Но Леона… Она будет ждать на вершине узкой лестницы, ведущей в его личные покои. Она предоставит ему возможность уединиться и ничего не скажет о когтях и вое, которые, без сомнения, время от времени доносятся до нее. Она считала себя более могущественной за это, за знание тайны Короля. Очередное предложение Колетты оказалось удачным, но Леона, свалившая свою жизнь на Лума, оказалась напрасной.
Ивеун зарычал, впиваясь когтями в стену. Кварех Син. Он думал, что только Петра способна вызвать у него столь бурный эмоциональный отклик. Но, похоже, она учила своего младшего брата примерно так же. Каким образом этот жалкий пройдоха смог одолеть его Леону, оставалось загадкой. А то, что ребенок-Дракон вышел из своей предполагаемой медитации, лишь подтвердило это.
Кварех не был смехотворным экземпляром, но и не являлся образцом Драконьей формы. Даже воля двадцати богов не могла перевесить карты в его пользу в поединке с Леоной. Ивеун втянул когти и сложил их на груди, ускорив шаг.
Сибил, сестра Леоны, сказала, что Кварех помог Луму — Химере и Фентри. Ивеун видел, как Леона превращает Фентри в ленту, а Химеру превращает не более чем в точило для своих когтей. Логика подсказывала ему, что столь ничтожные перспективы не могут представлять угрозы для его Мастера-Всадника.
Но логика не подвела, и вот он здесь — без нескольких Всадников, а его Леона исчезла гораздо раньше, чем он намеревался ее убрать. Кварех был жив и снова в Нове. Схемы Философской Шкатулки не были возвращены. Гильдия Алхимиков стала мошенниками — или стремительно шла к этому. И ни на что из этого нет ответа.
Когда все возможные варианты были исчерпаны, оставалось только невозможное объяснение.
Ивеун широкими шагами двинулся вперед. Ему нужна была дополнительная информация, и он знал только один способ получить ее с достаточной степенью уверенности: ему нужен был Дракон изнутри. К счастью для него, у него в запасе был как раз тот самый синекожий червь.
Мир материализовался под его ногами, когда он покинул свое необычное убежище. Он представил себе, что пока он находился в этой крошечной, исцарапанной когтями комнатке, ничего не существовало, что сами боги затаили дыхание и остановили все ради его мыслей. Когда он вышел на свет, мир засиял от их магии и обрел новую форму, проложив ему путь к прогрессу.
Ивеун уперся в стену на вершине лестницы. Она поддалась, и он вышел из прохода, который закрылся, образовав заднюю стену большого очага, занимавшего одну из стен его покоев. Они представляли собой сверкающий контраст с темным, грубо отесанным проходом, в котором он только что находился. Большая кровать на платформе была украшена шелками. Подушки были украшены кисточками из бисера, вырезанного из драгоценных камней. Один только письменный стол потребовал от трех мастеров четырех месяцев безостановочной работы.
Здесь были собраны все его любимые вещи, предназначенные только для него и тех немногих, кого он считал достойными смотреть на них. Ивеун был не в настроении. Он не желал пачкать сущность своей комнаты своим нынешним ожесточением. Он вернется, когда сможет успокоиться, зная, что меры приняты.
В коридоре его ждал ребенок, которого он вынужден был выбрать в качестве своего нового Мастера-Всадника. Ивеун даже не взглянул на мальчишку. Ему едва исполнилось двадцать. Его возраст делал три бусины более впечатляющими, но Ивеун видел лишь, насколько они скуднее, чем у Леоны.
Ему нужно было поскорее созвать Багровый Двор и проверить, насколько сильны его Всадники. Некоторые из них падут, а несколько неожиданных новичков выделятся из общей массы. Ивеун вырвет их из скромной жизни, чтобы занять место на вершине Лисипа. Ему оставалось только надеяться, что среди них появится женщина — потенциальный кандидат на место Мастера-Всадника. Ему было гораздо легче манипулировать существом, против которого он мог бы использовать сексуальность.
— Финнир? — потребовал он.
— Думаю, в его покоях. — Всадник очень привязался к своему господину: он знал, что именно нужно Ивеуну, всего лишь по одному слову.
На шее Ивеуна тихонько позвякивали бусины, а на груди красовалась декоративная пластина с символом Дома Рок. Серебро ярко контрастировало с его кожей цвета вина. Вокруг его талии был простой поясок, удерживающий драпированную ткань спереди и сзади. В остальном его телосложение было очевидным: рельефные мышцы зловеще пульсировали при каждом резком движении.
Даже Всадник отставал на лишние полшага. Нервозность промелькнула в его магии, убеждая Ивеуна в том, что его выбор, как себя преподнести, был вполне обоснованным. Он использовал свою сексуальность против женщин-всадниц и физическое присутствие против мужчин-Всадников. И в том, и в другом случае доминирование было налицо.
В конце концов, Ивеуну было все равно, любят его подчиненные или боятся, лишь бы эмоции были всепоглощающими.
— Доно, — поприветствовал его зеленокожий мужчина и отошел в сторону. Он был родственником из Дома Там, подопечным Доно, чтобы гарантировать лояльность других Домов своему правителю. Но одного его присутствия на Лисипе было недостаточно.
На шее мужчины висела тонкая золотая цепочка. Закалка металла шептала Ивеуну знакомые слова, уверяя его, что его магия — единственная сила, с помощью которой можно контролировать металл. Возможно, для какого-нибудь другого, менее сильного Короля было бы достаточно удерживать самых важных членов семей двух подчиненных Домов, но Ивеун предпочитал украшать своих подопечных петлями, которые он мог затянуть одним движением руки.
Для него превыше всего было господство над Лумом и Новой.
Поместье Рока открывалась с северной стороны, растекаясь по склону холма блуждающими аркадами, соединявшими небольшие шале. Доно улыбнулся, вдыхая сильный аромат полевых цветов и покорности.
Здесь жили его самые преданные подданные. Избранные родственники Син и Там — ближайшие родственники Оджи и Рю из Домов. Доно пригласил их в Поместье Рок и предоставил им одни из самых роскошных жилищ во всей Нове. Они ели как короли и спали как хозяева борделей. Им оказывали государственные почести и управляли делами как в Луме, так и в Нове. О такой жизни многие могли только мечтать.
И все, что он просил взамен, — это их непреклонная и беспрекословная верность.
Он прошел мимо своих покорных подданных, направляясь к одному из средних домов. Ивеун даже не постучал, прежде чем переступить порог величественного однокомнатного шале. Тот, кого он искал, удивленно уставился на него из-за стола, который по качеству едва ли не мог соперничать с письменным столом Ивеуна. Почти соперничал.
— Доно. — Финнир встал, лишь согнувшись в низком поклоне. — Я не ждал тебя этим утром.
— Разве? — Ивеун сложил руки на груди, удлинив шаг.
— Милорд? — На лице Финнира отразилось смятение, которое чувствовалось в его магии. Он явно не посоветовался с шептуном2 Дома Син. Или, что более вероятно, Петра не прислала никаких известий об авантюре Короля этим утром.
Ивеун отмахнулся от обвинений.
— Финнир, кому ты верен?
— Мой Король, я верен только тем, кому я был верен всегда, — вам и Дому Рок. — Его брови цвета потускневшего золота сошлись вместе, прочертив линии на его пудрово-синей плоти.
— У меня нет времени для допроса. — Ивеун преодолел оставшееся расстояние до стола напротив другого человека. — Гильдии в Луме все еще сопротивляются мне. А те, что не сопротивляются, еще не полностью приняли систему, которую я пытаюсь им навязать, — систему, которая является единственным препятствием на пути к тому, чтобы мир внизу был потерян для их собственных устройств, поскольку они высасывают из земли все до последней капли.
— Никто не понимал всей серьезности этого так, как я.
Финнир был умным и находчивым. То, чего ему не хватало в физической силе, он восполнял душевной стойкостью. Это было единственное, что сохраняло ему жизнь на протяжении последних десяти лет. Другой пользы от него семье точно не было. Хотя Ивеун нашел творческое применение своим талантам.
— Я не могу сражаться на два фронта. Я не могу уделять Луму столько внимания, сколько ему нужно, когда меня раздирают изнутри.
Финнир побледнел почти до белизны Фентри. Он слышал все многослойные смыслы слов Ивеуна. После кражи схем они не были в хороших отношениях.
— Чем я могу служить тебе, Доно? Ты — наш единственный истинный Король.
— Надеюсь, ты в это веришь, — подтолкнул Ивеун.
— Ты — все.
Доно верил в это. Без него Финнир давно бы умер. Ивеун знал, что в его руках ключ к будущему, которое искал Финнир. Для Дракона это была позорная сделка — добиваться власти и престижа не на узаконенных поединках. Но Финнир был Син, а Сины ставят цель выше средств, используемых для ее достижения. Они готовы вырезать себе глаз и продать его Харвестеру, лишь бы это пошло на пользу их целям, и именно так Ивеун оказался в этом затруднительном положении.
— Видишь, какое положение я занимаю, Финнир, и когда-нибудь ты получишь то, чего желаешь. — Глаза мужчины загорелись при виде такой перспективы. Само существование Финнира зависело от Ивеуна. Но будущее Короля лежало на плечах младшего Дракона. Брат Петры'Оджи, тот, кто унаследует Дом Син по крови и по рангу, если он каким-то образом победит свою сестру в поединке или если Петра и Кварех внезапно и таинственно будут найдены мертвыми. — А пока мне нужно, чтобы ты поговорил со своей дорогой младшей сестрой. Мне нужны ответы.
Финнир сделал паузу. Петра была той сущностью, упоминание о которой спустя более десяти лет все еще приводило его в уныние. Стыд был просачивающейся раной, и Ивеун надавил на нее, чтобы получить желаемое.
— Что ты хочешь знать? — процедил Дракон сквозь свои слишком тупые клыки.
— Я хочу знать, как Кварех выжил после нападения Всадников. Я хочу знать, что случилось с моими схемами. — Когти Ивеуна разжались при одном только упоминании о чертежах, на которых был запечатлен самый значительный прогресс, достигнутый в создании фило