Большим пальцем он массировал чувственный бугорок, я дергалась, но продолжая быть придавленной, попросту тратила силы.
— Рохан, прошу! Я не хочу тебя убивать! — Взмолилась я, закрыв глаза, пытаясь договорится с внутренним монстром не убивать это рыжее чудище.
— Пей. Ты едва жива. — Прошептал он, и сильнее задвигал пальцем внутри меня, призвав к помощи еще один.
Я сдалась.
Внутри завыла тоска. Как не странно, я не хотела убить рыжего. Сейчас он был гарантом моей такой размытой свободы, предоставляя мне крышу над головой, еду и защиту, хоть все это имело ряд ограничений.
Но тело уже впитывало его жизнь, чавкая и хлюпая втягивая желание похоти, что я пробудила в нем, упиваясь, восстанавливая и собирая меня по частям.
Я рассыпалась на кусочки, взорвавшись в воздухе, как только горячие губы, пощекотав меня окружающими их волосами сомкнулись на моем соске и сладко его втянули.
Глаза закатились, в них помутилось, и я не видела ничего, кроме тусклого огня дров в камине, что практически прогорели.
Отдышавшись я резко села и открыла глаза, прикрывая руками все что только возможно.
Косматый сидел на стуле, напротив топчана, на котором лежала я и склонив голову к груди тяжело дышал.
— Зачем? — На глаза навернулись слезы. — Я же просила не надо!
— Замолчи. Визжишь как свинья. — Он поднял голову и улыбнулся. Устало, но довольно, как кот, который долго искал крынку со сметаной и уже отчаявшись, нашел ее и обожрался. — Я в порядке.
— Придурок! Я чуть тебя не убила!
— Не убила же. — Он продолжал улыбаться, выравнивая дыхание.
Я опустила лицо в ладони, пытаясь сдержать накативший стыд.
Я много раз питалась похотью, и никогда меня ее не использовали против моей воли.
— Ты бы легла. Не хочу, чтобы мои труды прошли зря.
Меня перекосило от гнева.
Труды? Серьезно? Едва жизни не лишился, и шутки шутит!
Я встряхнула головой и гордо поднялась на все еще подрагивающих ногах.
— Спасибо за помощь, хозяин. Я пойду.
— Так уж и пойдешь. — Ответил он и дернул меня за руку, забрасывая обратно на топчан. — Лежи и не трепи мне нервы, гордячка.
Поднявшись, он отошел к небольшому серванту и налил себе чего-то крепкого в бокал, залпом выпил и налил еще один. Постояв пару секунд, он вынул из кармана мешочек с табаком и толстую трубку.
— Я не знаю где была твоя голова, когда ты промолчала про недуг, но я не желаю повторения подобного. — Успокоившись говорил он.
— Я тоже. — Он нехорошо посмотрел в мою сторону и продолжил:
— В следующий раз, если тебе станет плохо ты подойдешь к экономке и скажешь ей об этом, поняла? — Он раскурил трубку вернувшись на стул. — Мне не к чему твоя смерть.
— Конечно. Кому бы хотелось так просто потерять двенадцать золотых.
Он откинулся на спинку и оценивая меня рассмотрел.
— Не дал бы и пяти.
— Лестно. Раз так, то у вас очень расточительные слуги.
— Я проведу с ними беседу.
Мы замолчали. Он продолжал дымить, накуривая комнату, а я молчала, озираясь по сторонам, в поисках платья.
— Где моя одежда?
— Лохмотья в которых тебя привезли? Давно сгорели. А если ты про рабочее, — Он отложил трубку на столик и привстал, склоняясь ко мне. — То это мое. Все что я тебе дал, продолжает быть моим. И даже ты моя собственность.
— На вопрос вы не ответили. Одежда то где? — Стараясь быть невозмутимой, переспросила я.
— Пока у тебя ничего нет. Одежда, в которой ты была подвале я приказал сжечь.
— Всю?
— Всю.
— И вашу куртку что вы мне дали? — Он на секунду растерялся, но собравшись ответил:
— И ее.
— Жаль.
— Отчего же?
— Она служила мне одеялом.
Он склонил голову в бок.
— У тебя не было одеяла? — Я мотнула головой. — Хм… Что ж…. Сейчас оно тебе не нужно. Скоро принесут еду, съешь все и ложись спать.
— Мне так и встречать прислугу? — Он задумался, а потом подошел к шкафу и достал оттуда рубашку.
Она была точно его, так как длинна скорее всего будет мне по колени.
Все-таки он очень крупный мужчина, скорее всего имеющий в крови что-то от северных титанов.
— Вот, держи. Пока тебе хватит этого. Я вернусь утром. — И вышел, хлопнув дверью.
Служанка действительно появилась очень скоро, будто ждала под дверью разрешения войти.
Она поставила на столик тарелку с бульоном и пару лепешек, приготовленных в печи.
— Принесите мне пожалуйста платье, мое по всей видимости где-то потерялось. — Обратилась я к ней.
Она окинула меня вопросительным взглядом, промычав что-то про то, что:
— Такого распоряжения не было.
— Хозяин приказал мне вернутся к работе, и я передаю вам его приказ.
Видимо ей было не сложно поверить в то, что хозяин развлекся с горничной и сейчас она должна вернутся к своим привычным обязанностям, поэтому кивнула и скрылась за дверью.
Выпив горячий в кое то веки бульон, я блаженно закрыла глаза и к этому моменту вернулась служанка, принесшая мне рабочую униформу и скрылась за дверью.
Я, по-хозяйски побродила по покоям, обнаружив зеркало и припала к нему, разглядывая свое отражение.
На меня смотрела бледная девушка с волосами цвета вороньего пера и легкой проседью у висков. Черные раскосые глаза необыкновенно сыто взирали на меня с укором, мол, наелась, довольна? Губы, все еще покрытые корочкой, но не такой сильной как раньше пылали алым светом, призывно поблескивая в полумраке.
Красивая и смертоносная. Награда и проклятье банши. Мы пугали своей красотой, завлекая в сети всех мужчин без разбора. Вытягивали из них жизнь, выпивали ее как холодное вино в жаркую ночь, с наслаждением. А после допивали остатки их жизненных сил, когда они практически отошли в мир иной. Ужасное оружие в руках безумцев. И самое страшное проклятие для самой банши, которая, не веря в любовь не позволяла себе влюбляться, утягивая все новых и новых околдованных на ту сторону. И только тот, кто проник в ее сердце и пропустил ее в свое, без магии и обмана, мог выжить после такого слияния.
Расул выжил. И не раз. Продолжая делить любовь с ненавистью в своем сердце. И еще этот рыжий, который придумал как подпитать меня, имея шанс остановиться.
Запрыгнув в платье, я руками причесала волосы, и закрутив их в неплотный пучок, на цыпочках вышла из комнаты, направляясь на этаж для слуг.
Воспоминание о том, что я лишилась одеяла неприятно кольнуло кожу, но погладив себя по рукам, я упала на своей тонкий, колючий матрас, проваливаясь в глубокий сон.
Глава 4
Мне снилось как лохматое рыжее чудовище впившись мне в руку зубастой пастью тащило меня в сторону старого леса, жаждав разорвать мою тушку на составляющие или заглотить живьем. Я вырывалась, стоная и пыталась вырвать руку из пасти чудовища, но оно рычало, продолжая тащить меня за собой.
Открыв глаза, я осознала, что меня действительно тащат волоком прямо по полу, болезненно сжав запястье. В тусклом свете факелов мне удалось разобрать массивную фигуру, что тяжелыми шагами ступала по полу, стуча подкованными сапогами.
— Мм…
— Очнулась? — Рохан больно дернул меня вперед, останавливаясь и поднимая вцепившись в плечи. — Значит можешь идти сама! — Он пихнул меня в спину, от чего я покачнулась, но уперевшись в стену смогла удержать равновесие.
Крепость еще спала. Какой интересно час?
— Вперед! — Еще один тычок, и я сделала шаг, как меня тут же схватили за руку, продолжая волочить за собой.
Как только меня затолкали в помещения, я поняла, что вновь нахожусь в хозяйских покоях, из которых, по всей видимости, совсем недавно, ушла.
— В постель! Живо! — Меня толкнули в сторону топчана и рухнув на него, я попыталась сесть, но рыжий улегшись рядом, подмял меня, не позволив это сделать. — Спать!
— Какого?.. — Хотела спросить я, как Рохан поднял мою голову, вновь сжав подбородок и прошипел:
— Я уже сказал тебе, что ты моя постельная грелка, а это значит, что ты должна лежать здесь и ждать меня, что не ясно?! Еще раз отдашь приказ от моего имени высеку и не пожалею. А сейчас спать! — Он откинул мое лицо и закрыл глаза, все еще сжимая челюсти от злости.
Я часто дышала, пытаясь понять, что происходит.
Он больной самоубийца, который желает видеть банши в своей постели! Что ж, пусть будет так как он хочет. Я достаточно его предупреждала.
Развернувшись в его руках, я повернулась спиной и сжалась калачиком, притянув колени к груди. Тяжелая рука опустилась сверху, притягивая меня к себе, а косматая борода щекотала шею, но и это не помещало моему уставшему организму, не успевшему отойти после болезни унести мое сознание в сон.
Проснулась я в одиночестве и потерев глаза, зевнула и сладко потянулась. Все-таки топчан гораздо удобнее моего матрасика, и тело благодарило за не отлежанные конечности.
У постели стоял столик, на котором стояла тарелка с бульоном, уже остывшим и еще пара лепешек и записка, на помятом клочке бумаги.
«Не съешь все — высеку. Не придешь вечером сама — найду и высеку».
Вот тебе и доброе утро.
На удивление быстро проглотив завтрак я опять бегло причесала пальцами растрепанные волосы и пригладив ладонями помятое платье пошла на свое рабочее место. Служанки встретили меня косыми взглядами, но молча, только бросая мне в след возмущенные взоры.
Слухи расходятся быстро этого следовало ожидать. Только та самая горничная, что вчера принесла мне платье, осмотрела меня откровенно ненавидя. Видимо ей хорошо досталось за мою самодеятельность. Экономка сообщила мне, что я теперь тружусь на кухне, чищу овощи и мою посуду. К плите меня допустить побоялись.
В кухне было тепло, даже немного жарко. Поварята носились как ужаленные, под руководством крупной бабищи, что мотала половником в воздухе словно воин мечом. Она встретила меня настороженно и молча указала на мойку, где полные корыта грязной посуды с засохшими кусками еды, едва ли не пованивали.