я по каким-то своим делам, а заодно привез для меня целый фунт мороженного, которым я затем устроившись за столиком на палубе, буквально обжирался, причем так, что по словам графа, даже на ушах появилась изморозь.
В Таганрогском заливе, граф, со своим другом поставили парус, и дальше мы шли уже под ним, практически без остановок до самого Керченского пролива. Здесь похоже нас тоже собрались было досмотреть, но друг Марка Леонтьевича, встав к борту, что-то довольно быстро отсемафорил, двумя флажками, догоняющему нас пароходику, и тот практически не сбавляя хода, тут же свернул со своего курса, чуть не зачерпнув бортом воды. До самого Севастополя, никаких встреч не происходило, мы не торопясь шли вдоль берега, Граф, со своим другом, или занимались какими-то своими делами, чаще всего находясь при этом в ходовой рубке, я же был предоставлен самому себе. Чаще всего, или читая одну из книг из имеющихся на судне, или же сидя с удочкой у борта. Не сказать, чтобы рыбалка была успешной, но так или иначе, иногда, что-то все же цеплялось на крючок, и потому я был рад хотя бы этому.
К сожалению, на баркасе, при всех имеющихся удобствах, напрочь отсутствовал холодильник. По большому счету, его время еще просто не пришло, поэтому приходилось довольствоваться или консервами, или выловленной рыбой. При этом, тот же Граф***, готовил на уровне Длинного. То есть, этим можно было в какой-то степени насытиться, но вкусной эту пищу назвать было нельзя. Хотя и противной она тоже не была. А его товарищ, возможно и был хорош в чем-то ином, но самое многое, что от него можно было ожидать, как это не подгоревшей яичницы, или утреннего бутерброда с кофе. Вот кофе у него всегда был просто изумительным, как бы то ни было, у меня такого никогда не получалось.
И как-то само собой вышло так, что с некоторых пор, «штатным коком» на судне стал именно я, впрочем, не сейчас, ни тогда, когда я путешествовал с Длинным, меня это совсем не напрягало. Разве, что вызвало некоторое удивление со стороны графа, но я отмазался тем, что последнее время, после октябрьских событий, нас очень сильно уплотнили. То есть тот дом, который мы занимали своей семьей, вдруг в одночасье превратился в какую-то ночлежку, как когда-то говорил Длинный. Правда, Графу я назвал это скопище людей насколько иначе, но смысл был именно таким. В итоге, вместо огромного дома, нам досталась всего лишь кухня и небольшой чуланчик. Вернее сказать, чуланом это место было до революции, а вот после нее, эту комнатушку занимали родители. Мне же пришлось довольствоваться диваном на кухне.
С другой стороны, мама всегда считала, что нам еще повезло. Во-первых, потому, что с кухни имелся отдельный выход на улицу, а во-вторых тем, что здесь имелась дровяная плита. И в итоге, эти два, или вернее полтора помещения, вдруг оказались самыми теплыми в доме. Вот, как бы присутствуя постоянно при матери на кухне и сам того не осознавая научился более или менее готовить. На самом деле, было, наверное, все иначе, но Граф***, счел мое объяснение, вполне приемлемым. И теперь на камбузе баркаса командовал именно я, уступая место только Сергею Юрьевичу, для приготовления кофе.
В Севастополе, мы вошли в Казачью гавань, и оставив баркас под присмотром каких-то морячков, сели на пролетку и отправились в одну из городских гостиниц. Город, пока еще находился под властью генерала П. Н. Врангеля, которого А. И. Деникин назначил своим преемником на посту командующего Добровольческой армией. Врангель сделал город своей резиденцией, и сейчас это место, напоминало собой разворошённый муравейник. Честно говоря, мне здесь не понравилось. Дело в том, что у Марка Леонтьевича и его товарища здесь имелись какие-то свои дела, в которых я, к сожалению, был явно лишним, и поэтому большую часть времени, мне приходилось сидеть с книгой, или же с грустью наблюдать за тем, что происходит на прилегающей улице.
Оказаться в одиночку на улице, значило бы подвергнуть себя немалой опасности. Тем более, что все говорило о том, что очень скоро здесь окажутся Красные, и тогда всем будет некогда. Потеряться в такой толпе народа, или того хуже оказаться в чьих-то заложниках, было проще простого, особенно учитывая то, что сейчас мне было всего десять лет, и я фактически был лишен возможности как-то постоять за себя. А вновь оказаться в беспризорниках, и неизвестно сколько времени, влачить нищенское существование, терпя побои и унижения от старшаков, мне совершенно не улыбалось.
Впрочем, мое заточение не продлилось слишком долго, уже спустя неделю, мы вновь взошли на баркас, приняли на борт запасы угля для паровой машины, и продуктов питания, для себя, и вышли в море. Хотя по словам того же Графа***, выходить в море на этом суденышке было довольно опасно, оно хоть и предназначалось для внутреннего плавания, но здесь скорее требовался более опытный судоводитель, что сам граф или его товарищ. И похоже одной из причин захода сюда как раз и были поиски капитана, на время перехода по Черному морю. Но увы, этот человек был так и не найден, а время поджимало. Все говорило о том, что вскоре это город придется сдать. Что должно было произойти после сдачи города Красным, было известно наверное одному богу. Но ничего хорошего от этого не ожидали.
Глава 2
2.
Была и еще одна, наверное, самая веская причина. Осень, на Черном море — сезон штормов. И если летом еще есть какая-то надежда, что все обойдется благополучно, то чем ближе к зиме, тем остается ее все меньше. Загруженного на баркас угля, должно было хватить километров на двести, поэтому вначале, пока была относительно хорошая погода, мы шли под парусом. Выйдя из бухты, наше суденышко тут же повернуло на юг и пошло к Турецким берегам. Это был самый короткий путь, чтобы оказаться за кордоном. Тем более сейчас, когда ни о каких границах не шло и речи. Какие уж тут границы, когда непонятно от кого, и для кого, охранять территории.
Правда существовала некоторая вероятность в том, что турки попытаются напасть и захватить наш баркас, но чтобы этого не произошло, отойдя от берега километров на пятьдесят, Марк Леонтьевич, вывесил на корме Швейцарский флаг, а на носу судна, вдруг откуда не возьмись появился пулемет Хайрема Максима, на высокой треноге. Да и мы находящиеся на судне люди вдруг резко перешли на немецкий язык, начисто забыв, что еще пару дней назад общались по-русски.
Меня всегда удивляла способность Графа***, без особенных проблем, переходить с одного языка на другой. Порой казалось, что ему известны все языки мира. Позже во время путешествий, я не однажды наблюдал как приезжая в чужую страну, в Италии он свободно общается на Итальянском, в Лиссабоне, переходит на португальский, а в Швейцарии на немецкий, или же на местный диалект, который вообще представлял собой дикую смесь немецкого, французского и итальянского языков. И его речь все прекрасно понимают. Знание мною нескольких языков. Конечно не такого количества как у него, он воспринимал как должное. По его мнению, образованный человек просто обязан не испытывать никаких проблем с общением в любой стране. Ради интереса я как-то спросил у него, знает ли он Китайский?
— Какой именно, ты имеешь ввиду? — Его встречный вопрос поверг меня в изумление.
Оказалось, что на территории Китая имеется больше сотни самых разных диалектов языка, и порой люди даже, живущие в соседних районах, говорят на разных языках. Но самое интересное оказалось, в том, что граф действительно знал один из этих диалектов, называемый «Пекинским», который считался как бы общим языком. Правда, утверждать, что он владеет им в совершенстве было нельзя, но как сказал сам Марк Леонтьевич, выяснить некоторые вопросы был он все же был в состоянии. Мне не было доступно даже этого, А еще его здорово удивило то, что я совершенно не знаю французского.
Для него это было просто дико, особенно учитывая тот факт, что моя мать по его словам знала этот язык чуть ли не лучше своего родного русского, и в молодости даже писала на нем недурные стихи. Почему так произошло, совершенно вылетело из моей головы, зато мои знания немецкого, испанского и португальского, не вызвали у него никаких вопросов, хотя я прекрасно помнил, что ни один из этих языков в моей семье не знали.
Уже вблизи Турецкого побережья нас застиг небольшой шторм, правда мы находились уже буквально в десятке километров от него, и шли не под парусом, а на парах. Граф, сразу же загнал меня в трюм, чтобы исключить мое выпадение за борт, а сам встал у штурвала. Двухчасовая борьба со стихией окончилась вполне благополучно, Довольно скоро, удалось завести нашу скорлупку в какую-то бухту, и там переждать непогоду.
Дальнейшее путешествие вдоль берегов Турции проходило тихо и спокойно, лишь однажды, какой-то катер, видимо не разобравшись чей флаг развивается на нашей корме, попытался перерезать нам путь, но Сергей Юрьевич, быстро привет в чувство местных пиратов, буквально скосив их с палубы, а подоспевший полицейский катер, похоже прятавшийся где-то в прибрежной бухте, вначале попытался наехать на нас, но видимо довольно скоро там разглядели флаг и принадлежность судна, и решили не вмешиваться.
В проливы мы вошли достаточно спокойно, если не считать галдящей толпы плавучих торговцев, буквально облепивших баркас со всех сторон, и предлагающих купить все, что угодно. От аляповатых глиняных свистулек в виде птичек, до довольно потертых ковров, якобы некогда принадлежащих какому-то султану. Хуже всего было то, что все они не только вразнобой расхваливали свои товары, но при этом пытались влезть и на баркас, чтобы попутно чего-нибудь скрутить или просто подхватить какую-то плохо лежащую вещь. И поэтому, в то время, как Граф***, находился у штурвала, Сергею Юрьевичу, приходилось торчать на палубе, отгоняя особенно назойливых турок. Мне же, ничего не оставалось делать, как дежурить возле котла, поддерживая необходимое давление и подбрасывая уголек. К вечеру, их стало поменьше, но исчезли они только после выхода в Мраморное море, и то, далеко не сразу. Хорошо хоть проливы оказались не такими длинными как я думал, но все же почти девять часов постоянного шума выведут из себя кого угодно.