахлебники с чистой душой дрыхнут?
— Спала, — на этот раз ее голос прозвучал довольно. — Я, кажется, за всю предыдущую жизнь столько не отсыпалась, как теперь.
Моему же возмущению не было предела:
— Ну ничего себе! А я что, получается, вообще спать не должна?
— Не ругайся, Оль, — Тайишка зашептала примирительно. — Возможно, я отсыпаюсь за нас обеих. Или ты успеваешь отдохнуть во время перемещений… Ну признай же — ты всегда просыпаешься бодрой.
Что правда, то правда. Я и сейчас понимала, что хоть и раздавлена усталостью, но стоит мне только уснуть и проснуться в их ужасном мире, как я буду чувствовать себя иначе — будто на самом деле часов восемь отсыпалась. И все равно текущее распределение задач меня не устраивало, потому я решила плеснуть масла в огонек:
— И ты даже не проснулась, когда Дмитрий Александрович заходил?
— Дмитрий Александрович… — протянула Тайишка. Уже по ее тону стало понятно, что я попала в нужную точку — врач моей подселенке нравился бесконечно.
— Ну да. На свидание меня пригласил… Так и говорит, утром МРТ сделаем и на свидание рванем.
— На свидание? — она внутри меня запищала и словно бы в ладоши захлопала.
До чего же наивная! И в голову ведь не приходит, что мы в реанимации находимся, и от первого свидания хоть с кем-то меня, возможно, отделяет целая опухоль… Зато после этого я уже наслаждалась издевательством:
— Ага. На карете, говорит, за тобой заеду и рванем. А я ему: да что вы, Дмитрий Александрович, я не такая, чтоб прям на второй день знакомства сразу на карете…
— У-у, — разочаровалась Тайишка. — Но в чем-то ты права, конечно… Хотя ведь видно, что человек он благородный и порядочный. Из хороших некромантов.
С чего, интересно, ей это видно-то стало? Мы с ним парой фраз за все время перекинулись. Он может быть вовсе не порядочным, или наоборот — самым порядочным мужем и отцом многодетного семейства. Но у дурехи моей наивной мыслительная деятельность так широко не работала. Я только-только входила в азарт:
— И так он разозлился на мой отказ: глаза вспыхнули страстью, на лбу испарина…
— Прямо-таки сразу страстью? — не поверила, но на всякий случай обрадовалась она.
— Страстью, страстью… Подходит он к моей кровати и говорит: «Моей будешь, душенька Ольга! По воле или без таковой!»
— Ого… Там ведь женщина лежит. Неужто прямо при посторонней такое сказал?
— Да она в коме лежит. Считай, что в другом мире… Так вот, подходит он, глазищами своими карими зыркает — я от одного его взгляда мокрой стала…
— В смысле?
— Ну… понравился мне его взгляд. А он простынь откидывает, одежду с меня срывает и наваливается сверху. Я поначалу-то еще кричала, сопротивлялась, но он меня поцелуем и заткнул. А дальше я уже и не сопротивлялась. Ноги ему на плечи закинула, да так стонала, что медсестры в палату забегали, краснели и тут же выбегали… Но знаешь что, Танюха, некромант-то наш прекрасный на этом не закончил! А закончил он мне в…
— Стой! — неожиданно взбеленилась Тайишка. — Хватит!
— А что хватит-то? Неинтересно рассказываю?
— Да разве такое непотребство можно?.. Это как же… Пока я спала, ты тут… стонала?
— Еще как стонала! Он обещал после МРТ опять зайти — повторим, говорит, только меня перевернем…
— Хватит!
Она была настолько возмущена, что даже моего смеха не слышала. А я уже вслух хохотала, хоть и пыталась зажать рот рукой, чтобы медсестры на самом деле не услыхали и психиатра не вызвали. Тайишка отчего-то совсем границы потеряла:
— Это же… как же? Неблагородный совсем… и ты… как куртизанка какая?
— Куртизанка? — я перестала смеяться. — Тебя тут вообще оттарабанили, пока ты спала!
— Легкомысленная куртизанка!
— Ты это, Танюх, слова-то выбирай…
— А как еще на подобные вещи смотреть?
— Ты просто злишься, что тебя не разбудили.
— Белые духи леса! Я бы тогда вообще от стыда сгорела! А если мы с тобой ребеночка понесем? Об этом не думала, легкомысленная… Оля?
Я бы могла остановиться — признать, что соврала. Но это было выше моего чувства юмора:
— Не понесем, Танюха, выдохни. Мы это… резиновой магией предохранялись.
— Чем?
— Магия резиновая. Ее на член натягивают. А член, если ты вдруг не знаешь, — это пенис, ну… гениталии мужские, то, что у парней между ног растет.
— А, — она отрезала коротко, как только поняла, и сразу замолчала.
Возможно, она там внутри в обморок грохнулась. А мне веселья надолго не хватило: уже минут через десять снова захотелось спать. За окном уже рассвело. Еще полчаса, и начнутся новые анализы и диагностика. Но я, кажется, полчаса не протяну…
— Тань… Тань, спишь опять? Поговори со мной, иначе засыпаю.
— Не сплю. Пытаюсь понять тебя и принять без осуждения.
— Да пошутила я. Вот теперь можешь осуждать.
— О чем пошутила? О порочной связи с прекрасным некромантом?
— Ну да.
Она облегченно выдохнула и даже хихикать принялась. Но теперь и это не помогало. А потом она и выдала:
— Слушай, Оль, я о чем подумала — когда Эльрик проснется и увидит мое тело, то решит, что померла опять.
— И что?
— И бросит меня там, гаке на съедение. Не потащит же с собой.
Мне почему-то вообще такая мысль в голову не приходила. Скорее всего мне попросту было плевать, что там произойдет, пока я здесь. Но неудивительно, что Тайишка на этот счет очень тревожилась. Да и мне не по себе стало — ведь если нас там съедят, то она навечно во мне останется… Я уже почти привыкла, конечно, но если она примется читать мне нотации по любому поводу… Это что ж за веселенькая жизнь нас обеих ожидает?
Приняв решение и не собираясь его обсуждать, я закрыла глаза. Нет у меня пока иного выхода, как спасать обеих в двух мирах. Вот как найдем решение проблемы и разделимся, когда я смогу оставить Тайишку в ее теле, тогда уж можно и отпустить свою ответственность.
Глава 3
Эльрик лежал рядом и смотрел в ясное небо. Как только я пошевелилась, медленно повернул голову в мою сторону:
— Так и знал, что снова воскреснешь… Мертвая была. Я что же, мертвого от живого не отличу?
— И тебе доброе утро.
Я потянулась и приподняла голову. Гака крутилась неподалеку: тварь поскуливала и с такой тоской смотрела в нашу сторону, словно надеялась, что мы из жалости к ней выйдем и позволим себя съесть. Она передвигалась, как и ночью, на четырех конечностях, но подпрыгивала теперь с видимой тяжестью. То ли от голода стала вялой, то ли Эльрик вчера сказал правду: при свете дня человекообразное чудище слабеет. Сейчас ее безобразное тело уже не казалось таким страшным, от такой твари я, возможно, и сама сбежать смогу. Потому я зевнула и снова посмотрела на своего неприятного попутчика: