А как ты ненавидишь и презираешь людей, которые верят. Как ты над ними издеваешься. Повтори, что ты думаешь про них. Быдло, стадо, жалкие дураки, дойные коровы?
Да, да, мирные обыватели солнечной Лиарэ, это он про вас. Про вас, про ваших родителей, мужей, жен, детей, внуков. Слушайте своего пастыря, смотрите на него, вот он перед вами. Такой, каков есть. Вот его мысли, чувства, чаянья. Нравится?! А он не первый и не последний. Он один из многих, которых вы тянете на своем горбу. Ну? Что скажете? Будете его и впредь слушаться? Ах, не будете? А что будете?
Первой «бей!» завопила женщина... И еще одна. Женщины и любят, и ненавидят быстрее мужчин, особенно обделенные судьбой...
Ну, что, Орест, как тебе заваренная тобой каша? А теперь взгляни им в глаза, в глаза чудовищу, которое ты долго и старательно будил. Ты уже сказал достаточно, можешь замолчать. Теперь я разрешаю тебе бояться. Ты умрешь мерзкой смертью. Правильно, падай на колени, ползай на брюхе, умоляй о пощаде... Это последняя капля. Толпа еще может отступить перед мужеством, но труса разорвет на куски. Что ж, люди добрые, ату его!
Проклятье! Как же они орут. Да, Счастливчик, ничего более мерзкого ты не видел. И это те, за чье право жрать, спать и убивать себе подобных вы с Геро шесть с лишним сотен лет назад рискнули больше чем жизнью. Ты и дальше собираешься их спасать? Вместе с Эмзаром и пропавшим Романом? Чтобы они, воя от восторга, волокли на костер тех, кто им не угодил.
Скажете, магия? Их, бедненьких, заставили, а их сердца и души сотканы из любви и парного молока? Глупости, палача можно разбудить лишь в том, в ком он спит. Можно превратить человеческое тело в крысиное, но душу – извините... Ну, Рене? И к чему ты пришел? К тому, что чужак, объявивший Тарру погибшей, прав? Милое дело – увести из обреченного мира праведников, предоставив остальных их участи. Это справедливо... К кэргорам такую справедливость! И кто будет делить грешных и праведных? Наш чужак? Да что он понимает?! Проклятье! Когда же это закончится...
2892 год от В.И.
21-й день месяца Дракона.
Арция. Мунт
О заговоре ездивший в Лагу протектор узнал чуть ли не последним. Александру в очередной раз показалось, что он ослышался, так все было глупо и бессмысленно. Самым же гадким было то, что в дело оказался впутан Гастон Койла, которого Сандер любил с детства. Теперь Гастон собирался его убить... В такое было трудно поверить, но не верить было нельзя. Заговорщики были неосторожны, и их разговор слышало полсотни гвардейцев, не считая обоих Бэрротов.
Антуан времени зря не терял. Послав гонца в Лагу за протектором, он созвал Генеральные Штаты. Город гудел. Несмотря на позднее время, на улицах толпился народ. Горожане вытащили из сундуков шлемы и кирасы, в которых щеголяли во время Войны Нарциссов, и расхаживали по двое-трое с факелами в руках, видимо, в надежде поймать десяток-другой злоумышленников. Это было бы забавно, если б не Гастон, от которого Сандер предательства не ожидал. Койла был предан Филиппу, хотя в этом-то, видимо, и было дело...
Александр с эскортом с трудом пробирались через толпу, вопящую здравицы королю и его защитникам. На душе было мерзко, и не проходило ощущение, что происходящее – очередной дурной сон. Хотя тогда дурным сном была вся жизнь, от первого осмысленного взгляда в зеркало до смерти брата и свалившейся на голову короны. Странно, а ведь корона ему и впрямь снилась, корона, валяющаяся на полу в тронном зале... В том сне было что-то еще, но он позабыл.
Дворец Анхеля был окружен тройным кольцом, это-то еще зачем? Мятеж не мог кончиться удачей, да его и мятежом-то назвать можно было лишь с натяжкой, собралась горстка недовольных, разделила шкуру неубитого медведя и попалась. Но Бэрротам и горожанам нравилось изображать готовность ко всяческим неприятностям. Александр соскочил с Садана, и неудачно, старая рана напомнила о себе, отнюдь не улучшив настроения. В глаза бросилось бледное, взволнованное лицо Артура, явно прикидывавшего, как поудобнее заслонить герцога грудью. Кто-то заорал «Смерть предателям!» – и толпа ответила согласным ревом.
– Артур!
– Да, монсигнор!
– Позаботься, чтоб не начали громить особняки Вилльо и остальных.
Проклятый! Да Артур первый готов броситься на родичей королевы... Но самосуда он не допустит.
– Преступников будут судить, но женщины и дети не виноваты. Кодекс Розы запрещает мстить слабым и беззащитным.
Слава святому Эрасти, этот довод наш доблестный рыцарь понял, вот пускай и займется.
– Прикажите оцепить дворец Койлы и резиденцию кардинала. А здесь хватит сотни дарнийцев.
– Будет исполнено.
– Спасибо, Артур.
– Моя жизнь принадлежит моему сюзерену!
Как мало ему нужно для счастья... Александр Тагэре, прихрамывая, поднялся в Львиный Зал и опустился в ждавшее его королевское кресло. Но он еще не король. Еще нет... Яркий свет, взволнованные лица, гул голосов. Заседание Генеральных Штатов в отсутствие короля открывает канцлер, но канцлера в Арции нет, так же как и короля.
– Граф Бэррот!
Антуан почтительно наклонил голову.
– Прошу вас вести заседание.
А ведь он только этого и ждал. А может, все ложь и никакого заговора не было? Или, вернее, был заговор Антуана Бэррота против Гастона Койлы? Нет, Антуан не сумасшедший, он никогда не поставит себя в зависимость от полусотни гвардейцев, а Артур и вовсе неподкупен. Не нужно обольщаться, заговор был, и сейчас Генеральные Штаты будут судить заговорщиков.
Если бы Александр Тагэре был художником и ему предстояло изобразить аллегорию трусости, он бы возблагодарил небо, пославшее ему таких натурщиков. Эжени Шаре тряслась как в лихорадке. На лице красавицы, у ног и в постели которой перебывал цвет арцийского дворянства, была написана готовность отдаться любому, кто за нее вступится, и даже, если нужно, уйти в монастырь. Обычно самодовольная рожа Клавдия казалось слепленной из скисшего творога, Рогге походил на загнанную в угол крысу, а вид Пандайе внушал беспокойство за состояние его штанов. Реви кое-как держался, но было видно, что дается ему это с трудом. Спокойным был только Койла, невозмутимо слушавший красивый рассказ Антуана Бэррота о том, что произошло в Речном Замке.
Сандер смотрел на лучшего друга Филиппа, ненавидя себя за то, что не обождал с Указом о государственной измене. Не подпиши он его в день прибытия в Мунт, судьба Койлы была бы в его руках. Ты хотел, чтобы никогда не повторилась история с Жоффруа, чтобы обвиняемые не зависели от королевской прихоти? Что ж, смотри, как чужие люди судят того, кого ты любишь с детства, именно смотри, потому что вмешаться, не отказавшись от собственного слова, нельзя.
Гастон погиб. Проклятый, да он все делает для этого! Зачем? Одно дело признаться в том, что можно доказать, другое брать на себя то, в чем тебя не обвиняют. Клавдию с Пандайе не отвертеться, с Эжени все понятно, защити свою женщину и все такое. Но во имя Эрасти, зачем вытаскивать Реви, Рогге и Аганна?! Койла же их ненавидит. Сошел с ума? Не похоже, глаза смотрят осмысленно. Так же он смотрел перед битвой у Тар-Игоны... А Антуан с трудом скрывает свое торжество. Еще бы, милейший граф уже чувствует на поясе канцлерский ключ. И, самое печальное, он его получит, потому что неглуп и потому что Обену восемьдесят один и он почти не встает. И еще потому, что канцлер должен принадлежать к высшей знати и быть человеком в годах.
Ты не любишь Антуана Бэррота, но он умен и, похоже, предан. Он против мира с Ифраной и засилья клириков, а личные пристрастия, Сандер Тагэре, теперь придется оставлять при себе. Ты любил Гастона, а тот... Но с Обеном все-таки нужно посоветоваться. Проклятый. Да он же тут!
Сандер с нежностью посмотрел на огромную расплывшуюся тушу во втором ряду. Обен был хмур, как осенняя туча, но протектору и будущему королю стало чуточку легче.
2892 год от В.И.
21-й день месяца Дракона.
Оргонда. Лиарэ
Герцогиня Оргондская старалась не думать о том, кто и почему ее спас. Неужели тот самый Преступивший, которым пугают детей? Кто еще мог одолеть Предстоятеля антонианцев, и что теперь будет, куда они идут и зачем? Куда им вообще идти? Что станется с Сезаром и Анри? Неужели они так и останутся тиграми? Что там, на площади? Будет ли погоня? У ней осталось жемчужное ожерелье и кольцо. Может быть, кто-то из моряков соблазнится драгоценностями и отвезет ее в Арцию. Сандер – протектор, но рискнет ли он принять у себя Преступившую? Рискнет, Сандер – не Марк, но имеет ли она право стравливать его с антонианцами? С нее наверняка спросят и за Ореста, если с ним что-то случится... Но если не Арция, то куда им бежать? В Эр-Атэв? Клирикам туда хода нет, но кому она там нужна...
В просвете между покосившимися лачугами блеснуло море, герцогиня и ее спутники ступили на узкую прибрежную полосу. Тигры решительно повернули вон из города к высокому мысу, она послушно побрела следом, увязая в сером песке. До мыса было еще далеко, когда один из зверей (Марта не знала кто, отец или сын) глухо зарычал, почти простонал и без сил опустился на землю. Второй растерянно кружил вокруг упавшего, не в силах ничем помочь. Марта присела на корточки, робко коснувшись бархатистой шкуры. Отчаянье, которое она отгоняла все эти бесконечные дни, наконец взяло свое, и герцогиня бессильно закрыла лицо руками.
Из прострации ее вывел негромкий, но властный голос:
– Сударыня, попрошу вас подвинуться.
Марта подняла голову. Рядом стоял тот самый человек или нечеловек, что остановил беснующуюся толпу.
– Дайте мне пройти, сударыня, – повторил он, – возможно, я что-то смогу сделать.
Герцогиня с трудом поднялась и отошла, а незнакомец без страха (хотя чего бояться ЕМУ?) повернулся спиной к одному гигантскому зверю и склонился над другим. Марта не поняла, что он сотворил, но воздух вокруг лежащего заколебался, как будто она смотрела поверх пламени костра. Потом что-то замерцало, словно бы седой крутанул вокруг себя и замерших тигров полупрозрачный плащ. Марево развеялось быстро, и женщина увидела двоих мужчин, склонившихся над третьим. Затем седой поднялся, покачал головой, словно бы извиняясь, и отошел, оставив Сезара с отцом. Марта неуверенно шагнула вперед.