Дорога особого значения — страница 2 из 36

— Товарищ полковник, — сказал адъютант. — Слышите — почти не стреляют. Значит, самый подходящий момент. Вот сейчас я разведаю, что и как, и мы короткими перебежками вперед. К своим…

Он осторожно высунул голову из воронки. Но почти сразу же ее и спрятал.

— Что? — спросил у него Звягин.

— Тише! — зашипел адъютант. — Немцы!..

— Но… — недоуменно произнес Звягин.

— Тише, тише! — повторил адъютант. — Авось не заметят.

Вверху раздались шаги и речь на немецком. Замерев и стараясь не дышать, Звягин, адъютант и Катя скорчились на дне воронки. Шаги и голоса стали отдаляться. Их не заметили.

— Ну, и что теперь? — спросил адъютант больше у себя самого, чем у еще кого-то. — Куда нам теперь?

— Теперь — выбираемся наружу и пойдем, — сказал Звягин. — Пока не начало светать.

— И куда же? — спросил адъютант.

— Там будет видно, — неопределенно ответил полковник и добавил: — Конечно же, к своим. Куда же еще?

— Ну… — так же неопределенно произнес адъютант и первым выбрался из воронки. Какое-то время его не было видно и слышно, но затем сверху раздался его приглушенный голос:

— Вылезайте из этой ямы! Немцев вроде поблизости нет!

Звягин помог Кате выбраться, затем вылез сам. Девушка дрожала — то ли от холода, то ли от испуга, а может, и от того, и от другого одновременно. Не отдавая себе отчета, она попыталась подняться во весь рост.

— А вот вставать, барышня, не нужно! — Адъютант дернул Катю за руку. — Лучше ползком. Так будет надежнее. Знать бы еще, в какую сторону ползти. А, товарищ полковник? По всем приметам туда, где стреляют. Там наши.

— Но там и немцы, — сказал Звягин. — Напоремся, чего доброго… Уж лучше туда. — Он указал куда-то в сторону.

— А там что? — хмыкнул адъютант.

— А там — будет видно, — неопределенно ответил полковник Звягин.

Глава 2

Вначале они ползли, затем — передвигались пригнувшись, а далее был лесок с деревьями и густым кустарником, где можно было передвигаться во весь рост. Ночь подходила к концу, занимался тусклый февральский рассвет, и уже можно было различить лица вблизи и отдельные предметы в отдалении.

— Я больше не могу, — сказала Катя. В ее голосе слышались слезы. — Я устала.

— Привал! — выдохнул Звягин. — Кажется, здесь мы в безопасности. — И он вопросительно посмотрел на адъютанта.

Тот в ответ лишь неопределенно передернул плечами, снял с шеи автомат, еще раз повел плечами.

Катя устало опустилась на мерзлую землю, на которой почти не было снега. Звягин присел рядом. Адъютант остался стоять, осматриваясь и прислушиваясь.

— А стрельбы-то почти не слыхать, — сказал он. — Тут одно из двух: либо наши все-таки вырвались из окружения, либо… А, товарищ полковник? Что вы думаете по этому поводу?

Звягин ничего не ответил. Он сидел, прислонившись спиной к дереву, его глаза были закрыты.

— Я так думаю, что прорвались, — предположил адъютант. — Потому что невозможно окружить и уничтожить целую дивизию за такой короткий срок. Это нереально. И в плен они сдаться не могли всем личным составом. Значит, вырвались из мешка. Без нашего участия. — Он помолчал, затем вдруг резко обернулся и в упор взглянул на Звягина. — Я говорю — без нашего участия! — повторил он. — Точнее — без вашего, товарищ полковник. Вы ими не командовали, а они прорвались. И сейчас, должно быть, те, кто уцелел, среди своих. И командование у них спрашивает: а куда подевался командир дивизии полковник Звягин? Может, он убит? А если не убит, то где же он? Как вы думаете, что они говорят в ответ? Барышня, этот вопрос касается также и вас.

— Не вам об этом рассуждать. — Полковник Звягин открыл глаза и со злобой взглянул на адъютанта. — Если что — я отвечу сам.

— Это конечно, — согласился адъютант. — Вот только что именно вы ответите? Почему вы здесь, а ваши солдаты — там?

— Ну, так и вы тоже здесь, а не там, — сказал Звягин.

— А что я? — возразил адъютант. — Я при вас. Так сказать, по долгу службы. Ну, про барышню мы и вовсе говорить не будем. Что барышня? С нее спросу нет. Но все-таки мне интересно — что дальше? Почему мы сейчас здесь, а не там?

Адъютант повернулся и указал рукой вдаль, туда, где затихала отдаленная стрельба. Полковник Звягин выхватил из кобуры пистолет и трижды выстрелил в адъютанта. Тот вздрогнул, недоуменно посмотрел на полковника и упал. Звягин выстрелил в адъютанта еще два раза. Катя вскрикнула и испуганными глазами взглянула на полковника.

— Вот так, — деревянно улыбаясь, сказал Звягин. — Вот так… А ты не кричи. Не надо кричать. А то вдруг услышат…

— Вы… вы его убили! — в ужасе произнесла Катя. — Своего…

— Он сам себя убил. — Деревянная улыбка не сходила с губ Звягина.

— Зачем? — Катя не могла прийти в себя. — Зачем вы его застрелили?

— А ты что же, хотела, чтобы он застрелил меня и тебя? — зло выговорил Звягин. — Вишь, как он завел! Почему мы здесь, да что я скажу… А дальше дошло бы дело и до стрельбы. Не зря же он снял автомат с шеи. И что же — было бы лучше, если бы он застрелил нас, а не мы его?

На это Катя ничего не ответила. Она не сводила испуганных глаз с мертвого адъютанта.

— И все равно я не понимаю… — наконец проговорила она.

— Чего ты не понимаешь? — взглянул на нее Звягин. — Ну, что тебе непонятно?

— Я не понимаю… — повторила Катя.

— Хорошо, я тебе объясню, — сказал Звягин. — Растолкую. Первое: возвращаться туда, — он указал рукой куда-то вдаль, — нам нельзя. Там нас не пощадят. Там для нас — смерть.

— Почему же? — тихо спросила Катя.

— Потому что моя дивизия там, а я здесь! — резко ответил Звягин и кивнул на мертвого адъютанта: — Он был прав. Что я скажу там, — он опять указал вдаль рукой, — когда меня спросят? Кто станет слушать мои объяснения и оправдания? Я завел дивизию в мешок, и я ее из мешка не вывел. Более того: я — сам по себе, а дивизия — сама по себе. Это же трибунал! А то, может, и до трибунала не дойдет… Так получилось… Потому-то нам туда и нельзя.

— Нам? — Испуг в голосе Кати сменился удивлением.

— А ты что же, думаешь, они тебя помилуют? — Звягин желчно усмехнулся. — Меня, значит, поставят к стенке, а тебя наградят орденом? А за что тебя награждать? За то, что ты была со мной? Хороший повод для награды, ничего не скажешь.

— Но… — попыталась возразить Катя.

— Ты хочешь сказать — там разберутся? — скривился Звягин. — Как же — они разберутся… Станут они возиться с какой-то связисткой. Уж если меня не помилуют, то и тебя тоже.

Катя, подавленная, долго молчала. Она не знала, что ей говорить и что делать. Она просто сидела на мерзлой земле, обхватив руками коленки, и невидящими глазами смотрела вдаль.

— Так что же делать? — наконец спросила она.

— Жить, — ответил Звягин. — Для чего нам умирать? И мне, и тебе тоже? Надо жить дальше…

— Как? — спросила Катя.

— А вот ты меня послушай! — наклонился к ней Звягин. — Но только внимательно слушай — без всяких таких… — Он не договорил и пошевелил пальцами. — К своим нам возвращаться нельзя — это понятно. Сидеть в этом мерзлом лесу — много не высидишь. Да и какой смысл? Значит, остается одно — уйти к ним.

— Куда? — не поняла Катя.

— К ним, — жестко повторил Звягин. — К немцам.

На это Катя ничего не сказала, лишь ошарашенно приоткрыла рот, и в ее глазах заметались испуганные тени.

— Да, к немцам! — все так же жестко повторил Звягин. — Ну, а что? Я — полковник, командир дивизии. Не каждый день им в руки попадают полковники и командиры дивизий! Я много чего знаю, я — специалист. А немцы ценят специалистов. Так что не обидят. Ну, а ты будешь при мне. Скажем им, что ты моя жена.

— Но… — заикнулась было Катя.

— Или, может, ты думаешь, что советская власть в этой войне победит? — не дал ей договорить Звягин. — Как же — победит… Все эти наступления — дело временное. А дальше начнутся сплошные отступления. Уж я-то знаю. А где отступления, там и смерть. Зачем нам умирать?

— Но ведь это предательство! — выговорила наконец Катя. — Как же так? Ведь нельзя предавать… Надо сражаться…

— Это жизнь, детка, — назидательно проговорил полковник. — Которая, как мы знаем, всем дается лишь один раз. Значит, надо жить. И в той ситуации, в которой мы оказались, выжить можно только так, как я сказал. Ты меня поняла?

На такие слова Катя не нашла что ответить. Ей захотелось плакать. И чтобы ее кто-нибудь утешил. Но некому было ее утешать, это она прекрасно понимала. Кто бы ее мог утешить? Мертвый адъютант? Полковник Звягин — ее нечаянный походный сожитель? Так ведь он не утешит. Вон какие страшные слова он говорит! Надо, говорит, сдаваться фашистам. Но ведь нельзя сдаваться фашистам! С ними надо воевать! До последнего патрона, до последнего вздоха! А может, Звягин шутит? Может, он говорит такие слова всего лишь для того, чтобы ее проверить? Но нет, нет. Все серьезно, он ведь своего адъютанта застрелил. Значит, и сейчас не врет. Но как же быть? Ведь нельзя же сдаваться врагу! Лучше умереть!

Но какие слова она может сказать полковнику Звягину — да и проймут ли его слова? Говорит, что ты — моя жена. При других обстоятельствах она бы, конечно, обрадовалась таким словам. Она была влюблена в Звягина. Да-да, влюблена! Без любви разве бы она пошла на связь с ним? Разве бы решилась стать походно-полевой женой? Но для чего ей такая любовь сейчас, в этот самый момент, когда человек, которого она любит, говорит ей такие страшные слова о предательстве и всерьез намеревается предать? Он — враг, а с врагом надо бороться, потому что идет война.

Катя повела вокруг глазами. Оружия при ней не было. Но в пяти шагах от нее лежит мертвый адъютант, а рядом с ним — автомат. Надо только сделать эти пять шагов, схватить автомат и… Но как же их сделать? Ведь это так много — пять шагов!

Звягин, все это время с внимательным прищуром наблюдавший за Катей, понял ее намерения. Он хмыкнул, подошел к мертвому адъютанту, поднял автомат и забросил его себе на плечо.