Мама и папа поздравляют меня с прошедшей днюхой, вручают букет белых лилий, порываются оттаскать за уши, но я уворачиваюсь. В тупой, детсадовской кутерьме, устроенной родителями в мою честь, я вдруг вспоминаю, как сильно их люблю, и на ресницах выступают слезы. А еще до меня доходит, какие страшные моменты я прожила в одиночестве, и мне хочется рассказать обо всем, что гложет, но я вовремя прикусываю язык.
Мама и папа не замечают мой потрепанный вид. И слава богу.
Квартира оживает: из ноутбука вещает папин любимый политик, мама печет торт, готовит праздничный обед и практикуется в вокале, и Марс восторженно дерет глотку, подпевая ей.
Предварительно замаскировав фингалы, являюсь к столу, и родители наперебой рассказывают о своих приключениях: о почившем дядюшке, обнаглевших, непонятно откуда выискавшихся претендентах на наследство, о безобразной сцене с дележом квартиры усопшего прямо на поминках.
— Зай, ни за что им не уступай! — напутствует отца мама. — У нас вон Эля. Квартира нужнее ей!
Ее слова вызывают первобытный ужас. Одна, в чужом городе, без родной души и без поддержки я ни за что не справлюсь!
— Мам, а если я не собираюсь никуда уезжать? — задаю резонный вопрос, и мама округляет глаза.
— Эль, зря. Там вуз с крутой научной программой, там больше возможностей…
Она смотрит мне прямо в лицо и не видит, что по нему прилетело кулаком. Она никогда меня не видит…
— То же самое вы говорили про гимназию! — Я не унимаюсь, но папа кашляет в кулак, лезет в карман за бумажником и отстегивает мне пятнадцать тысяч тремя оранжевыми банкнотами.
— Девочки, ну не ссорьтесь. Как насчет пополнения гардероба именинницы, м?
Мама с воодушевлением подхватывает идею и вызывается сопроводить меня в торговый центр, но там, к ее пущему расстройству, я выбираю темные мешковатые худи и толстовки, пару джинсов и кеды.
После такого унылого шоппинга мама пьет в кафешке ягодный латте и возмущается:
— Эль, ну почему у тебя такой херовый вкус? Ну хоть раз в жизни оденься как девочка! Я была такой же, как ты, и всего лишь хочу облегчить тебе жизнь…
Я только морщусь.
Мою жизнь никто не облегчит.
А если начну притворяться той, кем не являюсь, окончательно возненавижу себя.
***
12 марта, воскресенье
«Дорогой дневник, знаешь, чего мне отчаянно, до крика, хочется?
Самой малости — найти друзей.
Я мечтаю делиться с ними мыслями, впечатлениями от просмотренных фильмов и прочитанных книг, музыкой и секретами. Мотаться по летним рок-фестивалям и пикникам с ночевкой, напиваться и петь песни, смотреть на звезды и смеяться от души… Но друзей у меня нет.
Ник моей странички “ВКонтакте” — “Lonely alien” (Одинокий инопланетянин), в подписчиках висят фейки, удаленные пользователи или всякие шизики, которые ничего не могут написать мне в личку из-за настроек приватности. Этот аккаунт нужен мне лишь для прослушивания аудиозаписей, коих накопилось больше двух тысяч».
Я достаю из папки чистые листки и начинаю рисовать.
Эта веселая девчонка могла бы быть моей лучшей подружкой — мы бы ночевали друг у друга, гадали на картах таро, обсуждали парней и сериалы и объедались испеченными ею печеньками. Шлялись по кофейням, салонам красоты и магазинам, и она наконец привила бы мне хороший вкус в одежде.
А этот парень был бы моим парнем — надежно стоял за спиной на концертах, защищал от слэмящейся нечисти, спасал от неприятностей и с полуслова понимал. Вечерами мы бы делились наболевшим, новостями и планами, а ночи напролет до одури целовались и умирали друг в друге.
Но этой девчонки нет.
А у нарисованного парня вдруг угадываются знакомые черты, и я с досадой разрываю рисунок на мелкие кусочки.
Этот уже занят. Я схожу с ума, вот незадача.
***
Папа рано лег спать, и мама настойчиво предлагает мне на сон грядущий посмотреть какую-то муть.
Вздохнув, прихожу в гостиную, залезаю в кресло и выключаю свет, но на поверку «муть» оказывается охренестическим фильмом «История странного подростка»[6].
Временами я подозреваю, что родители специально подсовывают мне фильмы и книжки такого рода — чтобы я училась на чужих ошибках и делала верные выводы.
После финальных титров я чувствую, что из меня вынули душу, и грузиться о своей никчемной жизни сил попросту не остается.
Глава 9
14 марта, вторник
До начала весенних каникул одиннадцатиклассникам предстоит организовать в школе день открытых дверей и отчетный концерт самых талантливых представителей параллели — это ежегодное мероприятие все ненавидят и вечно запарывают, но директор и завучи продолжают упорно настаивать на его проведении.
Поскольку я неплохо рисую, меня, не без сопротивления с моей стороны, подрядили оформлять декорации. Но лучше уж так, чем, обливаясь потом, лажать на сцене и шокировать гостей.
Два дня подряд я с самого утра стою на стремянке и малюю весенние пейзажи.
Ну, естественно, не те, реальные, с плывущим по дорогам дерьмом, а тошнотворно-радостные, солнечные, каких в марте и не бывает.
Остальные однокласснички тоже загружены нашей класснухой так, что доставать меня возможности у них попросту нет.
Они даже начали испытывать ко мне нечто сродни уважению — с блеском в глазах рассматривают мои художества и наблюдают за процессом создания. Исподтишка, пока Мамедова не видит.
Сама она о чем-то перешептывается с верной Наденькой и тычет ей в лицо флешкой.
Мне неинтересно, что они там решают, но за время пребывания в этом зверинце у меня выработался рефлекс быть начеку, и я напрягаю слух.
Оказывается, наши звезды будут дуэтом петь песню собственного сочинения. И называется она «Как прекрасен этот мир».
С этим я бы поспорила, но лишь невесело усмехаюсь.
Для Альки мир, определенно, прекрасен. Ведь ее примитивный мозг не способен на глубокий анализ. Да о чем я — она им вообще не пользуется…
Девочки перемещаются к пульту, их шепот становится громче и превращается в визг, потому что ботаник, исполняющий обязанности звукача, обнаруживает, что флешка с минусовкой не открывается.
На душе становится тепло и радостно.
Неужели раз в жизни карма сработала так, как надо? Получайте расплату за мой нос, тупые овцы!
— Мы ни черта не успеем! — сокрушается красная как рак Зверева. — Мне запись сразу на флешке передали, я больше нигде ее не сохранила… Новый заказ стоит денег. А у меня их пока нет, Аль…
— Надь, тихо, — пытается разрулить ситуацию Алька. — У меня же сеструха в консерватории учится. Она нам поможет. Сбацаем и без минусовки.
— Ну и? — откуда-то снизу раздается печальный голос.
Отвлекаюсь от созерцания благостной картины, свешиваюсь со стремянки и тут же проглатываю язык.
Паша Зорин протягивает мне ведерко с красной акриловой краской и терпеливо ждет, пока я отдуплюсь.
Он только что заговорил со мной! Впервые с тех пор, как я появилась в этой школе.
Спускаюсь, принимаю у него подношение и сдуваю челку со вспотевшего лба.
Я в замешательстве. Недавние грезы о нем еще слишком свежи в памяти, но его бездействие рассказало обо всем намного громче слов. Ему, как и всем остальным, просто плевать на меня, а все эти «гляделки» — не больше чем интерес исследователя к неведомой науке форме жизни.
Мне очень хочется ему нагрубить, сказать, что он обыкновенный трус, но я сдерживаюсь и даже изображаю искреннее желание разобраться с его вопросом.
— В смысле — «ну и»?
— Ты сейчас скалишься, потому что у девчонок проблемы с минусовкой, так? — уточняет он с плохо скрываемой яростью, и я теряюсь.
Явный наезд в его исполнении вынуждает отступить, и от иррациональной обиды щиплет глаза.
Он никогда не собирался становиться мне другом.
Ну почему я такая дура?..
— Э-э… Ты ошибаешься, — отвечаю осторожно, и голос подводит: срывается на хрип. — Мне просто название песни показалось забавным.
Я даю понять, что разговор окончен: отворачиваюсь и старательно малюю цветы уже на уровне лица, но Паша не отваливает — возвышается рядом холодной стеной и сражает ледяным парфюмом.
— А что не так с названием?
Вот черт. Привязался. Не стану же я рассказывать этому идеальному с виду существу о дерьме, плывущем по улицам нашего распрекрасного мира.
— С названием все нормально. Видимо, это со мной что-то не так.
Паша подходит ближе, обхватывает пальцами мое плечо, и я напрягаюсь.
— Я все время смотрю на тебя, Литвинова, и никак не пойму твоей проблемы. Симпатичная девочка, отличница, а постоянно нарываешься, выделываешься, ищешь неприятностей. Всех ненавидишь. Думаешь, что все вокруг уроды, да?
— А это не так? — Я позволяю себе на него посмотреть. Он не знает, куда деть руки и развязно засовывает их в карманы брюк. Неужели весь его апломб лишь для того, чтобы прикрыть волнение?
— Нет, не так… — тихо произносит Паша и отводит бездонные серые глаза.
На секунду мое сердце екает, но я тут же в красках припоминаю, как кровь лилась на пол из моей ладони, а Паша просто смотрел. Бездействовал. И не высовывался, как и прочие, хотя мог помочь.
— Нет. Это так! И ты такой же урод, как и все, — громко и четко произношу я и отхожу от этого так похожего на принца ничтожества.
Глава 10
15 марта, среда, вечер
«Дорогой дневник!
Сегодня меня ожидало настоящее потрясение.
Нет, это даже не потрясение. Это шок, ступор, нокаут и полная отключка…
В общем, нас сняли с двух последних уроков и снова отправили батрачить в актовый зал.
Под саундтрек из любимого мрачного аниме, звучащий в наушниках, я начала рисовать цветущую сакуру. Может, остальные декорации я и украшала из-под палки, но в эту вложу свою душу. Эта будет моей мечтой о весне: о смерти и освобождении, об обновлении и другой жизни…