на брэ[16], Малки! — крикнули из толпы. — Сам скажи!
— Я думаю, ромалэ, мы должны сказать, что она больше не га́джо для нашего табора! Она наша пхрэ́н, рома́ чая́лэ![17] Иди сюда, чай[18], поверни голову!
Василиса, растерянная и удивлённая, подошла ближе. Малкицадак взял её твёрдыми пальцами за подбородок, повернул голову, откинул волосы назад…
— Сейчас будет чуть-чуть больно, потерпи, чай! — шепнул он ей.
И воткнул что-то острое в мочку левого уха.
— Теперь ты тоже рома дрома, человек дороги, человек табора, человек Малкицадака! Покажи серьгу любому цыгану, и тебя покормят, напоят, уложат спать и, если надо, помогут. Только денег не проси, на деньги это не распространяется!
Из толпы раздался дружный смех. Василисе было немножко больно и очень странно, но она поймала себя на том, что всерьёз гордится.
— Всё, иди, девочка, пора разбивать лагерь!
— Ух, ты теперь настоящая цыганка, да? — завистливо сказал Лёшка, разглядывая золотое колечко с чёрной бусиной на нём.
Серёжка вроде бы и простая, но есть в ней что-то особенное. Какое-то необычное ощущение. Как будто она одновременно холодит и греет, а ещё немножко тянет сквознячком.
— Да, — кивнула Василиса. — Цыганка Вася, младший механик! Звучит?
— Ага, круто, — согласился брат.
А мама ничего не сказала, головой только покачала задумчиво.
Наутро караван свернул лагерь, все погрузились в машины, выехали на дорогу, мир мигнул… Василиса поняла, что это стало каким-то обычным. Мир — Дорога — новый мир. Немножко интересно, каким будет следующий, но опытный глойти постарается выбрать маршрут поскучнее и побезопаснее, а значит, они увидят то же самое — дорогу, по которой когда-то ездили люди, и мир, в котором они когда-то жили.
На дневном привале к их автобусу подошла Аннушка.
— Мама, мама, это она, я про неё рассказывал! — завопил Лёшка. — Она зверски круто крутая, но я видел её без штанов, поэтому могу звать на «ты»!
— Спасибо вам, — сказала мама. — За то, что вытащили моих детей.
— Это кто ещё кого вытащил! — засмеялась Аннушка. — Мы квиты. У вас отличная дочь, берегите её.
— Я постараюсь, — ответила мама серьёзно.
— Я попрощаться, ребятишки. Меня тут чуток подлатали, поставили на ноги, пора дальше ехать. Судя по тому, как лихо вы начали, мы ещё встретимся.
— Я думала, ты с караваном дойдёшь до Центра…
— Нет, там мне появляться не стоит, — отмахнулась Аннушка. — Не с моими синими глазками. Старые счёты и всё такое. В общем, приятно было прокатиться, но работа не ждёт. Надумаешь податься в курьеры, или ещё какая надобность возникнет — оставь записку на Терминале. Я до халявы жадная, так что буду заезжать заправляться почаще.
Она хлопнула Василису по плечу, взъерошила голову Лёшке, прощально кивнула маме и, прихрамывая, направилась к своему «керогазу». Взревел мотор, свистнула турбина, взвизгнула резина — машина умчалась вдаль.
К вечеру табор сделал последний переход. После туманной Дороги Василиса увидела площадь, где посреди обширного пустого пространства торчит на чёрном цилиндрическом постаменте сложный механизм, а чуть в стороне большой каплей на фоне закатного неба висит…
— Дирижабль! Наш дирижабль! — запрыгал Лёшка.
— Вола́нтер, — поправила его Васька.
— Они прилетели! Папа прилетел за нами! Ура! Ура!
— Ура, — согласилась мама. — Здорово, что не придётся их ждать. Бегите, я попрощаюсь с Малки и подойду.
И они побежали.
Конец первой истории.