Но не договорил – клинок эспады перерубил ему голосовые связки вместе с кадыком. Одновременно дага с легким хрустом проткнула глазницу Гвидо. «Удар быка» – одновременный удар эспадой и дагой по разным направлениям. Мастер Понс из Перпиньяна может гордиться мной, все сделано как по его учебнику…
Разворот, сближение, махи и одновременный дикий захлебывающийся вой обоих спитцеров. Пикинеры даже не успели палаши из ножен вытащить. Первый шлепнулся на пол с перерубленными связками на ногах, а второй, скрючившись, зажимает фонтан крови, бьющий из паха…
М-да… В самом деле, черт знает что… Порой я совершаю грандиозные ляпы. Рояли в кустах сверкают своими полированными боками. Думал, обвыкся уже. Пообтесался… Ан хрен! Ну как должны среагировать невежественные, средневековые и глубоко верующие персонажи, если на их же глазах кто-то соберется исправлять правосудие, исполненное их матерью католической церковью? Думать надо, барон. Думать, а потом делать. Тьфу… Таких солдат собственными руками изничтожил… Тем более непонятно пока, из-за кого. Но ничего уже не исправишь.
– Эка вы их, капитан! – Якоб восхищенно развел руками. – Сколько раз видел вас в деле, а все равно впечатляюсь. Я уже рубиться собрался.
– Добить? – хором поинтересовались Клаус и Иост, потянув из ножен кинжалы.
– Да… И, Якоб… сколько я их тогда нанял?
– Десяток… – почесал голову под саладом Бользен. – Здеся четверо. Троих срубили обозники вчера… Одного, самого крепкого из них, еще раньше ядром достало. Ну да… осталось еще двое. Все – одна компания. Они и держались особняком. Давно на них обращал внимание. Я вас правильно понял, капитан?
– Да. Сразу после того, как поднимемся на поверхность… – Я не стал объяснять причины приказа.
Якоб правильно все понимает. Оставшаяся парочка может превратиться в источник ненужных проблем. Да, я подозрительный урод. Да, я оскотинился по самое не хочу. Но я живой. И собираюсь таковым оставаться как можно дольше. Формально я прав. Ослушание приказу наказывается смертью однозначно. А в данном случае просто действую на опережение.
Подошел к казначею:
– Займись казной. Тебе привычней будет. А мы тут сами…
Некрепко схватившаяся кладка с одного удара посыпалась на каменный пол. Поднес факел к нише…
Так и есть: скрюченное, тоненькое тельце в белом саване. Девушка… Совсем молоденькая. Почти ребенок. Живая?
Якоб поднес полированный клинок кинжала к губам девушки, а потом, понурившись, отрицательно покрутил головой:
– Не успели, капитан. Уже отошла. Мы ее последние вздохи слышали.
– Но как?.. – Я безуспешно пытался нащупать пульс у пленницы. – Не может быть…
– Может, капитан… – Якоб осторожно оттер меня от тела. – Может… Дело такое… Забрал ее боженька к себе…
– Твою мать… – от безысходности выругался я. – Верните ее назад, что ли… Будет хоть какая-то могилка.
– Сделаем, капитан. – Якоб принялся приводить в чувство так и валяющегося в беспамятстве Нидербоккера.
– Ваша милость! Вам надо это видеть!.. – В зал ворвались вездесущие Иост и Клаус. – Там такое!.. Такое!..
– Что еще?.. – Я проследовал за ними в еще один коридорчик и опять выругался: – Ад и преисподняя! Я все-таки на хрен спалю чертово аббатство!
Клетки… Похожие на пеналы железные клетки с высохшими человеческими костяками внутри. Да что же это такое?! Похоже, несчастных женщин заморили голодом. Зачем? Млять, изуверы!
– Господин капитан… – Меня деликатно тронул за руку Хорст. – Здесь живых уже нет. Займемся насущным…
– Сам решу, чем заниматься. Что там с казной?
– Два запечатанных бочонка с флоринами. Судя по печатям, там должно быть по пять тысяч в каждом. В сундуках утварь драгоценная, золотые оклады. Поднимем наверх – смогу точно сказать, сколько и чего…
– Ну так поднимайте… – буркнул я. – Клаус, Иост – помогите казначею… Якоб, дай вина…
Вот так… Право дело, лучше бы я в эти подземелья не совался. Да и хрен с ней, казной этой. Знаете… я как будто извалялся в грязи. Прикоснулся к мерзости… гадости… Будь эти церковники прокляты! И что самое дерьмовое… они же творят подобное, искренне веруя. Млять!.. Настроение испортили на год вперед, суки…
– Капитан!!! Она все-таки живая! – вдруг заорал Бользен. – Ей-богу, живая!
– Твою же мать! Ну что тормозите? Бегом за обер-медикусом!..
Девушка опять стала проявлять едва заметные признаки жизни. Держись, милая, держись…
Привели мэтра Бельведера. Толстяк глубокомысленно похмыкал и приказал своим подмастерьям тащить несчастную наверх. М-да… Бельведер явно не обладает талантами Самуила, но уже не дикий коновал. По крайней мере, руки моет перед осмотром. Почти всегда…
Вы́ходит девчонку – награжу, а угробит… Угробит так угробит. Все под Богом ходим. Надо бы попросить почтенную Лилит присмотреть за несчастной. Вроде она с нами пришла. Да не ту Лилит, что богиня… Лилит – старая цыганка. С дочерью Евсенией при обозе обретаются. Прибились и как-то прижились. По крайней мере, у народа отторжения не вызывают. Гонений на них вроде бы пока нет. Лилит с Евсенией лошадок врачуют понемногу, могут и понос при необходимости травками угомонить. А это по нынешним временам очень пользительно. Ладно, все что мог – я сделал. Теперь казна…
Ценности в три приема перетаскали наверх. Где казначей и занялся пересчетом. Уже могу сказать – моя затея с вылазкой в аббатство закончилась успешно. Вернее, не столь успешно, как прибыльно. Вот только отчего-то эта прибыль душу не греет. Да и лично мне с этой казны достанется не так уж много. А еще из моей доли великому бастарду Антуану придется злата отсыпать. Да и ладно – все равно в прибытке останусь.
Отправил гонца в ставку за указаниями, затем проверил посты и ход освобождения аббатства от всего ценного, а потом растолкал Тука и стал надираться с ним винищем. Хотел разобраться с невестами Христовыми, в частности с аббатисой, но потом плюнул. От того, что я узнаю, за какие такие грехи заморили несчастных женщин, легче мне не станет. Млять… чувствую, опять вляпался барон в какое-то дерьмо. И скотт еще взялся ныть…
– Не дело, ваша милость. Не дело лезть в дела церковные.
– Грабить, значит, можно?
– Грабить можно, от них не убудет, – убежденно заявил Логан, – а вот в правосудие церковное негоже лезть.
– И что теперь?
– Да ничего. Сделанного не воротишь. Ох и славное у монашек винцо… – Тук алчно выхлестал кубок до дна. – И рыбка пригоже идет под мозельское…
– Нет, ты подожди, братец. Так что, получается, надо было несчастную бросить?
– Да нет… Хотя…
– А какого ты мне голову морочишь?
– Ну так… к тому… Вот вы знаете, за что ее осудили?
– Да откуда?..
– А ведьму помните?
– Ее забудешь… – Я действительно тот случай никогда не забуду.
В самом начале нашей истории мы с Туком повстречали настоящую ведьму. Да, самую настоящую. Ее везли в инквизицию на дознание. Со стандартным обвинением: порчу наводила, скот морила, посевы губила… и прочая подобная лабуда. Я по наивности раньше думал, что сказки все это… Короче говоря, после того случая я свято верую: ведьмы и остальные производные этого термина существуют. И все приписываемое им – чистая правда. Почти всегда…
– Вот! – наставительно поднял палец шотландец.
– За что так наказывают, братец?
– Достаточная редкость это в наши времена… – Тук задумался. – Раньше оно да…
– Не тяни, окаянный скотт. И подай мне каплуна…
– Поверье есть такое еретическое. Хотя церковь почти всегда закрывала на подобное глаза. Ежели невесту перед самым ее вступлением в брак живьем замуровать в основание моста, либо какого другого строения, то постройка будет стоять вечно.
– Это не тот случай. Ее замуровали всего две недели назад, а аббатству уже пара сотен лет. Там у нее еще кувшин пустой стоял, то есть воды ей немного оставили… В белом саване и стриженая. Девка… лет пятнадцать… а вообще, хрен его знает сколько ей лет, но точно молодая. Чернявая такая. На камне высечено «in расе», что значит «в мире» по-латыни. И дата.
– Ну да… ну да… – глубокомысленно изрек шотландец. – Значица, обитель сия принадлежит братьям-целестинцам… Монахиня она, скорее всего. Нарушившая обет али покаяние какое строгое. Может, вообще в сношении с нечистым уличена. Хотя тут что хочешь может быть. Но точно монашеского сану девка. Своих церковный трибунал наиболее строго наказывает. Особенно женщин – невест Христовых, значит. Я вот всего три случая таких припоминаю – и все с девками… Может, аббатису поспрошаем деликатно? Хотя не стоит… Э-эх, огласки бы не вышло…
– Не причитай… – Я уже сам был не рад тому, что освободил узницу. – Давай нажремся… А девка, может, и не выживет вовсе…
Пара дней пролетела как пара часов. Известий из ставки не было: думаю, не до нас им сейчас, да и гонец завтра-послезавтра только появится. Не скажу, что я огорчен. Да и солдатики отъедятся. Что совсем нелишнее.
Спасенная девчонка так и болталась на грани жизни и смерти. Но тут я ничем помочь не могу. Все в руках Господа. Нишу, из которой ее извлекли, замуровали обратно и подчистили все следы. Может, и удастся скрыть свое вмешательство в церковное правосудие. Ну никак не входит в мои планы попадать под горячую руку церковного трибунала. А еще девушка, кажется, с примесью испанской крови… армянской… грузинской… мавританской… В общем, явно не нордической расы. И возможно, даже вовсе немая…
Словом, все как бы в порядке. Было. До тех пор, пока рано утром не прибежал караульный и не сообщил, что подходит крупный отряд пехоты под предводительством нескольких рыцарей.
Вот этого еще не хватало для полного счастья… Ну ладно, пора подраться, а то подрасслабились совсем.
– Что стоишь? Труби сбор…
– А ежели вдарить? Их всего в два раза больше. Ну в два с половиной… – Тук азартно стукнул кулаком по ладони.
– Можно и вдарить… – Я сложил подзорную трубу и сунул ее в сумку. – Уильям, Якоб, Курт, Альмейда, мэтр Пелегрини: слушай диспозицию. Арбалетчиков на стены – и затаиться. Оставьте на виду несколько человек да обрядите их в котты обозников. Пусть часовых изображают…