Зенитный расчет на дороге наконец привел комплекс в боевое положение и зашарил по небу, выискивая цель. Штурмовики понимали, что вертолет вынырнул не просто так — его наводили. И тот, кто наводил — он там, в вышине…
Вот оттуда и последовал ответный удар. И позиции на склоне вспухли бурой пылью.
— Света… — прошептала она помертвевшими губами. И не сдвинулась с места. Бой еще не закончен.
— Не берется! — ожесточенно крикнул зенитчик. — Зита, он не берется в захват! Где эти долбаные «метлы»?!
С небес наконец донесся глухой звук разрыва.
— Проснулись, сволочи! — зло сказал штурмовик. — Чтоб в пустое небо пульнуть? Как будто договорились друг друга не атаковать!
И бросил товарищам:
— Сворачиваемся и наверх! Наша очередь.
— Ребята, вы почему не были готовы? — тихо спросила она.
— Света приказала, — неловко сказал штурмовик. — Дежурить на позициях, в стороне, чтоб ответка по нашим не прилетела. Мы как раз сворачивались, когда началось.
Она с усилием кивнула. Да, она приказала бы так же.
Мимо нее вверх по склону торопливо побежали штурмовики…
— Ну и где они? — раздраженно спросил военврач.
Водитель покосился на молодого лейтенанта, пожал плечами и посигналил.
— Открой салон, раненую прими, — сказали рядом.
Лейтенант вздрогнул. На него в упор смотрел горбоносый боец. Как подкрался — непонятно.
— Дверь откати! — повторил боец на чистом русском, и лейтенант немного успокоился. Все верно, в полку говорили, что у «эсэсовцев» есть южак. Лейтенант. Точно он, вон на отвороте куртки поблескивают офицерские сигнатуры. Интересно, а ему действительно доверяют? Кровь — она не водица, не раз убеждались…
Дверь откатилась в сторону, санитар выбрался наружу, и тут же на обочине поднялись две фигуры в «хамелеонах» разведчиков. Лейтенант снова вздрогнул.
— Принимай, «крестоцветный»! — привел его в чувство горбоносый.
Лейтенант справился с замешательством и выпрыгнул из кабины. Помог бойцам поместить раненую в кокон-амортизатор.
— Контузия, переломов нет, — предупредил горбоносый. — Положенное вкололи, больше не добавляй. И тебе поручение, лейтенант: если прибегут зенитчики понос полечить, передай им привет от «Спартака». Пламенный. За помощь. Они поймут.
— Да я тоже понял, — буркнул военврач. — Капитан после вашего привета у нас лежит, не разгибается. Только зря вы на зенитчиков, они-то причем? У них распоряжение по одиночным целям не работать, местоположение не раскрывать. Их так частенько провоцируют, на границе дальности.
— Давид, бесполезно, до них не доходит, — подал голос один из разведчиков.
— Будем разъяснять, — усмехнулся Давид. — Пока не поймут. Эй, «крестоцветный», почему дистанционные мины не захватил? К тебе же подходили?
— Я куда их? — возмутился военврач. — В медсалон грязь тащить?
— Под ноги себе, — тихо сказал разведчик.
— И потом ехать с коленками возле ушей?!
— А ты вообще за кого? — спросил Давид и странно усмехнулся. — За противника или за нас? Сегодня не привез мины, завтра повезешь трупы. Выбор простой.
Военврач хотел ответить, что точно не за «эсэсовцев», но вовремя сдержался.
— Чего вообще дымитесь? — примирительно сказал он. — Одна раненая на вертолет, идеальный размен, всем бы так. Ваших предшественников я, считай, всех отсюда вывез на «санитарке», весь взвод. А у вас всего одно выбытие, радуйтесь.
Горбоносый Давид посмотрел на него, как будто хотел ударить, но потом просто приобнял за плечи.
— Коллега двузвездный, слушай сюда, — серьезно сказал «эсэсовец». — Видишь ее? Света Летяга, запомни. Она с нами через все бои прошла. И «Саранча» — тоже ее. Ты просто не представляешь, как мы ей дорожим. И если с ней что-то случится в госпитале… ответишь лично.
И разведчики исчезли, бесплотные, как лесные духи.
— Чтоб в следующий раз мины привез! — донеслось из леса. — Клоп крестоцветный…
Лейтенант поежился и не рискнул ответить.
— Дикая дивизия! — проворчал водитель, разворачивая машину.
— Они правы, — хмуро сказал военврач. — Мины могли бы и захватить. Чего выкобенивался?
— А если б взорвались под ногами?!
— Когда сразу ящик — это не больно! — усмехнулся лейтенант. — Как доктор говорю.
7
Далекие выстрелы прозвучали негромко, но отчетливо. И почти сразу заверещала ротная связь.
— Зита, я, кажется, свою разведку положил! — в панике сообщил срывающийся голос.
— Дробот? — узнала она. — Сашка, спокойней. Доклад.
— Ага, спокойней, тебе бы так! Я на третьей точке лежал, они вышли в лоб! Я их в упор, машинально! А потом проверил — они не пингуются! Зита, это наши! Полковая разведка, наверно!
Она только покачала головой. Все же психология у полярных волчат — с сильными вывертами. Паренек без колебаний застрелил, судя по звукам, троих диверсантов. Даже на полигоне упражнение требовало железных нервов, а тут пришлось стрелять в упор по вооруженным бойцам, ожидающим неприятностей. Тем не менее справился — и тут же ударился в панику, подумав, что ошибся.
— Саша! — мягко сказала она. — Мы тоже не пингуемся — потому что диверсанты. И разведка противника — аналогично. С чего бы на них стоял ответчик «свой-чужой»? У них чье вооружение?
— Снайперка «Фогель-65», израильский крупняк и у второго номера десантный автомат, модель не знаю, — смущенно доложил штурмовик.
— Ждите, сейчас подойдем! — решила она.
Давид, слушавший переговоры, подхватил «реактивку» и вышел из палатки следом за ней.
— Начинается, — заметил он спокойно. — А «Спартак» еще не готов.
— «Спартак» готов, — сказала она твердо. — Сдуру нам дали три дня. Сразу не сбили с позиций, теперь так просто не получится! Мы восстановили оборонительный узел? Восстановили. И оборудовали два бункера, их завалить можно только большими калибрами и с наведением. Мы убрали лагерь за гребень, теперь по нему попасть можно только с воздуха, а палатки пусть рвут в клочья, не жалко. У нас все подходы оборудованы скрытными постами наблюдения, и на дороге три точки засад. И скальный навес заминирован. «Спартак» готов, Давити, не переживай.
— Это война, — мрачно сказал Давид. — К ней никогда не будешь готов.
Что ее беспокоило саму, так это не готовность «Спартака», а сам Давид. Давид Матевосян, ее уважаемый учитель-мучитель. Коренной тбилисец. На него даже ребята из его разведки поглядывали задумчиво, соображали, как он сможет стрелять по своим, наверняка, родственникам. Закавказье — оно такое маленькое, там все друг другу родня. А парень словно не замечал взглядов, работал, как проклятый. И в последние трое суток, похоже, не спал. Он словно поставил цель к определенному сроку сделать для «Спартака» все, что в его силах.
Они вдвоем поднялись на гребень. Вдоль него с противоположной от дороги стороны уже была пробита тропка. По ней можно было скрытно пройти к ротной РЛС и далее, к постам наблюдения. Зита посмотрела придирчиво и удовлетворилась — землянки лагеря на склоне почти не выделялись. Их любовно маскировали каждую свободную минуту, понимали — если засекут с воздуха, то это смерть. А подходы через лес ребята Давида надежно перекрыли объемными датчиками движения и засадами, к одной из которых они и направлялись.
— Давити, я не представляю, как справлюсь без тебя! — вдруг вырвалось у нее.
Парень помолчал, потом усмехнулся.
— Догадалась, да? Зита, ты такая умная, но иногда как ляпнешь, не подумав. Я, между прочим, тебя сейчас должен застрелить, чтоб не болтала. И право такое имею, и четкий приказ.
Он остановился и притянул ее к себе.
— Запрещено, но тебе скажу, — тихо сообщил он. — Я уйти должен. Громко уйти, понимаешь? Поругаться, застрелить командира и уйти. Так приказано. А я в спартаковцев стрелять не буду.
— Если аккуратно, в ногу… — робко сказала она.
— Я в тебя стрелять не могу! — ожесточенно сказал Давид. — Ты дура, да, не понимаешь?
Он вдруг сильно сжал ее плечи.
— Уходи со мной! — жарко сказал Давид. — Живой останешься! Здесь завтра будет ад! Я смогу провести тебя через перевалы, к бабушке уведу, навсегда! У нас в деревне тебя никто не найдет!
— Давити… — беспомощно сказала она.
— Не бойся, предательницей не будешь! — заверил Давид. — По легенде разведки пройдешь, женой! Мне там верная помощница нужна!
Парень мучительно скривился, словно сдерживал слезы.
— А когда все кончится, мы будем вместе жить под благословенными небесами Картли! — прошептал он тоскливо. — Детей растить, под платанами гулять с друзьями. Ты увидишь, как прекрасна моя родина, и полюбишь ее всем сердцем…
Она тихо заплакала.
— Я дурак, да? — печально сказал Давид. — Извини. Очень за тебя боюсь. Я уйду — кто тебя защитит? А там я бы смог. Посадил бы в саду под деревом — никто бы не обидел! Половина деревни — родня, вторая половина друзья, понимаешь?
— Я не оставлю «Спартак», — тихо сказала она.
— Я знаю. Я дурак.
Он заботливо вытер ей слезы, и они молча зашагали по тропе. Где-то там лежали трупы, которые следовало внимательно осмотреть. Где-то там ждала грязная военная работа.
— Когда все начнется, я выберу момент и уйду, — хмуро предупредил он. — Прикроешь? Запишешь, что разорвало бомбой. И ребята пусть молчат, если что заметят.
— Давити, почему ты с нами? — спросила она. — Не со спартаковцами, а вообще — с нами? Я же вижу, ты душой всегда там, на родине.
— А я не с вами, — отозвался парень. — Я работаю в «Мхедриони», в военной разведке, и всегда работал. И отец мой работал, пока ваши его не предали. В «Мхедриони» считают, что нам без России не выжить. Думали сначала, что мир объединится, а не угадали, он, наоборот, начал разделяться, вот какие дела. А маленькой Картли без союзника не уцелеть. Вы плохой союзник, ненадежный, мы тоже — в общем, у нас много общего, сработаемся. Только сначала надо взять власть — нашим в Картли, вашим в России. Вот такие ставки в этой войне.