Филипп сразу же узнал мирийского наследника, убившего циалианку и бежавшего из страны вместе с красавицей-сестрой. Евгений добился для беглецов полного церковного оправдания, но брат и сестра не спешили вернуться на родину. Но что понадобилось Рафаэлю Кэрна на ристалище? А, что бы тот ни удумал, это отвлечет зрителей и выгадает время...
Мириец между тем был уже рядом. Торжественно став на одно колено, Кэрна весело и открыто взглянул в глаза королю, и тот невольно улыбнулся в ответ.
– Ваше Величество, позвольте мне, гостю из далекой страны, обратиться с просьбой к первому рыцарю Арции и хозяину великолепного турнира, собравшего знатнейших и благороднейших воинов вашей державы.
– Мы рады выслушать просьбу любезного нашему сердцу гостя, сына и наследника великого герцога дружественной Мирии. В чем состоит ваша просьба?
– Ваше Величество! Кодекс Розы для рыцаря превыше всего. «Измена сюзерену карается всего лишь смертью или заточением, измена чести – карается жизнью, коя становится страшнее смерти».
– Воистину так, – ответил, склонив голову, король, все еще не понимая, куда клонит Кэрна.
– Кодекс Розы дарует дворянину, в жилах которого течет королевская кровь, одну привилегию. Он может на турнире вызвать на бой любого рыцаря вне очереди. Я – Рафаэль Кэрна, маркиз Гаэтано, сын Энрике, великого герцога Мирии. Кэрна не Волинги, но наш род правит Мирией не одну сотню лет. Церковь оправдала меня, я больше не являюсь изгнанником. Ваше Величество, прошу разрешения вызвать присутствующего здесь благородного рыцаря Жореса Аганнского. Кто бы ни был его соперник, я имею право просить его уступить мне очередь.
Самое малое, что захотел Филипп, это задушить мирийца в объятиях. Как же вовремя он появился, Проклятый его побери!
– Твое желание, благородный гость, в радость хозяевам. Нет сомнения, граф Аганнский почтет за честь принять вызов такого противника. Ты желаешь сразиться немедленно?
– Да, – наклонил голову Рафаэль, – благородный рыцарь и так истомлен ожиданием.
– Что ж, поединок будет объявлен, как только ты будешь готов.
– Я уже готов, Ваше Величество!
Королю показалось, что он ослышался. Жорес Аганн был в полном турнирном вооружении, а мирийский наследник был одет для праздника, а не для боя.
– Но на вас нет доспехов, друг мой!
– Ваше Величество, кодекс Розы говорит, что вызывающий, дабы подтвердить чистоту своих помыслов, вправе отказаться от того, что дает ему преимущество над противником, чтобы никто не заподозрил его в нечестной игре. Я отказываюсь от доспехов, коня и оружия и прошу лишь, чтобы бой продолжался до тех пор, пока оба его участника в состоянии его продолжать. Со своей стороны присягаю и даю клятву по возможности не повредить ни моему благородному противнику, ни его коню.
Формально Рафаэль Кэрна был прав, но это было каким-то безумием. Вооруженный рыцарь и человек с голыми руками... Хотя почему безумие? Мириец дает Жоресу повод проявить такое же благородство и с честью выйти из положения, в котором он оказался благодаря глупости собственной матери и низкопоклонству тех, кого по недоразумению определили в судьи.
А герольд уже возглашал:
– Благородный граф Аганнский, принимаешь ли ты вызов благородного маркиза Гаэтано?
Нет, Жорес все-таки был дураком, причем дураком подлым. Скажи он, что не может уступить сопернику в любезности, откажись от доспехов и коня, или признай себя побежденным благородством противника, он еще мог бы спасти свое лицо и честь короны. Но Жорес хотел получить награду и звание сильнейшего рыцаря Арции. Хо! Сильнейшего... Жорес сносный боец, но Ландей или Гартаж затрясут его, как борзая зайца, не говоря уж о Сандере или Бэрроте. Этот дурацкий предназначенный победителю венок ему пойдет, как... как титул графа Аганнского. Из пуделя не выйдет льва, как его не стриги и не причесывай!
Даже получи он награду, такую победу никто не признает, разве что уличные стихоплеты накропают десяток-другой неприличных песенок.
Но мирийцу придется драться. Пешему с конным, безоружному с закованным в броню. Он не может позволить убить или покалечить наследника мирийской короны на глазах всех нобилей Арции. Что же делать?
Противники между тем заняли места. Жорес, как и положено при конном поединке, в воротах ристалища, Рафаэль определил себе место посредине. Мириец стоял легко и непринужденно, слегка выставив вперед левую ногу. В правой руке Рафаэль сжимал легкую шпагу, годящуюся разве что для дуэли, а левая рука была заведена за спину и скрыта небрежно накинутым на плечо плащом. Зрители беспокойно шумели, обсуждая невероятный поединок, до короля долетали выкрики, явственно свидетельствующие, кому принадлежит симпатия. Вилльо-Гризье и так все ненавидели, а Рафаэль был смел, весел и хорош собой, да и его история облетела пол-Арции. Спасти сестру из рук капустницы! Убить бланкиссиму! Арция возлюбила Кэрна с первого взгляда, а его явная дружба с Александром и покровительство кардинала и вовсе превратила чужака в родного.
Филипп не сомневался, случись что с мирийцем, унять разъяренную толпу будет трудно, но сделать он ничего не мог. Оставалось положиться на удачу и на любовь простонародья к Сандеру. Если тот, разумеется, станет защищать подлецов и убийц. Проклятый! Как же все мерзко... Его Величество король отличался великолепным слухом и вполне мог разобрать крики: «Позор!», «Давить Вилльо!», «Обрить «пуделя»!..» – и так далее...
Жорес тронул коня, Рито отбросил в сторону шпагу и плащ, гул толпы затих, и король услышал короткий жесткий смешок и насмешливый голос: «Доро! Ваи, доро!»[84]
2885 год от В.И.
2-й день месяца Лебедя.
Арция. Гарата
«Ты выходишь не спеша, даешь себя разглядеть. Все мужчины тебе завидуют, а женщины любят, – говорил старый Лючо, – покажи и Творцу, и Проклятому, что тебе никто не указ. Ты никого и ничего не боишься. Подумаешь, бык! У него сила, у тебя – сердце. Сердце байланте никогда не дрогнет...» Что ж, Рито Кэрна, вот и посмотрим, кто ты. Сталь против стали, это просто, а ты попробуй с голыми руками.
Рафаэль не думал, что Жорес станет драться, он просто давал тому возможность почетного отступления. Ради герцога, на которого было страшно смотреть. Рито знал, как жесток бывает выбор. Отца разрывали страх за Ренату и любовь к дочери, Александра – верность брату и честь. Странное дело, арцийским нобилям с детства вколачивали в головы Книгу Книг, а вот Кодекс Розы они знали понаслышке. Нет, в делах чести его новые друзья были безупречны, но вот старинную книгу с белой розой на переплете они в руках не держали, а Рито знал ее наизусть. И нашел выход, но Жорес им не воспользовался.
Что ж, «байла се кведа байла»[85], какой бы бык тебе ни попался. Рыцарь на коне – тот же бык. Могучий, тяжелый, яростный... Перед тобой бык, Рито. Бык. И ты должен его победить. Это всего лишь байла син нуэрда[86]. Ты вызвался сам, ты не отступил, захотел быть гордым, но за гордость надо платить.
Ну, доро, вперед! Губы Рито скривила презрительная усмешка. То, что он слышал про «пуделей» Вилльо, подтвердилось. Трусы, так как только трус будет цепляться за неправедную награду. Бык смел и прост, его теперешний противник будет похитрее, но разъяренный бык сам себе и конь с копытом, и всадник с копьем. А Жоресу придется на всем скаку разворачивать лошадь, на спине которой слишком большая тяжесть... Рафаэль был хорошим байланте, а хороший байланте знает, как взнуздать время, как оказаться там, где должно, ни мгновеньем раньше ни мгновеньем позже.
Хорошо, что Лючо учил его всему, в том числе и моне[87]. Сначала он узнает характер своего быка и доведет его до исступления. Это не так уж и трудно. В Аганна не нужно бросать дротики, их заменят выкрики из толпы. Ты хотел славы, доро, ты ее получил! Ты уже вне себя, дважды собирался послать коня в галоп и дважды удерживал, приноравливаясь к атаке. Да, ты зол и растерян, что ж, так тебе и надо! Надо же, на арцийском турнире затесался земляк, кричит: «Хола! Хола!»[88] Это радует.
Жорес наконец решился и помчался вперед, опустив копье. Нет, он не собирался убивать безоружного соперника, на это его ума хватило. Рыцарь решил опрокинуть наглеца опущенным копьем, действуя им как простой палкой. Это было разумно, но Жорес никогда не бывал в Мирии и не видел байлы.
Да, с атэвским арканщиком или легким фронтерским всадником, составлявшими одно целое со своими поджарыми стремительными конями, Рито пришлось бы несладко, но неповоротливый арциец, тащивший на себе не меньше пяти беров[89] железа, не считая бревнообразного копья, и его несчастный конь явно были не готовы к байле.
Натиск рыцаря казался страшным и всесокрушающим, но не для того, кто с шести лет учился выдержке, стоя среди площадки в ожидании несущегося быка. Обладавший грацией и ловкостью мангуста, Рафаэль, не дрогнув, выбирал нужное мгновенье и отскакивал в сторону. С каждым разом и без того выверенные движения мирийца становились все точнее. Байла шла вперед по своим извечным законам. Сначала заставить быка показать характер, затем вывести из себя, вынудить делать глупости, растрачивая силы, затем, вымотанного и разъяренного... прикончить? Вряд ли получится. И до этого еще дожить надо.
Про себя Рафаэль отсчитывал куэллы[90]. Первые две он провел отлично. Теперь заставим этого кабана угробить собственную лошадь. Жаль, на ней столько тряпок, не увидишь, когда она покроется пеной. Ну, да так даже лучше, быстрее спечется...
Движения Рафаэля приобрели обманчивую замедленность. Сейчас Жорес вообразит, что он сможет предугадать его следующий шаг и начнет дурить голову несчастному жеребцу, останавливая его на полном скаку и разворачивая в разные стороны... Лошадь было жалко, всадника – нет. Отскочив в очередной раз в сторону, Кэрна повернулся спиной к осатаневшему «пуделю» и послал воздушные поцелуи зрителям, взревевшим от восторга. Настоящий байланте никого не обделяет вниманием, и Рафаэль еще трижды «развернул» Аганна, чтобы раскланяться со всеми четырьмя галереями. Кажется, собравшиеся начинали понимать, что бой, изначально казавшийся им чуть ли не убийством, таковым не является, по крайней мере, по отношению к мирийцу. Но сочувствия Вилльо это не прибавило. Наоборот. Зрители понимали, что зарвавшемуся «пуделю» не грозит ничего, кроме позора, и это всех вполне устраивало.