— Монро, ты идешь?
— Нет, — ответил он, вдруг он вспомнил, что он в печали, и снова выпятил нижнюю губу.
— В таком случае, — сказала она с улыбкой, — я выеду за пределы комплекса. Меня никто беспокоить не станет. Вот, можешь убрать? — попросила она и протянула ему треугольник. — Больше уже не буду с ним практиковаться. Вот настолько скучно мне было, Монро. Но быстрый кружок на Хили куда лучше этого тинь-тинь-тинь, песни Джони в одной ноте. Вернусь к обеду. И она ушла, по коридору, вниз по лестнице и дальше в большой мир.
Поскольку Монро был очень богат, Алиция, его первая жена, выглядела, как его вторая жена, но даже будучи в глубокой печали, он с удовольствием наблюдал за ее походкой. Одно из немногих удовольствий, доступных ему сейчас, Алиция. Он знал, что ему повезло, что она осталась с ним, когда все эти крысы… начали сбегать, когда корабль начал тонуть.
Она ушла. Он стоял один в коридоре, ему было некуда идти и нечем было заняться. Даже вечеринку устроить нельзя.
«Господи», — подумал он про себя, — «пусть уже хоть что-нибудь произойдет».
4
Когда Дортмундер вошел в бар «Бар и Гриль» на Амстердам авеню в одиннадцать вечера, Ролло, бармена, нигде не было видно. Завсегдатаи, которые, как обычно, разместились с левой стороны бара, продолжали свои посиделки без него, прямо как оркестр без дирижера.
На этот раз их беседа охватила проблемы глобального потепления. — Причина глобального потепления, — сказал один из них, когда Дортмундер присел рядом с ними с правой стороны, — это кондиционеры.
Двое или трое из завсегдатаев хотели было обсудить эту идею, но он властным голосом, обращаясь скорее даже ко всей группе, сказал: — Что значит «кондиционеры»? Кондиционеры охлаждают воздух.
— Внутри помещения, — ответил первый завсегдатай. — А куда девается все тепло, которое изначально было внутри помещения? Оно выходит наружу. Через, так называемое, вентиляционное отверстие. Холодный воздух находится внутри помещения, а горячий выходит наружу, отсюда и глобальное потепление.
Третий завсегдатай, которому в последний раз не дали слова, теперь имел возможность высказаться:
— А зимой как? Никто не пользуется кондиционером зимой, все включают отопление и печи, чтобы тепло оставалось внутри.
— И что? — не понял вопроса первый. — В чем суть?
— Суть? — третий завсегдатай очень удивился. — Сут в том, что зимой кондиционеры не работают, так каким тогда образом они влияют на глобальное потепление?
— Да ну тебя, болван, — фыркнул первый. — Зимой не бывает глобального потепления, все об этом знают. Зимой холодно.
— Но не в Южной Америке, — напомнил четвертый.
— Болван? — возмутился третий. — Я не ослышался? Болван?
— Да не ты лично, — успокоил его первый, — это я так, в общем. И тут решил высказаться четвертый:
— Хорошо. Допустим, в Южной Америке зимой тоже есть глобальное потепление. Когда у нас зима. У них лето. Это то же самое.
Третий завсегдатай, пытаясь разобраться в сказанном, бормотал себе под нос:
— Как можно назвать кого-то болваном в общем?
И тут вставил свое слово пятый завсегдатай:
— В любом случае, дело не в кондиционерах, — подытожил он. — Дело в угольных шахтах.
Никто не одобрил эту идею. Третий завсегдатай даже забыл, что его обозвали:
— Угольные шахты? Думаешь, парочка небольших угольных шахт в Пенсильвании может вызвать глобальное потепление?
— Не только в Пенсильвании, — поправил его пятый. — В России тоже есть угольные шахты. По всему миру есть.
Второй завсегдатай, чей громкий голос не было слышно какое-то время, теперь заговорил:
— В основном, все дело в праздниках. Я имею ввиду, что другие вещи тоже влияют, хотя я не знаю этого наверняка, но главная причина — это праздники.
Первый завсегдатай, сторонник кондиционеров, повернулся к новому теоретику и спросил:
— А праздники тут причем?
— Их слишком много, — пояснил второй. — Когда есть выходной, каждый садится в машину и куда-то едет, или летит на самолете. Все это топливо, которое сжигается, выделяет очень много тепла.
Еще до того, как кто-то успел прокомментировать, третий завсегдатай спросил:
— Я только одного не могу понять: почему получается, что все праздники в понедельник? Это на самом деле так работает или это конспирация?
Конспирация, хм. И все задумались. Женщина, сидевшая рядом, сказала:
— День Благодарения не в понедельник, а в четверг. Я-то знаю, я готовлю на этот праздник.
— А другие? — спросил ее третий завсегдатай. — Другие, названия которых сразу и не вспомнишь.
— Рождество, — предложил первый, — точно не по понедельникам, а вообще черт знает когда. Помню, какое-то Рождество выпало на воскресенье, вдруг ни с того, ни с сего.
Ролло тем временем вернулся с улицы, на нем был его цветастый передник и шарф, длиной одиннадцать футов, как у Боба Кречита, хоть за окном уже был цветущий и пахнущий поздний май. Через неделю в понедельник, кстати говоря, будет — по крайней мере, так решили политики — День Памяти — помните такой праздник? Увидев Дортмундера, он сказал:
— Через минуту к тебе подойду.
— Не торопись.
Ролло все равно бы занимался своими делами, но, тем не менее, сказал:
— Спасибо. Вернувшись на свое привычное рабочее место за барную стойку, он долго разматывал шарф, а потом поднял маленькую коробку и сказал:
— У меня закончился биттер Д'Агостино.
— Хорошо.
Когда он повернулся лицом к бару, на задней барной стенке, Дортмундер заметил, что там появилась какая-то странная штуковина: наполовину кассовый аппарат, наполовину телевизор, только вместо каналов показывало какие-то квадратики и прямоугольники разных цветов. Он головой указал на эту штуку и спросил:
— Что это?
— Это? Ролло повернулся посмотреть на аппарат, чтобы понять суть вопроса. — Это, — сказал он, расставляя бутылки биттера на место гренадина, — новый компьютеризированный кассовый аппарат. Владелец поставил сюда, для эффективности.
— Компьютеризированный?
— Да. Скажем, например, ты заказал пиво, — привел пример Ролло. — Знаю, что ты пока ничего не заказывал, просто для примера.
— Хорошо, — согласился Дортмундер.
— Этот аппарат, — сказал Ролло, повернувшись к аппарату, но пока не прикасаясь к нему, — считывает твой заказ, в зависимости от того, куда я нажму на экране.
— Ты нажимаешь на экран?
— Только если сделан заказ, — напомнил Ролло. — Ну вот, предположим, ты сделал заказ.
— Это я понял, — сказал Дортмундер.
— Хорошо. Ролло решил продемонстрировать, как это будет выглядеть, и своим мясистым указательным пальцем он показывал на экране, не прикасаясь к нему:
— Сначала я нажимаю «Пиво», потом «Здесь», потом «8 унций», и «Продажа». Потом заказ появляется в этом квадрате, в желтом.
— Вижу.
— И тут написано «Одно пиво, 8 унций», здесь, потом написано «Нажмите здесь, если все верно, нажмите здесь, если неверно», я нажимаю «Верно», потом нажимаю «Наличные», а потом «Продажа», и тогда открывается кассовый аппарат.
— Но кассовый аппарат и так открыт, — заметил Дортмундер.
— Точно, — согласился Ролло. — Я его специально так оставляю. Так проще.
А на другом конце бара завсегдатаи пытались выяснить, что происходит в День памяти погибших на войне. — Раньше был такой праздник, — сказал третий завсегдатай. — Помню такой.
Второй завсегдатай, который с громким голосом, сказал:
— Одиннадцать часов, одиннадцать минут, одиннадцатого дня, одиннадцатого месяца.
Третий сказал:
— Может, если этот праздник выпадет на понедельник, его снова будут праздновать.
— И что произошло, — спросил пятый, — когда все эти одиннадцатые цифры совпали?
— Время, когда закончилась война, — гордо ответил второй.
— Какая война?
— Война, которая была в то время.
Непрошеный советчик сбоку спросил:
— А что, если бы на десятой минуте, в одиннадцать часов, одиннадцатого дня, одиннадцатого месяца лейтенант приказал своим солдатам вылезти из окопа и посмотреть, если ли там еще немцы?
С печалью в голосе третий завсегдатай сказал:
— У меня был такой лейтенант.
— Да? — первый завсегдатай очень удивился. — И что с ним произошло?
— Свои же пристрелили.
— Я заберу, — сказал Ролло, поставив перед Дортмундером круглый поднос Рейнгольд Бир, — встречаешься с ребятами в задней комнате?
— Да, — ответил Дортмундер, а Ролло поставил на поднос два широких стакана, неглубокую железную миску со льдом и бутылку со странной коричневой жидкостью под названием «Амстердамский ликероводочный магазин — наш собственный бренд». — Мы будем пить водку, красное вино и пиво с солью, и другой бурбон, — предупредил он, потому что обычно Ролло знал какие посетители что предпочитают. — А парень с выгнутой грудной клеткой, худыми руками и ногами, который отзывается на Честера, не знаю, что он будет.
— Я выясню, — сказал Ролло. — Мне достаточно одной минуты. Пододвинув поднос к Дортмундеру, он сказал:
— Ты первый.
Хорошо, значит он сможет сесть напротив двери. — Спасибо, Ролло, — сказал он и понес поднос мимо обсуждения праздников, где завсегдатаи пытались выяснить, является ли День древонасаждения праздником, или это все же опечатка в Дне труда. Пройдя переднюю часть бара, Дортмундер пошел по коридору мимо дверей, украшенных черными металлическими силуэтами собак, на которых было написано «ПОИНТЕРЫ» и «СЕТТЕРЫ», мимо телефонной будки, разукрашенной граффити, и вошел в маленькую квадратную комнату с бетонным полом. Стены от самого пола до самого потолка были заставлены ящиками от пива и ликера, оставалось лишь немного места для круглого стола, столешница которого была вся заляпана и потерта. Когда-то она была ярко-зеленого цвета, как бильярдный стол, а теперь скорее напоминала цвет бурбона Амстердамского ликерного магазина. Стол был окружен шестью деревянными стульями без подлокотников.