то-то поняли бы. Яйцелюди вознамерились пересечь пещеру, и вот тут-то Склепы показали характер. Посреди пещеры гравитация оказалась в два раза меньше, чем в штреке, изменился и состав воздуха – в нем стало больше кислорода и метана, этакая гремучая смесь, которая начисто отбивает желание закурить. Мне не вдруг удалось продышаться от запаха тухлых яиц, а к тому времени яйцелюди уже прошли изрядное расстояние по стене, они каким-то образом цеплялись за нее, как мухи. Я предпочел просто спрыгнуть, и зря. Внизу проходила граница сред, так что я не полетел вниз, а поплыл, как Алиса в кроличьей норе, а в следующий миг меня дернуло вбок с силой примерно в 0,75G, и я врезался в дальнюю стену, теперь ставшую полом. Яйцелюди замирают, вероятно, благодарные за то, что Большой Тупой Инопланетянин только что предупредил их о какой-то физической хрени впереди. Я поднимаюсь и убеждаюсь, что ничего не сломал. Судя по всему, яйцелюди собираются спускаться по веревке. Они вбивают в стену маленькие крючки, а затем, не обращая внимания на выкрутасы гравитации, просто спускаются по своим тросам, как серебряные пауки. Они уже прошли большую часть пути вниз, когда местный житель проснулся и начал действовать.
Я вижу, как он отлепляется от дальней стены. Большая часть фауны Склепов – низкоорганизованные хищники, сидящие в засаде. Они подолгу находятся в спячке, а когда появляется пища, оживляются. Этот маскировался среди резьбы, длинное червеобразное тело прижималось к стене, заканчиваясь жутким скоплением хватательных щупалец с крючьями, окружающих зубастое ротовое отверстие. Я не замечаю органов чувств, но он явно точно знает, где что находится, и мечтает о яичнице на ужин.
Я издаю предупреждающий вопль, но яйца не реагируют, да может, они вообще ничего не слышат. Так что я хватаю последнего за ногу и волоком оттаскиваю подальше. Где-то тут рядом гравитационный разрыв, и если я на него наткнусь, полечу лицом в стену. Мои маневры заставляют яйцелюдей насторожиться, а может, они увидели тварь, уже развернувшуюся во всю длину. Те, что ближе к полу, обрезают свои паутинки и шлепаются, видимо рассчитывая на свои металлические ножки. Другие начинают двигаться быстрее, но тросики не отпускают.
Червяк не ждет, пока я придумаю что-нибудь полезное. Он нападает. Одно из яиц исчезает в когтистых щупальцах, и целое мгновение мне кажется, что металлическая оболочка ему не по зубам. Однако оболочка трескается со звуком, напоминающим выстрел, и мгновение спустя червь сплевывает разгрызенную скорлупу, а щупальца вычищают остатки внутренностей. Так, значит, яйцелюди все-таки органические. Мне не удается рассмотреть, что там внутри скорлупы, но червяку, кажется, понравилось, и он спешит за добавкой.
Какое-то новое чувство подсказало мне, что граница сред совсем рядом. Я прыгаю, целясь в раздутое тело твари прямо за головой. Но расчеты оказались не совсем точны, и вместо головы я оказываюсь рядом с хвостом. Червяк в это время тянется к другому яйцечеловеку, быстро вращающемуся на конце своего каната. Яйцо вспыхивает, на его оболочке танцуют красные сполохи – видимо, таким образом он пытается отпугнуть монстра. Но червю все по барабану, он хрустит несчастным яйцечеловеком, как будто энергетический разряд – это горчичка сверху. У меня не армейский склад характера. Я в форме – а какой астронавт не в форме? – а с тех пор, как я попал в Склепы, я стал значительно крепче, чем могли бы сделать меня часы в спортзале. Боевыми искусствами никогда не занимался, тем более боксом или чем-то подобным. Вообще я, наверное, пацифист по натуре. Но сейчас монстр ест моих яйцеликих друзей, и я не собираюсь спокойно наблюдать за этим. Вообразив себя обезьяной, я карабкаюсь по телу червя, и во весь голос ору ругательства, приходящие на ум – человеку же нужен боевой клич, особенно если он напуган до чертиков. Щупальца с крючками способны порвать меня в клочья за считанные секунды, но мне повезло, что эта тварь предпочитает яйца.
У меня есть нож. Не совсем нож, но острый кусок металла длиной около сорока сантиметров. Рукоять для него я сделал сам, обмотав металл пластиком. Так вот нож мне очень пригодился, поскольку возле головы монстра он входит в кожу или в тонкий хитин очень легко.
Кажется, я немного схожу с ума, Тото. Видимо, мои одинокие скитания по Склепам меня достали больше, чем я думал. А тут такая отдушина! Есть зверь, с ним надо драться, чем не выход для накопившегося раздражения? Вот я и пытаюсь сражаться с этой тварью.
Позже оставшиеся в живых со мной вместе разбивают лагерь на полу большой пещеры. Яйцелюди передают друг другу части панцирей своих погибших. Видимо, ритуал. Был бы я бихевиористом, воздержался бы очеловечивать моих яйцевидных спутников, а так сразу подумал о том, что они скорбят по своим погибшим. Они передают мне части оболочек, и я с почтением принимаю их, некоторое время держу в руках, а потом возвращаю. Я грязный – это внутренности червя, но пройдет еще немало времени, прежде чем мне попадется приличный душ. Остатки монстра разбросало по двум гравитационным плоскостям. А сейчас я его ем. На самом деле, неплохо.
Некоторое время спустя мы добираемся до штрека, в конце которого стена воды. Здесь мы расстаемся. Они решили идти дальше, а я не готов их сопровождать. В воде чертовски мало кислорода, дышать ей нельзя; мы в эволюционном смысле обленились, слишком далеко уйдя от рыб. Впрочем, не знаю – может, эта вода перенасыщена кислородом, а может, в ней его вообще нет. Да, кто-то живет и в воде, мне тут попадались подобные существа, но людей я там не найду, это точно. Значит, дорога домой не здесь. Нам с тобой, Тото, хорошо бы найти Канзас или, по крайней мере, Солнечную систему, а уж до Канзаса мы как-нибудь и сами доберемся. Яйцелюди останавливаются, понимая, что я с ними не пойду. Я им помахал рукой, а они в ответ помигали своими фонариками. А потом мы разошлись.
МЛАДШЕЙ СЕСТРЕНКОЙ «КАВЭНИ» была «Мара». Ее изначальной задачей считалось разрушение астероидов, но потом ее перепрограммировали на что-то менее катастрофическое. К тому времени подготовка к пилотируемой экспедиции шла семимильными шагами, и несколько команд будущих астронавтов вовсю работали над тем, чтобы совершить космический прыжок, равного которому еще не знало человечество. По ходу дела появлялись все новые технологии, возникали задачи, о которых мы даже не подозревали. НАСА, Роскосмос и ЕКА толкались локтями, пытаясь изо всех сил создать ощущение тесного сотрудничества. А в это время за кулисами шло дерьмовое шоу нескончаемых споров о том, кто какое решение должен принимать, и кому достанутся лавры, если вдруг все пойдет хорошо. Побочным эффектом этого ведомственного размахивания флагами было то, что «живую команду», как нас называли, сформировали достаточно рано, и нам, среди прочего, приходилось высиживать на лекциях об изначальной цели «Кавени». Никто еще не был уверен, что нам вообще предстоит стартовать. Половина из нас – в основном те, что постарше, – все время ждали, что полет вообще отменят, как только ослабнет интерес в обществе. Все прекрасно понимали, что состав команды в три раза больше необходимого, и большинству предстоит осваивать космос чисто теоретически. Но я справился. Можешь взглянуть на мои показатели в период подготовки.
И вот мы смотрим, как «Мара» отделяется от «Кавени», чтобы слетать к Артефакту и посмотреть на него поближе. Данные сыпались лавиной, причем мы имели дело с сырыми данными, не раскрашенными для публики. Так что мы вполне понимали ужас мадридской команды. Им казалось, что перепрограммирование «Мары» все испортило, потому что качество изображений, поступающих от нее, ни к черту не годилось.
Конечно, с Земли контролировать «Мару» не было никакой возможности, радиосигналы слишком запаздывали, так что вся надежда была на бортовой компьютер «Мары». На орбиту артефакта он, конечно, выйдет, так что первая задача сомнений не вызывала. Надо было обязательно посмотреть на оборотную сторону Бога-Лягушки. Спектроскопия и многие другие параметры оставались за пределами осмысления, оставалось довольствоваться изображениями. А на них было все то же глумливое лицо. Казалось, оно смеется над нами.
«Мара» совершила оборот вокруг артефакта, только ничего не изменилось. Возможно, дело было в камере: например, мы могли получать одну и ту же картину снова и снова. За исключением того, что изучение изображений показало движение других объектов, включая «Кавени», с самим Артефактом в качестве неизменной точки. Энрико Лосса, выдающийся аналитик изображений, не побоялся «выстрелить себе в ногу», заявив, что мы наблюдаем аномальные свойства изучаемого объекта. Доктор Нэйш всячески сопротивлялась тому, чтобы его мнение попало в СМИ, потому что подобное заявление на порядок превышало все обнаруженные до этого свойства Артефакта. Даже сторонники всевозможных теорий заговора «присели», ибо что такое, в сущности, теория заговора? Ну, плоская Земля вместо необъятности космоса, тайные иллюминаты вместо хаоса случайностей, некомпетентности и жадности. То есть обычные человеческие масштабы.
А вот Артефакт никак нельзя было впихнуть в человеческие масштабы. Брожу я сейчас внутри него и вижу, что он то большой, то маленький, но ничего такого сверхъестественного, если не считать фундаментальных законов вселенной, которые здесь не работают.
Затем «Мара», уверенная, что выполнила первую часть своей миссии, потратила еще немного драгоценной топливной массы, чтобы приблизиться к одному из пустых лягушачьих глаз, и вот тут-то все стало странным, но совсем по другой причине. Я уже говорил, что основной частью артефакта было огромное пространство, заполненное абсолютной тьмой. В ней ничего не было, совсем ничего. Ни один из приборов, находившихся на борту «Кавени», не способен был проникнуть сквозь нее. То есть мы имели дело с истинным Ничем. По обе стороны от этого пространства располагались «глаза», но когда «Мара» подошла ближе, изображения показали нечто совсем иное, чем просто огромное лягушачье лицо в пространстве. Ниже «левого» глаза располагался еще один глаз, а за ним еще один, и еще, все меньше и меньше; они сходились по спирали к той самой пустоте. Похожая симметричная последовательность отверстий наблюдалась и на обратной стороне. Артефакт, казалось, был подобен только сам себе.