Утверждение, что у Ирака есть оружие массового уничтожения, было оправданием вторжения. Но, возможно, никогда еще не было войны, где неравенство огневой мощи между воюющими сторонами было настолько велико. С одной стороны – круглосуточное спутниковое наблюдение, Б-52, ракеты «Томагавк», кассетные бомбы, снаряды с обедненным ураном и компьютеризированное оружие, которое настолько изощренно, что порождает теорию бесконтактной войны; с другой стороны – мешки с песком, пожилые мужчины, размахивающие пистолетами своей юности, федаины, одетые в рваные рубашки и кроссовки, вооруженные автоматами Калашникова. Бо́льшая часть вооруженных подразделений Республиканской гвардии была уничтожена бомбами в первую неделю. Сравнительный коэффициент потерь между иракскими войсками и силами Коалиции может оказаться, как и в операции «Буря в пустыне», 1000:1.
Багдад был взят в течение пяти дней, после того как сухопутным войскам был отдан приказ о наступлении. Обязательное в таком случае сбрасывание уродливых статуй диктатора происходило по одной схеме: у освобожденных граждан были только молотки, в то время как американские войска помогали танками и бульдозерами.
Скорость операции убедила только послушных журналистов в том, что вторжение, как и было обещано, стало освобождением. Было продемонстрировано право сильного! Тем временем багдадская беднота, обездоленная за время одиннадцатилетнего эмбарго, начала грабить пустующие общественные здания. Начался хаос.
Вернитесь к горе, которая предлагает другую временную шкалу, и понаблюдайте оттуда. Победители, с их исторически беспрецедентным превосходством в вооружении, победители, которые неизбежно должны были стать победителями, оказались напуганными. Не только морские пехотинцы в противогазах, отправленные в проблемную страну и переживающие настоящие бури в пустыне, но и люди в Пентагоне, и лидеры Коалиции, появляющиеся на телевидении или совещающиеся конспиративно.
Говорили, что ошибки, допущенные на ранних этапах войны, – солдаты гибли от своей же огневой поддержки, гражданских разрывало на куски в операциях под названием «уничтожение транспортного средства» – были вызваны нервозностью.
Любой из нас боится. Однако лидеры Нового мирового порядка, по-видимому, женаты на страхе, а их подчиненным командирам и сержантам такой страх внушается по мере продвижения по служебной лестнице.
Каковы принципы этого брака? Днем и ночью партнеры говорят себе и своим подчиненным правильные полуправды, надеясь превратить мир из того, что он есть, в нечто, чем он не является! Чтобы создать ложь, требуется шесть полуправд. В результате они теряют связь с реальностью, продолжая при этом иметь власть. Им постоянно приходится амортизировать удары ускорением. Решительность становится их средством предотвращения вопросов.
Несмотря на то, что они женаты на страхе, они не могут примириться со смертью. Страх не впускает смерть, и поэтому мертвые покидают их. Они одиноки на этой планете – в отличие от остального мира. И учитывая всю власть, которой они обладают, прежде всего военную, они опасны. Ужасающе опасны. Это причина, по которой они не выживут.
На двадцать третий день войны хаос усилился в геометрической прогрессии. Режим свергнут. Саддама Хусейна найти не удается. Воздушные бомбардировки продолжают сеять хаос везде, где генерал Томми Фрэнкс считает нужным. А в Багдаде и других освобожденных городах разграблены не только министерства, но и магазины, дома, гостиницы и даже больницы, в которых всё больше и больше искалеченных и умирающих. Некоторые врачи в Багдаде берутся за оружие, пытаясь защитить больницы. Тем временем силы, освободившие город, стоят в стороне, ошеломленные, нервничающие, ничего не предпринимающие.
Сценарий ликования от свержения статуй Саддама Хусейна был тщательно подготовлен в Пентагоне и содержал полуправду. Но то, что будет происходить в городах, он не предвидел. Господин госсекретарь Рамсфельд назвал хаос просто «неаккуратностью».
Когда одна тирания свергается не людьми, а другой тиранией, результатом становится хаос, потому что людям кажется, что общественный порядок полностью разрушен и импульс выживания берет верх. Начинается мародерство. Всё просто и ужасно. Однако тираны ничего не знают о том, как ведут себя люди в экстремальных ситуациях. Страх мешает им; они одни на этой планете; даже мертвые покинули их.
Камни(июнь 2003)
Экбаль Ахмад[10] был, как мне кажется, человеком, который видел жизнь целиком. Он был хитер, сообразителен, не тратил времени на дураков, любил готовить и был полной противоположностью оппортунисту – тому, кто дробит жизнь на мелкие осколки. Однажды я написал рассказ о его детстве в Бихаре в эпоху разделения Индии и Пакистана. Это была печатная версия того, что он как-то ночью поведал мне в одном амстердамском баре. Прочитав мой рассказ, он попросил изменить его имя, что я и сделал. Рассказ был о том, что́ заставило его в возрасте семнадцати лет решиться стать революционером. Теперь он мертв, и я возвращаю ему имя.
Испытав влияние Франца Фанона и в особенности его книги Проклятьем заклейменный, он принял активное участие в нескольких освободительных движениях, включая борьбу палестинцев. Я помню, как он рассказывал мне о Дженине. В конце жизни Экбаль основал университет свободной мысли в Пакистане, названный в честь великого философа рубежа XIV–XV веков Ибн Хальдуна, предвосхитившего появление такой дисциплины, как социология.
Экбаль очень рано понял, что жизнь неминуемо ведет к разделению. Эту истину люди осознали прежде, чем категория трагического была отброшена, как мусор. Но Экбаль знал и принимал трагическое в жизни. Поэтому он тратил много своей неуемной энергии на налаживание связей – дружеских отношений, политической солидарности, военной преданности, совместного сочинительства, гостеприимства, – связей, которые имели шанс сохраниться после неизбежного разделения. Я до сих пор вспоминаю кушанья, которые он готовил.
И я никак не ожидал встретить Экбаля в Рамалле. Как ни странно, в первой же книге, которую я взял в руки и открыл, была его фотография на третьей странице. Нет, я не искал его. Но он всё же был где-то рядом со мной, когда я решил поехать в этот город, и он оставил мне сообщение, которое я прочел, подобно СМС, на крошечном экране моего воображения.
Смотри на камни! – гласило оно.
Хорошо, – ответил я по-своему, – камни.
Некоторые деревья, в особенности шелковица и мушмула, всё еще могут рассказать историю, как давным-давно, в другой жизни, до Накбы, Рамалла была городом отдыха и праздности для богатых; местом, куда можно было сбежать из близлежащего Иерусалима во время жаркого лета, курортом. Накба означает катастрофу 1948 года, когда тысячи палестинцев были убиты, а семьсот тысяч были вынуждены покинуть свою страну.
Задолго до этого в садах Рамаллы молодожены сажали розы, гадая, как сложится их супружеская жизнь. Пойменная почва хорошо подходила розам.
Сегодня нет ни одной стены в центре Рамаллы, ныне столицы Палестинской автономии, которая не была бы увешана фотографиями погибших, сделанными, когда они были еще живы, а теперь распечатанными в виде небольших плакатов. Погибшие – это мученики Второй палестинской интифады, начавшейся в сентябре 2000 года. Мучениками стали те, кто был убит израильской армией и поселенцами, а также те, кто решил пожертвовать собой в самоубийственных контратаках. Их лица преобразуют хаотичную застройку в нечто сокровенное, вроде папки с личными письмами и фотографиями. У этой папки есть отделение для магнитного удостоверения личности, выпущенного израильскими спецслужбами, без которого ни один палестинец не может проехать и пары километров, и другое отделение – для вечности. Вокруг плакатов стены испещрены следами от пуль и осколков.
Тут фотография пожилой женщины, которая могла быть бабушкой в нескольких папках. Вот мальчики, только ставшие подростками, много отцов. Слушая истории о том, как они встретили свою смерть, вы вспоминаете, что такое бедность. Бедность постоянно толкает на самый трудный выбор, который почти ни к чему не приводит. Бедность – это жизнь с этим почти.
Большинство мальчиков, чьи лица можно увидеть на стенах, родились в лагерях беженцев, столь же бедных, как трущобы. Они рано оставили школу, чтобы зарабатывать деньги для своих семей или помогать отцам в их работе, если таковые у них были. Некоторые мечтали стать первоклассными игроками в футбол. Многие мастерили катапульты из дерева, веревок и крученой кожи, чтобы бросать камни в армию оккупантов.
Любая попытка сравнить оружие сторон этого конфликта возвращает нас к вопросу о том, что значит бедность. У одних вертолеты «Апач» и «Кобра», истребители F-16, танки «Абрамс», вооруженные внедорожники «Хамви», электронные системы наблюдения, слезоточивый газ; у других – катапульты, рогатки, неумело используемые мобильные телефоны, калашниковы и взрывчатка, в основном самодельная. Чудовищность этого контраста открывает мне между этими пораженными горем стенами нечто такое, чему я не могу дать имени. Если бы я был израильским солдатом, то, несмотря на всё мое вооружение, это нечто меня бы пугало. Возможно, именно об этом сказал поэт Мурид Баргути: «Живые стареют, но мученики становятся только моложе».
Три истории от стен.
Хусни Аль-Найхар, 14 лет. Помощник своего отца-сварщика. Был застрелен в голову, когда бросал камни в противника. На фотографии он спокойно и решительно смотрит куда-то перед собой.
Абдельхамид Харти, 34 года. Художник и писатель. В юности учился на медбрата. Записался добровольцем в подразделение неотложной медицинской помощи, чтобы спасать жизни и заботиться о раненых. Его тело было найдено недалеко от КПП после ночи, на протяжении которой не было столкновений. У него были отрезаны пальцы. Только большой палец болтался на коже. Рука, кисть и челюсть были сломаны. В его теле было двадцать пуль.