Тем более любопытно, что уже в 1971 г. была сделана попытка объяснения большинства специфических неандертальских особенностей – людей из Неандерталя, Гибралтара II, Пеш-дель-Азе и Староселья – сифилитическими изменениями (Wright, 1971). Якобы этим обусловлена форма надбровья, теменных и затылочной костей, вогнутость носовых костей, частое отсутствие передних зубов, сильная стертость тавродонтных моляров и изогнутость бедренных костей. Статья, что удивительно, была опубликована не где-нибудь, а в журнале Nature – и не первого апреля.
Уникальный палеопатологический случай – Крапина 120.71. Этот небольшой фрагмент ребра с разрастанием странной формы долгое время не привлекал внимания исследователей. Наконец, в 2013 году дошла очередь и до него. Тщательное исследование и сравнение с возможными аналогами показали, что с наибольшей вероятностью у несчастного был рак кости (Monge et al., 2013). Это древнейший известный случай такого заболевания у предшественников сапиенсов. Впрочем, он может быть не единственным: в компактном слое нескольких костей Неандерталя 1 обнаружены подозрительные отверстия с зубчатыми краями, тоже с большой вероятностью канцерогенной природы.
Намного больше повезло самому северному неандертальцу из Зиланд-Риджес: он был счастливым обладателем доброкачественной опухоли – эпидермоидной кисты; она, по крайней мере, не болит.
События прошлого можно реконструировать разными путями. Наблюдения за характером геологических отложений, анализ фауны и флоры, исследования культурных артефактов дают бесценные свидетельства жизни наших далеких предков и их соседей. Но, конечно, самые впечатляющие результаты мы получаем, анализируя останки самих людей. Это дает неповторимый взгляд на конкретную личность, а из массы таких индивидуальных историй восстает общая картина былого. И неважно, что зачастую в нашем распоряжении имеются лишь небольшие обломки: взгляд антрополога распознает следы давнишних событий, и способов таких – не счесть.
Один из путей реконструкции жизни пращуров – оценка палеопатологий. Им и воспользовались исследователи останков неандертальцев из пещеры Марийяк (Garralda et al., 2014). В слое с датировкой 57,6±4,6 тыс. лет назад были найдены крайне фрагментарные останки (всего в Марийяке обнаружено 26 обломков), в том числе кусок свода на границе лобной и теменной костей. Честно говоря, данная часть черепа – одна из самых “безыдейных”, обычно кроме толщины костей изъять из нее ничего не удается. Не так редко исследователи подобные находки отправляют в запасники на годы. Но не таковы испанские и французские антропологи!
Тщательное изучение фрагмента Марийяк 3 позволило выявить на нем следы довольно редкой патологии – внутреннего лобного гиперостоза, то есть значительного разрастания кости на мозговой поверхности черепа. Строго говоря, сам гиперостоз – не болезнь, а скорее побочный эффект. Непосредственные причины данного отклонения точно неизвестны, но сопровождающие симптомы изучены хорошо. Среди современных людей внутренний лобный гиперостоз чаще всего обнаруживается у пожилых женщин с гормональными нарушениями. Болезнь выражается в повышении концентрации мужских половых гормонов и, как следствие, увеличении жироотложения на животе, появлении мужских признаков – росте бороды и усов, низком голосе, усиленном росте мускулатуры, а также, соответственно, нарушении женских особенностей. Любопытно, что известны случаи внутреннего лобного гиперостоза и у мужчин, в том числе в древности: в Древнем Египте, бронзовом веке Сирии, у индейцев анасази, скифов и сарматов. Среди ископаемых гоминид эта патология встречена у питекантропа Сангиран 2 с Явы, неандертальцев Гибралтар I из Испании и Шанидар 5 из Ирака. Из них первые два с наибольшей вероятностью женские, а последний – мужской. Пол неандертальца Марийяк 3 определить, понятно, трудно, но хитрые расчеты привели исследователей к мысли, что это был мужчина. Все эти люди имели пожилой по древним меркам возраст – старше 40 лет, неандертальцы, возможно, и до 60 лет. Учитывая общее число находок древних людей, частота гиперостоза у неандертальцев оказывается завышенной. Таким образом, среди неандертальцев регулярно встречались гормональные отклонения, причем как среди женщин, так и мужчин.
Фактически этим заканчивается статья про Марийяк 3. Но…
Если бы зарубежные коллеги обращали больше внимания на труды российских антропологов, они могли бы знать, что почти двадцать лет назад Елена Николаевна Хрисанфова достаточно детально реконструировала гормональный статус неандертальцев и особенно подчеркивала при этом увеличение у них концентрации андрогенов – мужских половых гормонов (Хрисанфова, 1997, 2000, 2002; Хрисанфова, Булыгина, 2000; Boulyguina et Khrisanfova, 2000). Лобный гиперостоз – крайнее выражение этой тенденции, но и у вполне здоровых неандертальцев маскулинизация выражена весьма ярко. Более того, такая их особенность могла быть в числе причин вымирания наших невезучих родственников, ведь увеличение андрогенов у женщин катастрофически снижает их женственность по всем статьям; в числе прочего резко повышается риск выкидышей. Таким образом, способности к размножению у неандертальцев были изначально ниже, чем у сапиенсов. Мощные, сильные, волосатые, с хриплым низким голосом, агрессивные, но плохо размножающиеся троглодиты даже при изначальном численном превосходстве были обречены на исчезновение перед лицом не столь брутальных, но плодовитых пришельцев из Африки.
Что ж, остается надеяться, что международное сотрудничество в будущем будет не столь односторонним, а важные научные разработки всех исследователей будут включаться в мировой оборот, ускоряя всеобщий прогресс.
Часть неандертальских травм могла быть получена случайно, например на охоте. Женщина Ла-Кина 5 получила повреждение левой кисти, из-за чего практически не могла пользоваться всей рукой, вплоть до того, что уменьшилась плечевая кость, хотя и не в такой катастрофической степени, как у старика Шанидар 1, у которого правой руки ниже локтя вообще не было. Нижний конец правой локтевой кости и, очевидно, вся кисть были ампутированы у неандертальца Крапина 180. Не мог пользоваться левой рукой из-за перелома, вывиха и суровой деформации локтя Неандерталь 1. Видимо, безрукие инвалиды были обычными персонажами заиндевевших плейстоценовых пещер. Запястье было повреждено и у мужчины Кебара 2, хотя и не так серьезно, как в предыдущих случаях; у него же был травмирован пятый грудной позвонок.
Уже перечислялись многочисленные переломы и болезни Шанидара 1. Шанидар 3 повредил правую лодыжку, заработав сильное артритическое осложнение. Ла-Ферраси II и Шанидар 4 ломали свои малые берцовые кости, в последующем зажившие. Киик-Коба 1, кроме прочего, сломал себе мизинец на левой стопе и, с некоторой вероятностью, отморозил несколько пальцев на обеих ногах, что понятно, поскольку ходил он наверняка босиком (Рохлин, 1965; Trinkaus et al., 2008). Ла-Шапель-о-Сен за свою бурную жизнь сломал ребро и палец на ноге, повредил левый тазобедренный и крестцово-подвздошный суставы.
Т. Бергер и Э. Тринкаус обратили внимание, что многие неандертальцы имеют травмы в верхней части тела, иногда сразу по 3–4 на одном человеке, но не встречено ни одного случая переломов бедренной или большой берцовой костей. Любопытно, что аналогичное распределение травм обнаруживается у ковбоев, участвующих в родео. Стало быть, дело в близком контакте с крупнорогатыми и копытастыми? Исследователи предположили, что при недостатке метательного оружия неандертальцы могли быть сторонниками контактного метода охоты, с ударными копьями ближнего действия (Berger et Trinkaus, 1995). В принципе, их сложение позволяло им душить бизонов чуть ли не голыми руками. Конечно, не стоит воспринимать эти сопоставления слишком однозначно, поскольку факторов травматизма было, очевидно, много разных, а среди верхнепалеолитических сапиенсов распределение ранений аналогично неандертальскому, тогда как в наличии у кроманьонцев метательного оружия никто не сомневается. Что характерно, об этом предупреждает сам автор “родео-гипотезы” (Trinkaus, 2012).
Не так мало неандертальцев имеют ранения, нанесенные с большой вероятностью оружием. Например, неандерталоид Схул IX получил удар по голове, а его тазобедренный сустав – головка бедренной кости и вертлужная впадина – были с большой силой пробиты дротиком или копьем. Девятое ребро Шанидара 3 кто-то проткнул острым орудием типа деревянного копья, причем наверняка пострадало легкое; следы заживления говорят о том, что после ранения человек прожил несколько дней или даже недель. Левый мыщелок нижней челюсти подростка Ле-Мустье I несет зажившую трещину, полученную от правого хука.
Большой круглый след от тумака на левой стороне свода знаменует конец жизни Крапины 4, а Крапина 34,7 после подобного ранения, частично проникающего, прожил еще несколько недель. Неслабая оплеуха могла быть первопричиной повреждения левого виска Крапины 1, продолжившегося в инфекцию среднего уха и ячеек сосцевидного отростка. По правой стороне лобной кости выше надбровья пришелся удар, настигший неандертальца Шаля 1 из Словакии, по левой – Шанидара 5, по середине правой брови – Неандерталя 1, по правому виску – Монте-Чирчео I из Италии. Шанидар 1, как уже упоминалось, имел шрам на правой стороне лба и потерял левый глаз. Шанидара 4 треснули по левой стороне лба и сломали или пробили ему одно из правых ребер, причем несчастный прожил после этого совсем недолго.
По полной программе схлопотал неандерталец Сен-Сезер 1: кто-то недобрый разрубил ему правую сторону головы (Zollikofer et al., 2002). Отдельный вопрос – чем можно было нанести такую рану? Самое подходящее оружие – мачете или меч с длинным рубящим краем. Думается, это было кремневое орудие на деревянной рукояти. Проблема в том, что ближайшие археологически известные аналоги относятся к неолитической эпохе, а тут речь идет о времени 36,2 тыс. лет назад! Кстати, это время появления в Европе сапиенсов, а сам Сен-Сезер 1 с немалой вероятностью является неандертальско-сапиентным метисом. Уж не приложили ли изобретательные кроманьонцы руку или, вернее, мачете, к голове бедняги? Или шательперронские пластины на самом деле составные части вкладышевых мечей (слышу, слышу возмущенные возгласы археологов)? Кстати, судьба Пьеро или Пьеретты, как назвали несчастного антропологи (пол его неочевиден, так что оба имени равноценны), не прервалась с роковым ударом. Несмотря на сквозной семисантиметровый разруб, человек выжил, рана заживала еще несколько месяцев, так что, видимо, какая-то добрая душа заботилась о страдальце все это время.