Вот, например, второго декабря к дракону прилетала бабушка, и они устроили праздничные состязания, кто дальше огнём плюнет. Пару деревьев спалили. В этот раз он поддавался. А потом, как умел, золой нарисовал на листочке двух дракончиков – себя и бабушку – и для неё копию, она потом ещё прилетала забирать. Или вот десятого с орлом в карты играли, тот перо проиграл – тоже здесь, а двадцать первого у него зуб выпал… Стоп. Дракон не поверил своим глазам: гордость его коллекции – желтоватый и кривоватый клык исчез!
– Кто? – взревел дракон на весь замок.
От благостного настроения не осталось и следа. И дело вовсе не в том, что зуб был особым, – у дракона и раньше они выпадали. Получалось, в замке завёлся вор. Ящер метнулся к столу и нажал на небольшую кнопку красного цвета, раздался оглушающий звук сирены, и через пять минут в комнате собрались все обитатели замка. Они выстроились по стенке, гадая, что же такого произошло: две горничных, пять работников кухни, дворецкий и даже два конюха. Держать большее количество людей чешуйчатый считал ненужным роскошеством. И этих-то оказалось много.
– Кто украл мой зуб? – пробасил дракон грозно, указывая на пустой квадрат двадцать первого числа на доске.
Домочадцы отмерли, начались перешёптывания от «кому нужен какой-то зуб» до «недавно пыль смахивала, был».
Дракон смотрел на эти обсуждения, грозно сдвинув брови. Через несколько минут ожидания он кашлянул, и тут же все замолчали. Вперёд шагнул дворецкий – маленький толстенький человечек:
– Ваше драконшество, мы тут посовещались и решили, что это, наверное, прилетала зубная фея.
–Хм…– Объяснение выглядело логичным, тем более этим созданиям закон не писан, сквозь любую стенку пройдут, но что-то не вязалось.– Если бы это была зубная фея, то непременно оставила бы какой-то предмет взамен: монетку или подарок. А тут пусто!
Дворецкий удостоверился, что на доске действительно подарка нет, и выдвинул следующее предположение:
– Этот, как его, Дед Мороз. Он по трубам лазает, вполне мог. Зуб красивый, – дворецкий начал откровенно льстить, – вот и забрал, чтоб какому-нибудь ребёнку положить под ёлк у.
Эту версию дракон сразу отмёл как несостоятельную. Во-первых, до Нового года ещё три дня, а во-вторых, старичок с белой бородой и мешком за плечами – волшебник, а не грабитель. Его презенты настоящие.
– Точно, я всё понял, – оповестил с важным видом повар. – Это рыцарь проезжий. Чтоб потом всем показывать и говорить, что дракона победил.
– Возможно…
Версия казалась жизнеспособной ровно до того момента, как все не сообразили, что рыцари в эту сторону уже лет десять не заезжали.
На предложенную конюхом байку о дьявольском коне не купился вообще никто. Из другой сказки персонаж, да и копытами снять предмет со стенки вряд ли получится.
Ещё было выдвинуто много предположений, так что к концу разбора у дракона разболелась голова. Наконец все разошлись, сойдясь на самом правдоподобном варианте: после последней уборки крепление зуба расшаталось, а потом он упал и был случайно выметен с мусором. Объяснялось всё обычной невнимательностью горничных.
А через два дня к дракону прибыла его любимая бабушка и преподнесла внуку сюрприз – тот самый зуб, только в золотой оправе. Она, оказывается, когда в прошлый раз прилетала за рисунком, прихватила и его с собой. Потому что, как заметила эта старая леди, «по-настоящему ценной вещи просто необходимо достойное обрамление».
Праздник прошёл весело, и впоследствии дракон ещё не раз вспоминал события этого декабря. Драгоценный зуб снова занял место в импровизированном календаре. Но теперь переехал в ячейку 30, а двадцать первое число так и осталось пустым. Точнее, на месте зуба дракон когтем выцарапал лупу. И всем знакомым рассказывал эту детективную историю, случившуюся как-то под Новый год.
Как дочь Дракона себя нашла
В одной стране, добраться до которой можно лишь извилистыми заповедными тропами, жили драконы. Эти ящероподобные существа были разными: они отличались по внешнему виду, обладали всевозможными цветами и оттенками, владели разными способностями. Кто-то из них не умел летать. Да и огонь пускать не каждый был способен.
Проживал в этой стране у седьмого источника за правым поворотом один дракон со своим семейством. Он был сильным зверем, огнедышащим исполином с иссиня-чёрной чешуёй, отливающей серебром. Вид имел внушительный, но не было в ящере великодушия, каковое можно было ожидать от столь могучего создания. Дракон имел слабый дух, а чтобы этого никто не заметил, во всех сомнительных ситуациях громко рычал, вызывая парализующий страх у окружающих. Жену он выбрал себе необычную, вроде и драконьего роду-племени, но временами повадки её напоминали кошачьи, а изредка и вовсе на трусливого кролика становилась похожа. Мужа она перестала уважать вскоре после свадьбы, но предпочитала копить обиды вместо того, чтобы постараться решить это.
Плодом этого странного союза была дочь. Родилась она в ту пору, когда на небосводе владычествовала богиня луны, и в качестве приветствия, маленький дракончик получил от небожительницы чудесный дар превращения. Дар этот имел такое свойство: в минуту опасности дочь дракона теряла свою сущность, перевоплощаясь в какое-нибудь иное создание – она могла стать белкой, уйти на дно, как рак, ускользнуть змейкой в скалистые породы или, как страус, спрятать голову в песок. Даже жирафом быть пробовала, но переборщила с окраской: вместо аккуратных коричневых пятен её шкура покрылась разноцветными точками, и в результате от этого образа пришлось отказаться.
Прятаться ей приходилось в основном от отца, изредка – от матери, и поначалу неприятностей в себе такая метаморфоза не таила. Но по мере взросления нападки отца участились, усилилось и тревожное состояние его дочки. Ведь она не предполагала, что сильный папа на самом деле боится показаться слабым, а ещё хочет, чтобы она всегда оставалась в отчем доме. Он постоянно придирался: и некрасивая, и бесхозяйственная, и никто такую замуж не возьмёт. Хвалил разве что за тягу к знаниям.
С каждым днём дочь дракона становилась раздёрганнее и неуравновешеннее, и её всё реже можно было встретить в образе, данном при рождении. Уже и дракон-отец, вконец уставший от общества, на покой ушёл, в загородные владения отбыл, лишь иногда удостаивая семейство короткими визитами, но его слова прочно засели в голове у дочери, и в минуту приближения к ней какого-нибудь мужчины пробивались маячком из подсознания: «Опасность! Надо бежать!». Чаще всего она так и делала. И лишь единицы задерживались рядом. А надо заметить, в силу того, что в течение последних лет никто не видел в ней дракона, мужчины подходили соответствующие, «по образу и подобию». Например, разгуливала она обезьяной, и к ней подкатывал какой-нибудь орангутанг; прикидывалась мышкой – и вот уже рядом серый хвостатый грызун семенит. Если изредка оказывалась тигрицей, то в поле зрения появлялся разъярённый полосатый хищник. Но драконы, не замечая родства, никогда не подходили.
Однажды вечером сидела драконица в саду, на луну смотрела и размышляла о своей жизни. Так ей горько было, строки из самого сердца полились:
Год за годом идёт,
Быстрых дней суета,
И мужчина не тот,
И сама я – не та.
Надоело так жить,
Расстаюсь, ухожу.
Не могу я любить
Серых глаз пустоту…
Это она о мышастике подвальном вспомнила, который в то время её спутником оказался. На самом деле ей уже невмоготу чужие личины носить стало. Решение созрело внезапно: собралась она и на следующий день в путешествие отправилась.
Много дорог прошла дочь дракона, по-прежнему меняя обличия, пока не очутилась в очередном лесу. Дошла она до опушки и присела отдохнуть. Вдруг видит, бабочка летает, яркая, красивая, завораживающая. Опустилась на плечо летунья и говорит:
– Здравствуй, бобриха, почему ты такая грустная?
Та усмехнулась:
– Не бобриха я. От рождения дракона дочь. Только не могу я собой проявляться, разучилась давно: тревоги и страхи одолевают. Вот и видоизменяюсь, каждый раз приспосабливаясь к обстоятельствам.
Бабочка удивилась:
– А от сущности своей кто тебя отказываться заставляет? Можно быть кем угодно, но при этом себя не терять. Смотри.
С этими словами бабочка исчезла, а на её месте среди изумрудной зелени красовался цветок – самый очаровательный из всех, виденных каким бы то ни было бобром. А спустя минуту и цветка не стало, а с ветки соседнего дерева спускался яркий замысловатый плод, принадлежность которого было трудно определить. Ещё через несколько мгновений снова появилась бабочка:
– Видишь, я могу превращаться во что угодно, но при этом я остаюсь бабочкой. Аромат цветка уносится ввысь, вкус плода вызывает неземное блаженство, и, в конце концов, мои крылья несут меня навстречу ветру и солнцу. Я – это я, кем или чем бы ни казалась. Попробуй, и у тебя получится, нужно просто позволить себе быть собой. Драконы, я слышала, очень свободолюбивые звери.
Бобриха задумалась: видно было, она пытается переварить всё, что сказала бабочка.
– Но ведь мой отец всегда говорил, что ни один мужчина-дракон не посмотрит на меня, вот и приспосабливаюсь.
– Помогло? – рассмеялась бабочка. – Все твои спутники очень хороши, но не для дочери дракона, а для своих соплеменниц. Им тебя не оценить, точно так же как и тебе их главные достоинства не уразуметь. А папа твой свои страхи на тебя спроецировал, но подумай, благодаря этому какой багаж знаний ты приобрела! Не забудь его поблагодарить. И давай, наконец, превращайся, я не могу долго на одном месте находиться, а на живого дракона посмотреть охота.
Бобриха улыбнулась, потому что наконец поняла, нет, нутром почувствовала, о чём бабочка толковала. Она ощутила, как какая-то сила внутри рвётся наружу, и не стала сдерживаться.
– О, – послышался голос бабочки. – Ты, оказывается, такая большая и вся разноцветная, как я, очень впечатляющая.