ом, как какая-нибудь скотина вроде Ра-Набота, а отъехал назад, дал возможность взять новое копье и надеть шлем, хотя имел полное право продолжить бой. А руки у парня сильные, даром что не каланча, ишь как удар удержал... Лось Ра-Гвар всегда отдает долги, если что у Эстре пойдет не так, он не станет сразу наседать, а даст прийти в себя.
Арциец на той стороне поля поднял руку, и Рорик ответил тем же жестом, давая понять, что готов. Кони сорвались с места одновременно и помчались навстречу друг другу, словно два осенних оленя, вознамерившихся сцепиться рогами. На сей раз в щит целились оба, копья преломились, лошади осели на задние ноги, но тотчас поднялись, и всадники, ни один из которых не потерял стремя, застыли друг перед другом. На копьях они оказались равны. Лосю очень хотелось думать именно так, хотя первую схватку он проиграл.
Эскотец выхватил меч, опередив арцийца на долю мгновенья. Лошади, привыкшие сражаться, предугадали намерения седоков, бросившись навстречу друг другу. Ра-Гвар ударил первым, но клинок встретил клинок, и Лось с удивлением обнаружил, что Эстре не слабее его. Какое-то время они мерились силой, потом одновременно отступили, чтобы обменяться чередой ударов. Проклятый, они опять оказались равны... А вот поминать Проклятого не стоило, арциец внезапно отдернул щит, меч Рорика встретил пустоту, и эскотца что-то ударило по запястью. Доспех выдержал, но оружие вырвалось из онемевшей руки и отлетело далеко в сторону. Взбешенный неудачей Лось схватил притороченную к седлу секиру – последнее, что у него осталось, но арциец в очередной раз удивил. Легко, несмотря на тяжесть доспехов, соскочив с коня, он поднял выпавший меч и с силой воткнул в землю, а затем на глазах у зрителей и растерявшегося «графа» воткнул рядом свой.
Огромный всадник с секирой замер перед стоящим между двумя мечами человеком в герцогской короне. Гварский Лось держал в руках жизнь герцога Эстре, но поединок проиграл в любом случае. Это было ясно всем.
Бросить оружие, спешиться и схватиться врукопашную? Он тяжелее раза в два, хотя Проклятый его знает... Арциец силен, как конь, и ловок, как кошка, хоть и кажется хрупким. А, была не была! Эскотец тяжело слез с Грома, а ведь, пусти он на Тагэре коня, тот бы, пожалуй, успел подсечь ему ноги мечом...
Две стальные фигуры возвышались посредине ристалища, было тихо до дрожи, плыли низкие облака, обещая скорый снегопад.
Внезапно арциец поднял забрало, и Ра-Гвар увидел молодое лицо с ясными серым глазами. Александр Эстре улыбнулся, и Рорик, непонятно почему, ответил такой же улыбкой.
– Почему бы Лосю и Волку не объединиться, чтобы уничтожить свинью? Да и воевать уместнее летом, а пировать зимой.
Владетель Приграничья недолго изображал из себя соляной столп. Рывком подняв забрало, он решительно протянул сопернику огромную руку.
2886 год от В.И.
12-й день месяца Сирены.
Арция. Мальвани
Миранда Мальвани не знала, смеяться ей, плакать или злиться. Дариоло с очаровательной застенчивостью поведала о своей беременности, и герцогиня, со стоном откинувшись на спинку кресла, лихорадочно соображала, что же делать. Что все ее попытки вразумить влюбленных окажутся гласом вопиющего в пустыне, она не сомневалась, но ей и в голову не могло прийти, что за три дня, проведенных Сандером в Мальвани, ее подопечные успеют... Воистину, в тихом омуте оказалось полно чертей. Скромник Сандер и несостоявшаяся циалианочка!
Впрочем, дело сделано. Пока Дариоло беременна, о венчании не может быть и речи. Святая Циала запретила покрывать грех узами брака. Через это не переступит даже Жорж при всей его снисходительности, да и сама Даро слишком чтит церковные каноны, хотя в смелости ей не откажешь. Сандеру с Даро повезло, а о ней и говорить не приходится, таких, как Эстре, встретишь нечасто.
– Сигнора, – Даро с тревогой смотрела на свою покровительницу, – вы очень сердитесь?
– Ужасно, – подтвердила герцогиня, – подумать только, мне придется сидеть с тобой в Мальвани, а я так мечтала о мунтских балах.
– Мне очень жаль...
– Дурочка! Ты что, так сразу и поверила? Мой тебе совет, не воспринимай то, что говорят другие, всерьез. Людям свойственно врать и ошибаться.
– Значит, вы не скучаете по столице?
– «Пуделей» я не видела! Если мне и следует куда-то съездить, так это в Оргонду. Я почти три года не видела Анри.
– Из-за меня?
– Нет, из-за войны. И из-за дурацкого недоверия Филиппа, ведь Мальвани не давали повода усомниться в своей лояльности. Хотела бы я, чтобы со мной жила МОЯ невестка, но Сезар о женитьбе пока не думает. Хоть бы вы с Сандером подали ему пример.
– Сигнора Миранда, может быть, я ошибаюсь... Вы чем-то озабочены.
– Озабочена, – кивнула жена маршала, – но чем, сама не знаю. На душе тревожно, а почему – не пойму.
– Сандер, когда чего-то забывает или не понимает, пытается вспоминать все задом наперед, пока не доходит до причины.
– Умница он у тебя... Что ж, попробую вспомнить. – Миранда задумалась, перебирая пальцами аметистовое ожерелье. Даро ей не мешала, думая об Александре. Он обещал приехать к Новому году, только бы его ничего не задержало. У них будет кварта или две счастья. Дни вместе с Мирандой и Рито и ночи, принадлежащие только им.
Дариоло не представляла, как она могла жить без своего герцога, и была чуть ли не благодарна Дафне, из-за которой они бежали. Только вот жаль отца, как он там один? Это несправедливо, что их счастье выросло из чужой беды, но что тут поделаешь. Отец не стар, может быть, встретит кого-нибудь. Дариоло была влюблена и счастлива, и ей хотелось, чтобы счастлив был весь мир или хотя бы все хорошие люди. Мирийка украдкой посмотрела на Миранду, та это заметила и улыбнулась.
– Я вспомнила, с чего все началось, но будь я проклята, если понимаю, в чем дело.
– Сигнора Миранда, а что вы вспомнили?
– Утром я выглянула в окно и увидела под стенами замка каких-то собак. Они сразу же вскочили и убежали. Обычные дворняги, то ли грязно-белые, то ли очень светло-серые, небольшие, на коротких лапах. И что на меня накатило...
– Это очень плохо. Я видела такую собаку. В Мирии, на Санданге. А потом заболела Рената. Это собаки Дафны, они пришли за мной.
– Не говори глупости, – резко оборвала девушку герцогиня, – Дафна давным-давно мертва, Ренату отравили, а белых псов на свете немерено. Подумай сама: заявись они за тобой, плохо было бы тебе, а не мне. Нет, тут что-то другое.
– И все равно белые собаки не к добру.
– Может, и так, девочка, может, и так.
2886 год от В.И.
29-й день месяца Сирены.
Эр-Атэв. Эр-Иссар
Яфе-ар-Усман-ар-Амир-ар-Каркс-гар-Майхуб учтиво приветствовал седого смуглого старца.
– Да пребудут дни почтеннейшего Абуны чистыми и обильными, как воды небесной реки Гар. Брат моего отца, да станут его заботы легче голубиного пера, по приказу Величайшего из Великих на закате повел своих всадников в погоню за агорскими собаками, посмевшими нарушить указанную им от века границу. Но день примирения ночи и дня[105] – день мудрых советов, и я готов их впустить в ум и сердце. Мой слух преклоняется к твоим устам.
– Соловей на ветвях моего сердца воспрянул от радости, узрев сына великого Усмана. Но младший из львов рожден с булатом в руке, а не с пергаментом. Будет ли ему приятен наш разговор?
– Мудрейший, да пребудет... – красивое лицо молодого атэва отражало мучительную работу мысли, но потом Яфе махнул рукой и громко расхохотался, показав ослепительные зубы, – да пожрет меня мерзейший из саданов, если я смогу вести ишачью беседу и дальше. Конь и сабля и впрямь мне понятнее звезд и сказок, но Али просил, а я обещал. Если я не все пойму, то все запомню, а Наджеду нет веры в дядином сердце. И в моем тоже.
Придворный мудрец и астролог калифов Эр-Атэва, помнивший еще деда нынешнего владыки, неистового и жестокого Каркса, покачал головой. Принц Яфе был любимцем Эр-Иссара, но засыпающий возле гнезда черных скорпионов был в меньшей опасности, чем сын Усмана, способный укротить любого коня, но не подлость старшего брата и его змееподобной матери. Усман, пятьдесят и еще семь раз видевший, как зацветают мимозы, пока не назвал преемника, но весь Эр-Атэв уверен, что следующий калиф будет носить имя Яфе. И это хорошо, ибо повелитель повелителей должен быть львом, а не шакалом.
– Моя речь будет долгой и путаной, не соизволит ли молодой лев усладить себя чашей вина со льдом?
– Моя благодарность безмерна, мудрейший. Но я не буду сидеть, пока тот, кто старше меня, не опустится на подушки.
Абуна не стал чиниться. С Яфе всегда было просто. Веселый и порывистый, он отнюдь не был глупцом и понимал много больше, чем можно было от него ожидать. Звездочет подал гостю узорчатую чашу, предварительно отпив из нее, и, кряхтя, уселся напротив сына Усмана. В последнем трудно было заподозрить книгочея, и тем не менее из двоих принцев именно младший любил знание ради знания, хотя более всего рожденный под знаком Иноходца Яфе ценил породистых скакунов и оружие армских гор.
– Ты молчишь, мудрейший, – темные глаза Яфе сощурились, – значит ли это, что звезды предвещают беду?
– Они не обещают покоя, – это так, – вздохнул старец. – Из ничтожного яйца, если его вовремя не разбить, вырастает Болотный Лев, коего можно поразить лишь в глаза и пасть. Но не в силах ничтожного Абуны сказать сыну повелителя, где укрыта кладка.
– Но в его силах сказать, когда гады вылупятся и подрастут настолько, что станут опасны.
– Ты видишь дальше, чем я мог надеяться, Яфе, сын Усмана, – голос старого звездочета дрогнул, – гады войдут в полную силу, когда ты встретишь тридцать пятую весну, но никто не может поклясться, что ты ее встретишь.
– Но может ли кто-то поклясться в обратном?
– Нет, ибо я не устаю повторять: звезды предупреждают, но не приказывают. Четыре раза Та, Кто Приходит За Всеми, поднимет саблю над твоей головой, прежде чем твоя звезда сойдется со смертной звездой Эр-Арсий. Это все, что я могу сказать о тебе. Дважды Уводящая Всех взглянет в глаза Повелителю Повелителей и трижды его брату.