ольшую боль. Стихия и Стихия поддерживали друг друга, а теперь их присутствие рядом лишь ускоряет гибель и того и другого. Но и это еще не все. Причувствуйся внимательнее, ощути структуру камня, просуще… проникни в самую его суть, слейся со скалой, если потребуется. Я хочу, чтобы ты ощутила это сама.
– Сливаться со стихиями мы не умеем.
– С собственным творением?
– Миры творят Стихии, мы лишь их направляем.
– Тогда протяни свое внимание внутрь и обостри его, насколько можешь. Это тебе точно доступно.
Рэйна вновь приникла к скале, распласталась по ней, будто пытаясь принять ее форму, ее глаза закатились, тело била мелкая дрожь. Она оставила в этой оболочке лишь крошечную долю сознания, обратившись к своей истинной сути, парящей в межпространстве, протянула множество незримых нитей от ее органов чувств напрямую к скале. Эти нити распушились мириадами тончайших волокон и проникли в камень, собирая ощущения от каждой частицы, которой касались. Забирали эти знания и сплетали вновь в единую картину. Теперь Рэйна заметила, что некоторые частицы камня изменились – очень немногие, поэтому она не почувствовала этого сразу. Их структура стала другой, они уже были не совсем камнем и продолжали медленно меняться. Кроме того, в них ощущалась едва заметная пульсация.
– Великий Создатель, как такое возможно?.. – шепотом выдохнула она, вернув сознание во внутримировое тело. – В камне зарождается жизнь, и я к этому непричастна.
– Все верно, – вновь кивнул Этрел. – Это Дети Камня, новые порождения Кергона.
– Он не посмел бы творить без моего указания. Стихии не могут…
– Могут. Способны на это, просто им даже на ум не придет ослушаться Творца. Но сейчас Кергон делает это неосознанно. Жизнь, чье зарождение ты ощущаешь, – воплощение его кошмаров. Уж поверь, тебе не понравятся его порождения. С Альматил все еще хуже. Она заснула в озере, посередине которого находится остров с самым большим из ее храмов. Вероятно, ее рассудок совсем помутился, и она не осознавала, что времена уже совсем не те. Тогда люди больше века считали ее демоном, близость храма пробуждала в них не любовь и почитание, а страх и ненависть. Вот что ощущала сквозь сон Стихия, покоясь на дне. На берегу стояла довольно большая рыбацкая деревня. Рыбаки – люди небогатые, как бы ни пугала их близость храма, уйти, бросив единственное жилье, было нелегко. Когда огромное озеро сплошь заросло тростником и мхом, превратившись в болото, известное ныне как топь Эвы, от деревни все же оставалось еще несколько домов. Сейчас все жители той деревни мертвы. Их погубили твари, порожденные болью, страхом и отчаянием Альматил. Если не веришь, можешь сходить и взглянуть на них сама. Хотя, думаю, для тебя это будет то еще зрелище. Будто все правила, по которым такие, как ты, творят жизнь, вывернули наизнанку. Остальных Стихий я не искал, но не думаю, что им сейчас легче. Представь, что может создать заснувший в каком-нибудь вулкане Шиххар. Ты не готова расстаться с этим миром, чтобы не страдать еще сильнее, чем сейчас, но страдаешь не только ты, так что подумай еще раз.
Глава 2. Город детства
How can I go on
From day to day,
Who can make me strong in every way?
Where can I be safe?
Where can I belong
In this great big world of sadness?
How can I forget
Those beautiful dreams that we shared?
They’re lost and they’re nowhere to be found.
How can I go on?[9]
Будить их никто не стал, но и спать долго Айнери не собиралась: это она всегда успеет. Не так давно ей довелось побывать аж на другом материке, да еще и в столице, так что вроде бы здесь, в крошечном городке родной Арденны, ее ничего особо интересного и не ожидало; но ей хотелось посмотреть на место, где вырос Йорэн.
Тот по старой привычке проснулся еще до нее, уже оделся и теперь стоял у окна, глядя на улицу, в светлый утренний сумрак. Услышав, что она зашевелилась, Йорэн обернулся и улыбнулся ей. О Кириат, как же приятно было с самого утра знать, что он рядом; открыв глаза, первым делом видеть его улыбку. Кажется, он слегка оттаял после того отчаяния, в которое повергла его смерть короля. Может быть, в родном доме к нему наконец вернутся спокойствие и умиротворение… хотя Айнери не могла отделаться от мысли, что спокойствия и умиротворения им не видать еще очень долго. И потому особенно остро воспринимала такие вот мгновения – забавно, до этого она и не подозревала, что может быть настолько чувствительной.
Умывшись и позавтракав на скорую руку, Айнери стала решать, какое надеть платье. Выбор был невелик, да и модницей она никогда себя не считала, и все же не могла удержаться от соблазна показаться незнакомым людям не в походной одежде, а в чем-то, что подчеркнет ее красоту. До этого Айнери не задумывалась о своей внешности, о том, красива ли; но восхищенные взгляды Дина, а после и Йорэна заставили ее несколько пересмотреть свое отношение к «женским штучкам», и неожиданно для себя она обнаружила, что некоторые из них весьма недурны.
Выбрав наконец шерстяное темно-зеленое платье с боковыми разрезами и вышивкой золотой нитью, Айнери привычно нацепила перевязь с клинками, но заметивший это Йорэн покачал головой.
– Оставь лучше тут. Сехавиец никогда не поверит, что кто-то из его народа продал чужеземцу это оружие, тебя тут же обвинят в воровстве, и оспорить это будет очень трудно. Не знай я тебя, сам бы не поверил, что элатри достались тебе честным путем.
– Мне очень непривычно без оружия, – запротестовала Айнери. – А уж после всего, что случилось этим Майлингеном…
– Я понимаю, это для тебя не просто клинки, – он мягко взял ее за руки. – Но мы в приграничной крепости. Тут безопасно, если, конечно, и в самом деле война не начнется, но и тогда стены продержатся немало дней. Это уж не говоря о том, что я рядом.
Айнери нехотя запихнула элатри под котомку с вещами и позвала Дана.
Внезапно распогодилось. Конечно, теплее не стало, но по крайней мере небо очистилось, дул несильный ветер. Поеживаясь, Айнери подняла повыше воротник куртки и натянула теплые перчатки.
Они собирались вернуться на рыночную площадь, но пройти большим кругом и рассмотреть все как следует. Почти в любом направлении взгляд натыкался на крепостные стены: кирпичную внутреннюю и возвышавшуюся над ней внешнюю, сложенную из огромных булыжников, с высоченными сторожевыми башнями. Поверху прохаживались дозорные – не очень много, но Айнери догадывалась, что в случае чего из башен готова появиться подмога. Йорэн был прав: с такой защитой в самом деле можно ощущать себя в безопасности. Стены Виарена были ниже раза в полтора, а по толщине и вовсе теперь казались несерьезными, это Айнери отметила еще вчера при въезде во Фреден, но тогда у нее не хватило времени осмотреться, да и темно уже было.
Сейчас же девушка даже сошла с дороги и пробежала мимо складов к громаде серого камня. Провела рукой по шершавой поверхности – прохладной, наверное, и в жаркие сезоны, сейчас же и вовсе ледяной. Сколько же лет этим укреплениям? Она попыталась вспомнить, что знала из истории; выходило, что городу порядка пяти веков, если не больше, и стенам столько же, ведь его изначально строили как крепость, наверняка еще в Эпоху Огня. Кирпич раскрошился бы и за сотню – так что внутреннюю стену построили явно позднее, если только ее периодически не подновляют, – а вот природный камень время почти не тронуло. Конечно, ветра и дожди оставили следы, но лишь на самой поверхности, в целом стена была такой же прочной, как и прежде.
Стоя у самого ее основания, Айнери ощутила себя крошечной, как ростом, так и по возрасту. На миг город, состоявший всего из десятка коротеньких улочек, показался не таким уж маленьким. Однако стоило двинуться дальше – и это ощущение исчезло. Вот уже рыночная площадь, а за ней и главные ворота: за несколько секан они миновали, пожалуй, треть всего города.
Теперь среди торговцев сехавийцев было разве что немногим больше, чем арденнцев. Однако их товары в любом случае интересовали ее сильнее. Айнери подошла к прилавку с украшениями и принялась неспешно их перебирать, стараясь не замечать, как торговец расхваливает ту или иную вещь. Она не собиралась ничего покупать, просто вновь с грустью вспомнила свою лавку, какой та была когда-то, все те диковинки, что она видела каждый день. Теперь даже у Винде не выйдет сделать лавку прежней. Айнери скучала по брату; они едва обрели друг друга и тут же снова расстались, но она отчетливо понимала, что как раньше уже не будет. «Стрела к солнцу летит – не вернется, год прожитый вновь не начнется», – говорил отец, когда учил их с Винде не жалеть о прошлом и смотреть вперед. Брат не пропадет, она была уверена в этом, хоть он и долго не отпускал ее с Йорэном, но в конце концов сдался. А лавка, что ж… Если это больше не лавка семьи Таари, пусть будет лавка Винде, может, еще и лучше прежней. Его дело – создавать и дарить красоту людям. А ее дело? «Если уж я стрела и не могу выбирать, куда лететь, значит, буду держаться в воздухе сколько получится», – решила Айнери.
Йорэн тем временем прошел немного вперед и обнаружился у прилавка с изделиями из кожи: он дружески беседовал с еще одним сехавийским торговцем. Они побродили еще, поглазев на одежду, оружие, посуду, и наконец Айнери это наскучило. Началась вторая дневная доля, и они двинулись назад в сторону жилых домов, но немного другим путем. Проходя мимо парка, Айнери увидела детскую карусель: колесо, горизонтально закрепленное высоко на столбе, и несколько свисающих с него веревок.
– Ты смотри, еще цела пока! – воскликнул Йорэн. – Я в детстве на ней катался. Зная местных детишек, думал, быстро сломают, но, видать, добротно сделана. Хочешь прокатиться, пока подростки не набежали? В Виарене, насколько помню, таких нет.