И только произнесла последние слова, как в моем мозгу закопошилась некая мысль, нечто непонятное, пока не оформившееся, этакое смутное сомнение… Легкая шелковая салфетка, лежащая на моих коленях, упала на пол.
— Сима, — к столику подлетела Ася.
— Что? — повернула к ней потерянное лицо Полунина.
Администратор наклонилась к Симе и что-то зашептала.
— Ладно, — кивнула Сима. Потом она глянула на меня, уронила:
— Сейчас приду.
— Без проблем, — согласилась я.
Сима встала и двинулась вместе с Асей в глубь ресторана. Я осторожно осмотрелась. Немногочисленные посетители спокойно занимались едой, барменша, повернувшись спиной к залу, колдовала над бутылками. Моя правая рука схватила сотовый, оставленный Полуниной на столе. Так, теперь главное — аккуратно открыть аппарат и впихнуть на нужное место «ПС-двадцать». Проделав несложную операцию, я встала, положила на столик пару купюр и, не дожидаясь возвращения Симы, выскочила из ресторации.
Вам мое поведение кажется глупым? Вы ошибаетесь, дорогие мои. Сейчас Сима подойдет к столику, обнаружит пропажу «продюсера» и потеряет самообладание. А что делает женщина, если впадает в истерику? Она звонит кому-нибудь из близких людей: маме, сестре, подруге, любовнику и начинает жаловаться на жизнь. Мы так устроены — обязательно хотим поделиться плохим настроением, выслушать слова утешения, получить, в конце концов, совет. Конечно, есть люди, тщательно закапывающие свои тайны. Мне не раз попадались на жизненном пути подобные личности, которые, кажется, ни за что не разоткровенничаются. Но потом выяснялось — в минуту слабости, под влиянием чувств, испытывая дискомфорт, «железные» граждане не смогли удержать язык за зубами: одному человеку случайно намекнули на некие обстоятельства, другому сообщили какую-то информацию, третьему пожаловались, перед четвертым неожиданно, впервые в жизни, разрыдались… Если обойти, порасспросить всех их собеседников и сложить полученные сведения, то получится вполне ясная картина.
Сейчас, не найдя меня на месте, Сима должна — просто обязана! — задергаться. Полунина артистка, пусть и неудачливая, но она человек истероидного плана — иные в лицедеи не идут. Только не надо думать, что я сейчас осуждаю актеров! Истероиду свойственны порывистые реакции, он способен убить человека в момент аффекта, но уже через минуту начнет рыдать над трупом. Истероиду трудно дается решение логических задач, он очень тяжело переживает любую стрессовую ситуацию, часто впадает в депрессию и страдает припадками меланхолии. Если истероид выбирает себе профессию летчика, хирурга или учителя, это настоящая катастрофа, потому что в напряженный момент у подобного человека сдадут нервы, и он закричит на учеников, бросит скальпель в медсестру или отпустит штурвал. Истероиды в момент катастрофы эгоистичнее всех эгоистов, но если они выживут в пожаре или не утонут во время наводнения, а потом поймут, что потеряли близких, то всю свою последующую жизнь станут мучиться совестью и рыдать по ночам. Из истероидов получаются великолепные музыканты, искусствоведы, модельеры и актеры. Сима артистка, она сейчас схватится за мобильный.
Кусая от напряжения нижнюю губу, я выбежала к своему «Пежо», открыла багажник, вытащила оттуда предусмотрительно прихваченную из дома Иркину куртку (самый простецкий пуховик темно-серого цвета), быстро переоделась, надвинула на голову капюшон и, выглянув из-за автомобиля, увидела Симу, выскочившую из ресторана.
Вид у Полуниной был полубезумный. Порыв декабрьского ветра разметал ее розово-зелено-синие пряди. Оглянувшись по сторонам, Сима затряслась, потом дрожащими руками застегнула манто, на которое явно пошли шкурки невинно убиенных бродячих кошек, вытащила из сумки мобильный и побрела по улице, пошатываясь словно пьяная. Я кинулась за предполагаемой убийцей Карякина, сжимая приемное устройство.
Ту-ту-ту… — неслось из наушника, одной из частей пресловутого «ПС-двадцать». Очевидно, человек, с которым желала поболтать Сима, не слышал звонка или не хотел отзываться.
Ту-ту-ту…
— Алло, — вдруг пропел молодой, сильный голос.
Такой тембр должен принадлежать красивой брюнетке с карими глазами и сочным ртом. Блондинки разговаривают иначе — мягче, нежнее, кокетливее.
— Алло, это кто? — поинтересовалась брюнетка.
— Я. Сима Полунина.
— А! Привет. Ну, как дела?
— Ты.., ты… — начала заикаться Сима. Но тут же чуть не выкрикнула:
— Это могла быть только ты!
— Ясное дело, это я, — засмеялась брюнетка. — Ты же мне звонишь.
— Тебе, сволочь!
— Сима, — сурово отозвалась собеседница, — если ты пьяная, лучше ложись спать.
— Знаешь великолепно, что я не пью! — заорала Полунина.
Актриса шла метрах в двадцати от меня, диковатой расцветки волосы волной падали на ее спину. Я невольно зацепилась взглядом за локоны и снова ощутила некий дискомфорт. Но раздумывать над собственными ощущениями было некогда, в ушах звенел голос Симы.
— Карякин умер!
— Ой, вот неприятность! Хотя ничего странного. Если так пить, то до пенсии точно не доживешь.
— Он выпил!
— Неудивительно. Сотни алкоголиков гибнут от дряни. Нахлебаются стеклоочистителя, — весело щебетала собеседница Симы, — или одеколона, и поминай как звали.
— Это ты!
— Я? Извини, не понимаю тебя.
— Возле дивана лежала моя записная книжка.
— Симочка, — ласково пропела в трубку женщина, — будь добра, объясни нормально, что ты хочешь сказать. Я пока ничего не понимаю. Вадим скончался, его, конечно, жаль. Нам, наверное, учитывая отсутствие у Карякина родственников, придется заняться похоронами. Но при чем тут твоя записная книжка?
— Я, дура, вчера вечером побежала тебе рассказывать… Решила помочь… Сообщила, что Карякин про давние времена пьесу накропал, всех там подлинными именами и фамилиями назвал. Он тебе отомстить хотел за все! Ничего не простил, ждал момента и дождался! Игоряшка-то у нас богатым Буратино стал, большими деньжищами ворочает…
— Мы с тобой вчера подробно обсудили ситуацию, зачем повторяться?
— Я дура! Да, дура! — заплакала Сима. — Всю жизнь тебе верила! Кто мне обещал? Кто про фиктивный брак пел, а? Я дура, дура…
— Симонька, успокойся. Ты где сейчас находишься? Дома?
— На улице.
— Возьми себя в руки, в подобном состоянии можно под машину попасть.
— И не надейся!
— Господи, Симуля! Приди в себя, я же твой лучший друг. Кто деньги всегда дает?
— Ты, — всхлипнула Полунина.
— Кто с Мишей познакомил, когда Игорь с Тамаркой-сволочью роман закрутил?
— Ты.
— Вот видишь!
— Мишка меня бросил.
— Но это же не по моей вине, — справедливо заметила собеседница Симы, — просто не сложилось у вас.
— Я люблю одного Игоря.
— О господи! Сколько раз обсуждали! Он тебя недостоин!
— Да, да, да!
— Только не плачь. Все уладится. Есть у меня один мужчина на примете, для тебя отличная кандидатура, в субботу познакомлю.
— Я дура!
— Успокойся.
— А ты сука!
— Сима! Еще одно подобное заявление, и я больше никогда не захочу иметь с тобой дело!
— А-а-а! Сейчас же пойду в ментовку, — окончательно потеряла самообладание Полунина, — и расскажу все. Ой, я поняла!
— Что? — устало спросила брюнетка.
— Мы вчера долго говорили в кафе. Потом я домой приехала и не нашла записную книжку и перчатку…
— Думаешь, это я их украла? — издевательски перебила Симу собеседница. — Очень мило! Милиционеры моментально откроют дело, они обожают искать кожгалантерейные изделия и потрепанные бумажонки.
— Вещи уже нашлись, — прошептала Сима. — И не где-нибудь, а около трупа Карякина. Вопрос, как они попали в его квартиру, если моя нога никогда не переступала ее порога?
— Ну и ну! Загадочная история.
— Нет. Это ты!
— Что я?
— Скоммуниздила книжку и перчатку, пока я в туалет ходила, а утром, отравив Вадима, подбросила их к дивану.
— Боже! Да зачем?
— Чтобы на меня подозрение упало.
— Симочка, ангел, ты больна.
— Нет! Я поняла твой замысел. Боишься, да? Между прочим, Нина…
— Любимая моя, — заквохтала брюнетка, — откуда ты взяла такую информацию?
— Неважно!
— Да тебя на испуг берут, обычная милицейская тактика, — зачастила брюнетка. — Ничего у них нет, наврали семь верст до небес, и все лесом!
— Я видела!
— Кого?
— Не кого, а книжку и перчатку.
— Да ну? Не путаешь?
— Не-ет. Они уже у меня.
— Менты отдали улики?
— Да.
— Невероятно!
— Ха! Это еще не все. Волосы!
— Ты о чем? — растерянно поинтересовалась брюнетка.
— Баба, которая со мной разговаривала, случайно проговорилась: дескать, на диване, где лежал труп, осталась розово-зелено-синяя прядь.
— Ну и?
— Мои волосы колорированы слегка иначе, — вдруг очень тихо, нормальным голосом, без визгливо-истерических ноток сказала Сима. — Они зелено-сине-фиолетовые. Розовый цвет никогда мне не шел. Думаю, ты просто не обратила внимания на сей нюанс. А еще полагаю, что ты вовсе не желала оставить прядку. Она просто выпала из парика!
— Окстись, Сима!
— Нет, нет. Я все теперь вспомнила! Масленица.., парик… Нина.., ты тоже про него вспомнила. Ты же никогда ничего не выбрасываешь, все хранишь…
— Кто тебе сказал? — вырвалось у брюнетки.
— А, испугалась? Нет, после того, что ты вчера сделала, я молчать не стану! Меня хочешь подставить? Думаешь, ни о чем не догадываюсь?
— На какой улице ты находишься? — нервно перебила Симу собеседница.
— На Петровке.
— Где?
— Возле ЦУМа.
— Иди в метро, на «Кузнецкий Мост». Сейчас приеду и привезу тебе доказательства.
— Чего? — зашмурыгала носом Сима.
— Дурочка маленькая… — нежно пропела брюнетка. — Я объясню, где провела сегодняшнее утро, это раз. Теперь два: Карякин жив.
— Врешь!
— Разговаривала с ним полчаса назад. Он, шантажист мерзкий, потребовал денег, заявил: «Плати мне миллион баксов, тогда заберу сценарий». Тебя надули. Вчера украли незаметно вещи, ты ж вечно сумку незакрытой носишь. Стой в метро, первый вагон в сторону «Пушкинской», уже бегу.